СМЕрШная история часть первая 1941
Шрифт:
Он бы продолжал обдумывать, дойдя до самых безумных вариантов, но тут гляделки закончились. Паренёк отступил в сторону и начал показывать немое кино, вынуждая следователя напрячь все имеющеся у него извилины, чтобы понять его намерения. В начале – это было несложно, прижатый к губам ствол нагана истолковать легко. Дальше – труднее. Хлопки по правому боку и направленное на него оружие, он разгадывал пару мгновений. Нахмурившись, медленно и аккуратно достал из кобуры оружие и, также медленно, положил на стол. Взмах руки и он, подчиняясь произволу, отошёл к окну. В карманы пиджака перекочевал его револьвер, а затем и ТТ старлея.
После, белобрысый поганец, состроив странную мину на своём лице, полез к старлею в нагрудный карман. Тонкая стопка документов легла на стол, откуда он взял партбилет гэбэшника.
— Может, ты напишешь? — Устав угадывать, сдался и предложил очевидный вариант. Этот немой полудурок с силой зарядил себе по лбу наганом. Так, что даже скривился от боли. Взял из бронзового стаканчика химический карандаш и написал на папке с делом Качубаева странную фразу.
Сравни скрепки.*
Так так. Судя по дате, этот Клименко получил свой партбилет в октябре тридцать восьмого, но скрепляющие страницы проволочки сверкали как новые. Капитану даже не понадобилось доставать свою книжечку и так помнил, что у него скрепки поржавели давным давно, когда он попал под ливень. Он посмотрел на пацана. — Что это значит?
Карандаш опять зашуршал по картону.
Это немецкий диверсант. По скрепкам можно определить. У них они из нержавейки.
Дописав, парень выложил из карманов пистолеты на стол, а на револьвере дежурного вернул взведённый курок на место. Первым делом Максимов спрятал свой пистолет в кобуру, затем убрал ТТ в ящик стола. Из того же ящика достал наручники и, под одобрительным взглядом пацана, сковал энкавэдэшнику руки за спиной. Называть его диверсантом он пока не торопился, даже про себя: мало ли.
Не помешает связать ноги. Нужен острый ножик, или ножницы.Какое сегодня число?
Следящий за тем, что пишет парень, капитан сначала согласно кивнул, затем прищурился, а в конце сделал брови домиком. Перочинный нож он всегда носил с собой, передал его без всяких колебаний. — Сегодня суббота, двадцать первое июня. Ты что делаешь? Зачем? ... Бляха муха!
Извлечённая из распоротого голенища сапога диверсанта бумага с текстом на немецком языке стала ему ответом и веским аргументом для звонка в городской НКГБ.
* Прошу прощения за скрепки(всё-таки это альтернативная история).
***
Вечер понедельника. Подвал. Хоть и заперт в одиночной камере, мне не скучно, есть чем заняться. Испытываю свои новые возможности и восстанавливаю в памяти события первых месяцев войны.
Попасть туда, куда стремится каждый второй уважающий себя попаданец – такого не было в моих планах. Да, знал, что моё сознание проявится в другом теле. И да, знал, что попаду в прошлое, но чтобы так точно? Нет, такого я точно не хотел. Но, с другой стороны, могло забросить и глубже, где мне, жившему в веке компьютерных технологий, было бы намного хуже. Хотя, что может быть хуже войны?
Собранная из разрозненных кусочков мозаика плохо складывалась в цельную картину. Рассказанное ветеранами, пройденное в школе и в училище, прочитанное в художественной литературе и увиденное в фильмах с сериалами. Наконец – загугленное. Словно играя в чехарду, эти пазлы вертелись в голове и наслаивались друг на друга. В конечном итоге, признался себе, что суперпамяти у меня нет. Практически, за редким исключением, никаких точных дат вспомнить не удалось. Параллельно, с копанием в закромах памяти, тестировал органы чувств. Вывод, после всех этих тестов, был однозначным — мои способности не имеют никакого отношения к носу и ушам. Вообще!
Эксперименты и элементарная логика разрушили мою первоначальную теорию и, чтобы остаться в здравом уме и не погрязнуть в построении новых теорий, "забил" на научный подход, оставив всё как было. Пускай будет мутация. Обоняние со слухом изменились из-за облучения при переносе сознания (бред, но и хрен с ним). Неважно, как это называть, хватит того, что буду этим пользоваться.
Небольшая концентрация и я слышал, что происходило тремя этажами выше. Запахи, разговоры, стук пальцев по столу, звонки по телефону.
