Смерч войны
Шрифт:
Спешка Сталина объяснялась очень просто: его главный шпион Лаврентий Берия обнаружил, что в Институте физики кайзера Вильгельма, располагавшемся в Далеме, в юго-западном пригороде Берлина, проводились ядерные исследования, и русские хотели завладеть программой исследований, учеными, оборудованием, тяжелой водой и тоннами окиси урана [1334] . Не случайно Сталин всячески поощрял соперничество между Жуковым и Коневым: они действительно соревновались за то, чтобы их войска первыми заняли юго-запад Берлина.
1334
Beevor, Berlin, pp. 139, 324—325.
Берлинцы любят черный юмор, и в рождественские дни 1944 года они желали друг другу: «Будьте благоразумны — дарите гробы!» Или: «Радуйтесь, пока война. Мир будет еще ужаснее!» Страшно было под постоянными бомбежками союзной авиации, еще страшнее было думать о приближающихся русских полчищах: границы рейха от Балтики до Адриатики осадили армии численностью 6,7 миллиона человек, и все они рвались к Берлину. У Сталина теперь было значительно больше сил, чем у Гитлера при вторжении в Россию в 1941 году, — необычайный успех Советского Союза, достигнутый, правда, не без помощи Соединенных Штатов. Американцы поставили
1335
ed. Dear, Oxford Companion p. 681.
И, желая друг другу здоровья в Новом году, далеко не все берлинцы чокались бокалами шампанского. По иронии судьбы, самому либеральному и не нацистскому городу Германии предстояло подвергнуться жесточайшим разрушениям по той причине, что его выдающийся резидент 20 ноября 1944 года вернулся из логова «Вольфшанце» и с 16 января постоянно находился в бункере под старой рейхсканцелярией на Вильгельмштрассе. Здесь он предавался фантазиям о неизбежном военном противоборстве союзников, любил передвигать на карте призрачные армии и делать заявления о грядущей победе [1336] . Это, наверное, отчасти объяснялось неадекватностью коммуникационного центра. В отличие от великолепно оборудованной ставки в «Вольфшанце» берлинский бункер был оснащен телефонным коммутатором для одного оператора, радиопередатчиком и радиотелефоном, действовавшим только при поднятом аэростате [1337] . Его офицеры определяли расположение советских войск телефонными звонками по справочнику, ориентируясь на ответы на русском языке. Бункер под зданием новой имперской канцелярии был намного роскошнее, но фюрер избрал более безопасное подземелье под старой канцелярией: оно располагалось на глубине пятьдесят футов.
1336
Le Tissier, Zhukov on the Oder, p. 19.
1337
Guderian, Panzer Leader, pp. 323—326.
«И солдатам, и полевым командирам импонирует, если генерал поддерживаете ними постоянный контакт, а не полагается лишь на доклады штабных офицеров, — писал Уэйвелл в книге «Генералы и генералитет» («Generals and Generalship») в 1941 году. — Чем больше генерал проводит времени в войсках, а не в штабе, тем лучше». Конечно, Гитлер был главой государства, а не генералом. Тем не менее последние два с половиной года, а точнее, после Сталинграда, он почти не появлялся и перед народом. Всю информацию фюрер получал от штаба или от генералов, которые, как правило, должны были являться к нему на доклад. (Черчилль и Брук регулярно летали на встречи с союзными командующими.) В отличие от Черчилля Гитлер избегал мест бомбежек или проезжал мимо них на «мерседесе» с опущенными занавесками. Последний раз на публике Гитлера видели вдень его 56-летия, 20 апреля 1945 года, когда он приветствовал бойцов «Гитлерюгенда», отличившихся в бою. Арниму Леману запомнились лишь болезненный взгляд и слабый голос фюрера, обходившего шеренги, дергавшего подростков за уши и говорившего им, какие они храбрые. Анализ кинопленки с использованием современной компьютерной техники распознавания речи показал, что Гитлер с трудом выговаривал: «Молодец!», «Отлично!», «Смелый мальчик!»
