Смерть длиною в двадцать лет

Мужчина сделал шаг вперед, преградив Пеллетеру путь.

– Если вы насчет ее отца, то она точно не захочет с вами говорить. Она порвала с ним навсегда. И ненавидит его.

– Но это никак не избавляет меня от необходимости поговорить с ней.

Мужчина переминался с ноги на ногу, словно готовясь дать отпор. Как и Пеллетер, он был крепок сложением и нисколько не обрюзг из-за возраста и сидячей писательской работы.

– Моя жена не разговаривает со своим отцом уже тринадцать лет. Поэтому все, что она может сказать, я могу сообщить вам прямо сейчас. А именно – ничего! Вам это понятно?

Пеллетер промолчал.

– Мне надо работать, – сказал месье Розенкранц и попятился, чтобы закрыть дверь.

Пеллетер, собираясь уйти, повернулся, но, когда дверь уже почти затворилась, спохватился.

– Еще только один вопрос! Если ваша жена давно не разговаривает с отцом, тогда почему она предпочла жить в городе рядом с его тюрьмой?

Розенкранц снова распахнул дверь, готовый уже чуть ли не лезть в драку. Но драться он, конечно, не стал, молча захлопнул дверь у Пеллетера перед носом, и в глубине дома послышались его удаляющиеся сердитые шаги.

Пеллетер нашел в кармане окурок сигары и вставил его в рот. Раскуривать под дождем новую сигару не хотелось.

Ступив из-под козырька под дождь, он направился по дорожке к воротам.

Из-за непогоды рано темнело. Во многих окнах уже горел свет. Пекарня Бенуа была закрыта. В кафе, где они с Летро завтракали, был вечерний наплыв посетителей. По булыжной мостовой к сточным люкам неслись многочисленные ручьи.

Пеллетер мог бы вернуться в участок, но у них, скорее всего, пока не было для него информации, как, впрочем, и у него для них. К тому же в участке ему сложнее было бы отказаться от предложенного Летро семейного ужина. Пеллетеру сейчас совсем не хотелось ни разговоров, ни домашнего уюта. Поэтому он отправился в свой отель, «Вераржан», располагавшийся на северной стороне площади.

Он сказал дежурному портье, что спустится к ужину через час, и попросил принести ему в номер пунша.

В номере он первым делом снял с себя мокрый плащ и шляпу, раскурил свежую сигару и взялся за телефонную трубку.

– Свяжите меня с полицейским участком, – распорядился он и, повесив трубку, стал ждать.

Сидя на краю постели, он курил, когда раздался телефонный звонок. Это был Летро.

– Да… Нет, ничего… Ее там не оказалось… Да я, в общем-то, и не особо рассчитывал на это… Нет, я переночую в отеле. Ты уж меня извини… Утром встретимся в кафе и потом поедем в тюрьму… Да, хорошо… Спокойной ночи. Ты звони, если что.

Он повесил трубку. За окном непроницаемой черной пеленой стояла ночь, ее прорезал только шум дождя и проносящихся изредка автомобилей.

У Пеллетера из головы не шли слова Мауссье о том, что кто-то убивает в тюрьме арестантов, и найденный потом на улице мертвец как раз и оказался тюремным арестантом.

И этот писатель американец вел себя как-то излишне агрессивно. Хотя, как знать, что чувствуют люди, когда тесть у них сидит в тюрьме. Ведь, в конце концов, все реагируют на полицию по-разному.

Девушка принесла ему пунш, и он, попивая его, стал переодеваться к ужину. После теплого напитка, сигары и сухой одежды он словно родился заново и вдруг понял, что жутко голоден. Отложив пока в сторону все насущные вопросы, спустился к ужину в самом что ни на есть оптимистичном настроении.

Внизу за конторкой портье девушка, принесшая ему пунш, читала журнал. Небольшой тускло освещенный обеденный зал сразу за вестибюлем вмещал в себя лишь шесть круглых столиков. В дальнем углу сидел всего один посетитель. Пеллетер выбрал себе место у окна поближе к настенному светильнику. От окна тянуло сквозняком.

Из подсобного помещения в зал вышел хозяин отеля и, хлопнув в ладоши, громко обратился через всю комнату к Пеллетеру:

– Инспектор! Ваш ужин уже готов, его сейчас подадут.

Другой посетитель оторвался от своей еды при виде этой театральной сцены. Они с Пеллетером смущенно переглянулись, и посетитель возобновил свою трапезу.

А хозяин уже стоял возле столика Пеллетера.

– Ой, ну расскажите мне все об этом деле, – сказал он. – Неужели у нас в Вераржане начали убивать людей на улицах? Нет. Нет, нет, нет, ни за что не поверю! – И, причмокнув, он покачал головой.

Хорошее настроение у Пеллетера тотчас же улетучилось. В таком маленьком городишке пересуды, конечно, были неизбежны, но для Пеллетера нежелательны.

– Да нам ничего пока не известно, – сказал он.

– Как это неизвестно? Ведь Бенуа нашел его прямо на улице, этого бедолагу!

Девушка принесла Пеллетеру его ужин – цыпленка в винном соусе с гарниром из тушеной спаржи. Поставив перед ним дымящуюся тарелку, она отступила назад и встала за спиной у хозяина.

– О-о-о, вот и ваш ужин. Ешьте на здоровье. Вам понравится. Приятного аппетита! – И он шепотом сказал девушке: – Оставь господина инспектора одного. Иди!..

Он снова повернулся к Пеллетеру – как раз в тот момент, когда тот положил себе в рот первый кусочек. Но тут же сообразив, что сам он, по-видимому, тоже мешает инспектору, еще раз пожелал ему приятного аппетита и повернулся, чтобы уйти, остановившись только по дороге ненадолго у столика другого посетителя.

Еда была вкусной, но Пеллетер ел автоматически, без удовольствия. Хозяин отеля своими вопросами вернул его к мыслям об этом таинственном деле. Кто вытащил Меранже из тюрьмы и когда его убили – в стенах тюрьмы или за ее пределами?

Он съел уже половину порции, когда на пороге обеденного зала появилась молодая женщина. Очень миловидная, в дорогом платье, подчеркивавшем ее изящные формы, но она явно чувствовала себя в нем неуютно, так как обернулась сверху шалью. С порога она всматривалась в зал, нервно крутя на пальце обручальное колечко.

Пеллетер немного подождал и махнул ей.

Она сразу же направилась к его столику.

– Инспектор, простите, что беспокою вас.

Посетитель за другим столиком, оживившись, обернулся на ее голос. В маленьком городке, как всегда, нельзя ни от кого укрыться. Только при этом почему-то никто ничего не видел и не слышал вчера вечером, когда был убит Меранже.

Пеллетер пригласил незнакомку сесть напротив, и она, отодвинув стул подальше, присела на самый краешек, тем самым подчеркивая, что не собирается пробыть здесь долго.

– Я – мадам Розенкранц, – представилась она и смущенно опустила глаза.

Она оказалась моложе, чем Пеллетер ожидал, – лет девятнадцати, не больше. И было ясно, почему Розенкранц женился на ней, – она была невероятно хороша собой.

Робко подняв глаза, она проговорила:

– Муж сказал, что вы приходили, хотели поговорить со мной.