А выход газов из кишечника долбодятла Лигачёва услышал так хорошо, как будто прятался под его стулом. Вне пределов здания было сложнее, всего в нескольких метрах от внешних стен переставал что либо ощущать. До меня доносились звуки множества взрывов от бомбёжек и шума стрельбы ПВО, город бомбили второй день. Громкие звуки, но, это уже было не то. На уровне, как слышал раньше – не было визуализации событий.Особый нюх для меня стал не менее полезным. Дополненный слухом, позволял определить время суток, или, кто спал ночью с женой, а кто бухал с соседом. Многое становилось явным и часто это было противным, если меня не расстреляют, то руки большинства людей пожимать не смогу. Культура мытья рук, здесь и сейчас, оставляла желать лучшего.
Зрение, вкусовые и тактильные ощущения остались на уровне обычного человека, или даже чуть хуже. Не знаю. Всё познаётся в сравнении. Взяв в расчёт гипертрофированные обоняние и слух, следовало учитывать слишком много факторов. Мозгу хватало информации, чтобы перестать пользоваться глазами. Уши и нос были в стократ круче при ориентации в пространстве. Закрыв глаза, не прекращал видеть. Мне нет нужды дотрагиваться до моей лежанки, чтобы понять, что она сделана из пересушенных сосновых досок. А стена, слева от меня, на один градус холоднее противоположной, потому, что она наружная и за ней толща непрогретой солнцем земли.
Из проверенного источника, знаю, как зовут моего реципиента. (Лигачёву сообщили о моей "настоящей" личности) Я теперь Чванов Аркадий Валерьевич, пятнадцати лет отроду. Беглец из какого-то местного детдома, откуда приходила воспитатель на опознание. Парнишка, в чьём теле нахожусь, оказался сыном врагов народа. Главной врагиней назначили мамашу, её расстреляли три года назад, а Чванов старший, отбывал десятку по 58-ой, за недонесение на жену. Нет, читать ушами, или носом не могу: узнал благодаря привычке "страшного" майора шевелить губами во время чтения. Про мои личные подвиги там тоже понаписали, но майор не дочитал, срочно отбыл контролировать эвакуацию партийных архивов. Это было смешно и одновременно грустно. Вчера, в общую камеру посадили зам секретаря первички, предложившего начать сбор документации. Всё потому, что несвоевременная инициатива с мест, это разжигание паники. За это можно заработать перелом челюсти и место на шконке.
Собираю информацию и ожидаю допроса, возможно даже с пристрастием, вот только думаю, что допрашивать меня будут уже немцы. Большинство в здании понимает, что приход немцев в город неизбежен, вот и носятся пытаясь везде успеть. Мобилизация и эвакуация – в эти часы самые употребляемые слова. Чуть менее интенсивно идут разговоры о подготовке подполья и минировании значимых объектов. Про ловлю шпионов и врагов народа все временно подзабыли.
Ночью в здание забежали несколько человек, среди которых был Лигачёв. По их разговорам, стало понятно, что дела совсем хреновые. Началось время, когда каждый сам за себя. Пока военные защищают город, из него бегут все, кто может. Уже выпустили заключённых из тюрьмы, включая политических. Обрадовавшись, что будут выпускать здешних арестантов в нетерпении стал ходить по камере. Такие новости неплохо бодрят, но, радовался недолго, ровно до того момента, как пошли первые выстрелы. Старший майор госбезопасности лично руководил расстрелами. Два лейтенанта и пяток бойцов с винтовками заходили в камеры, зачитывали дурацкий, состряпанный на коленке приговор, после чего лейтенанты начинали стрелять из наганов. В двух общих камерах по двадцать и восемнадцать человек, осталось двенадцать и семь человек соответственно. По каким-то непонятным мне причинам кончали не всех. Дальше пошли одиночные и на четверых. Ещё пятерых людишек в расход. Этих тоже стреляли не всех подряд.
Не буду бахвалиться – испугался. Сдохнуть я хотел там, но мне пообещали ВОЗМОЖНОСТЬ. Да, всего лишь мизерный шанс и может быть я сам виноват, что не справился. Но, чёрт возьми, обидно! Год в клетке СИЗО, месяц в лабораторном комплексе, удачный прыжок и помереть от пули в подвале НКВД?
— Чванов на выход.
Твою дивизию! Пронесло. Спрятав перочинный нож в носок, вышел из парашного угла. Быстро оделся под удивлённым взглядом молодого энкавэдэшника, которого отправили выпускать пацана в одиночку.