7
«У меня такое впечатление, что нам предстоит очень тяжелая битва», — сказал Сталин, открывая последнее совещание перед взятием Берлина. И он был прав, хотя для штурма в его распоряжении имелось два с половиной миллиона солдат, 6250 танков и 7500 самолетов. Завершающее грандиозное наступление началось в понедельник, 16 апреля 1945 года, огнем 22 000 орудий и минометов, обрушивших на ослепленных прожекторами немцев такое количество снарядов, для перевозки которых потребовалось бы 2450 грузовых вагонов [1338] . Русским артиллеристам приходилось постоянно открывать рты, чтобы уберечь барабанные перепонки. Через шесть дней Красная Армия уже вошла в Берлин, но здесь она завязла в уличных боях: городская теснота и развалины в большей мере помогали немцам. Сотни советских танков были уничтожены с близкой дистанции реактивными противотанковыми гранатометами. 9-я армия генерала Теодора Буссе на юге и 11-я армия генерала Феликса Штейнера на севере безуспешно пытались отстоять город, в котором уже не было ни газа, ни света, ни воды и не работала канализация. Штейнер уже получил выговор от Гитлера, когда, уступая русским в численности войск один к десяти, не смог организовать контрнаступление, с тем чтобы не допустить окружения Берлина.
1338
Carruthers and Erickson, Russian Front, p. 178.
Последний приказ, подписанный Гитлером в бункере, был передан фельдмаршалу Фердинанду Шёрнеру в 4.50 24 апреля. В нем (оригинал находится в частных руках) говорилось:
«Я остаюсь в Берлине, чтобы с честью принять участие в решающем для Германии сражении и подать пример другим. В таком случае я послужу Германии наилучшим образом. Все должны приложить максимум усилий для того, чтобы выиграть сражение за Берлин. Вам надлежит прийти на помощь и пробиться к северу как можно скорее. С добрыми пожеланиями. Ваш Адольф Гитлер».
Подпись, сделанная красным карандашом, с учетом обстоятельств выглядит на удивление нормальной. Четырьмя днями ранее, в день рождения Гитлера, Шёрнер, которого фюрер ценил как настоящего «политического бойца», инструктировал своих офицеров в штабе, располагавшемся в чешском отеле «Масариков дум» возле Кёниггреца, на предмет того, как следует выполнять заветы вождя. Гитлер в завещании назначил Шёрнера, известного тем, что в его войсках больше всего расстреляли солдат за проявление трусости, новым командующим вермахта. Однако он через девять дней дезертировал из своей группы армий и, переодевшись в гражданское платье, сбежал на маленьком самолете и сдался американцам. Его передали России, где он и просидел в заключении до 1954 года. За последний
год войны в немецких войсках на Восточном фронте было вынесено 30 000 смертных приговоров за трусость две трети из них были приведены в исполнение.Красная Армия давно уже расстреливала любого захваченного в форме СС. Тем не менее эсэсовцы, даже избавившись от обмундирования, не могли скрыться от наказания, так как у них на левой руке в дюйме от подмышки была вытатуирована группа крови [1340] . Джон Эриксон предполагает, что именно поэтому многие эсэсовские формирования «сражались особенно яростно в последние дни битвы за Берлин, хотя военная полиция, как всегда, проявляла бдительность, вешала и расстреливала каждого, кого подозревала в дезертирстве» [1341] . Пораженческие настроения тоже считались тягчайшим преступлением, достойным смертной казни. Заподозренных в пораженчестве после импровизированного судилища в СС или гестапо вешали на фонарных столбах, прикрепив на шеях плакаты с надписями: «Меня повесили, потому что я оказался трусом и не защищал столицу рейха», или «Я дезертир, и мне не дано право жить», или «Такая смерть ждет всех предателей» [1342] . Считается, что в Берлине таким способом было умерщвлено около десяти тысяч человек. Примерно столько же погибло женщин (чаще всего совершавших самоубийства), изнасилованных красноармейцами [1343] .
1340
ed. Sayer, Allgemeine SS, p. 43.
1341
Carruthers and Erickson, Russian Front, p. 180.
1342
Le Tissier, Battle of Berlin, p. 107.
1343
Alan Judd, Sunday Telegraph, 27/4/2002, p. A3.
Страх заставлял немцев сражаться с упорством, невероятным в безнадежных ситуациях. Но как и при Монте-Кассино или под Сталинградом, в Берлине развалины, остающиеся после бомбежек и артобстрелов, создавали дополнительные возможности для действий его защитников, а их набралось ни много ни мало, а 85 000. Помимо контингентов вермахта, «ваффен-СС» и гестапо, город отстаивали иностранные добровольцы (прежде всего французские фашисты) и батальоны Volkssturm (народного ополчения), состоявшие из лиц старше сорока пяти и четырнадцатилетних юнцов, многие из которых не могли увидеть врага из-под шлемов, напоминавших ведерки для угля.
Пьянствуя и грабя в Восточной Пруссии, Силезии, повсюду в рейхе, русские солдаты мстили немцам за свои разрушенные города и села, которые они прошли за последние двадцать месяцев. «Красная Армия с ненавистью смотрела на опрятность ферм и городков Восточной Пруссии, фарфор в сервантах, чистоту в домах, аккуратно огороженные поля и упитанный скот» [1344] . Женщины Германии тоже должны были заплатить за четырехлетнее унижение вермахтом Советской Родины-матери. «Подверглись изнасилованию, — писал историк падения Берлина Энтони Бивор, — по меньшей мере два миллиона немок, многие из них неоднократно» [1345] . Только в Берлине за несколько дней до капитуляции было изнасиловано 90 000 женщин [1346] . Как шутил один ветеран Красной Армии, он со своими товарищами насиловали немок «колхозом».
1344
Max Egremont, Literary Review, 5/2002, p. 4.
1345
Beevor, Berlin, p. 410.
1346
Carruthersand Erickson, Russian Front, p. 181.
Но страдали не только немки. Красноармейцы насиловали полячек, евреек, освобожденных из концлагерей, даже советских женщин-военнопленных, нередко группами по десять-двенадцать солдат. Приказ № 227, объявлявший всех, кто сдавался немцам, предателями, не только разрешал, но и поощрял групповое изнасилование женщин, побывавших в плену [1347] . [1348] Не имели значения ни возраст, ни наличие желания, никакие другие критерии. В Далеме, например, без разбора насиловались «монахини, девочки, старухи, беременные женщины, только что разродившиеся матери». Существует множество неопровержимых свидетельств. Красная Армия, столь героически сражавшаяся на фронтах, насиловала немок в порядке вознаграждения при попустительстве со стороны старших офицеров и самого Сталина. Надругательство над женщинами чаще всего прощалось, к нему относились снисходительно, как к естественному праву завоевателя. «Разве так уж плохо развлечься с женщиной после стольких кошмаров? — говорил Сталин маршалу Тито в апреле 1945 года. — Вы думаете, что Красная Армия идеальна? Она не идеальна и не может быть… Важно то, что она бьет немцев» [1349] . Массовые изнасилования не только приносили сексуальное удовлетворение, но и служили средством унижения и мщения Германии. Если солдаты вермахта посеяли ветер операцией «Барбаросса», то их матерям, сестрам и дочерям пришлось пожинать бурю. Однако, надо думать, Красная Армия свирепствовала бы в Германии не меньше, если бы даже и не завидовала и не жаждала мщения. Когда войска Красная Армия в августе 1945 года вошла в Маньчжурию, они насиловала одинаково и японок, и не японок, хотя Советский Союз не находился в состоянии войны с Японией и японские войска не вторгались на его территорию [1350] .
1347
Simon Sebag Montefiore, Spectator, 20/4/2002, p. 34.
1348
В приказе № 227 об этом нет ни слова.
1349
Roberts, Stalin's Wars, p. 264.
1350
Chris Bunting, letter to TLS, 10/2/2006, p. 17; Kuramoto, Manchurian Legacy, passim.