Смерть дня (День смерти)

Я вцепилась в руль обеими руками, ладони в перчатках вспотели. Скинула скорость до шестидесяти пяти. До пятидесяти. Каждые несколько минут проверяла тормоза. Хоть я и живу в Квебеке уже несколько лет, все равно так и не привыкла к зимнему вождению. Считаю себя женщиной с сильным характером, но посади меня за руль в снегопад – и я превращаюсь в принцессу-трусишку. Я все еще опасаюсь зимних снегопадов, как и все южане. «О! Снег! Тогда мы, конечно, никуда не поедем». Жители Квебека смотрят на меня и смеются.

У страха есть подкупающая черта: он прогоняет усталость. Несмотря на утомление, я сохраняла бдительность. Зубы сжаты, шея согнута, мускулы напряжены. Восточная городская автострада лучше объездов, но ненамного. Дорога из Мемфремагога в Монреаль обычно занимает часа два. Я ехала почти четыре.

В одиннадцатом часу я уже стояла в своей темной квартире, измученная, но довольная, что вернулась домой. Домой в Квебек.

Я жила в Северной Каролине уже почти два месяца. Bienvenue [10] . Я уже начала думать по-французски.

10

Добро пожаловать (фр.).

Я включила обогреватель и проверила холодильник. Негусто. Подогрела в микроволновке замороженные буррито и запила безалкогольным пивом комнатной температуры. Не самая изысканная кухня, но насыщает.

Багаж, который я привезла во вторник, так и лежал нераспакованный в спальне. Подождет до завтра. Я упала в кровать, собираясь проспать как минимум часов девять. Телефон разбудил меня меньше чем через четыре.

– Oui [11] , да, – пробормотала я; лингвистические переходы в бессознательном состоянии даются мне с трудом.

11

Да (фр.).

– Это Пьер Ламанш. Простите, что звоню так поздно.

Я подождала. За все семь лет, что я на него работаю, директор лаборатории ни разу не звонил мне в три часа утра.

– Надеюсь, в Мемфремагоге все прошло нормально. – Он прочистил горло. – Мне только что позвонили из полицейского управления. Пожар в Сен-Жовите. Пожарные все еще пытаются справиться с огнем. Специалисты по поджогам приедут рано утром. Следователь хочет, чтобы мы тоже там присутствовали. – Снова прокашлялся. – Соседи говорят, хозяева должны быть дома. Их машины в гараже.

– Зачем вам я? – спросила я на английском.

– Пожар явно очень сильный. Если будут тела, то сильно обожженные. Может, всего лишь кальцинированные кости и зубы. Тяжелое расследование.

Черт! Только не завтра.

– Во сколько?

– Я заеду в шесть утра?

– Ладно.

– Предупреждаю, зрелище будет не из приятных. Там жили дети.

Я завела будильник на пять тридцать.

Bienvenue.

2

Я жила на юге всю свою сознательную жизнь. Мне никогда не бывает слишком жарко. Я люблю августовский пляж, платья на бретельках, потолочные вентиляторы, запах влажных детских волос, жужжание бьющихся об оконное стекло жуков. Однако лето и школьные каникулы я проводила в Квебеке. Во время академического года я почти каждый месяц улетаю из Шарлотта, что в Северной Каролине, где работаю на кафедре антропологии в университете, в Монреаль – трудиться в лаборатории судебной медицины. Это примерно две тысячи километров. На север.

Глубокой зимой я часто подготавливаю себя перед выходом из самолета.

«Будет холодно, – напоминаю я себе. – Но ты оденешься потеплее и будешь готова ко всему».

Да. Буду готова. Но происходит все наоборот. Первый пугающий глоток воздуха при выходе из аэропорта всегда выводит меня из равновесия.

В шесть утра десятого марта термометр показывал два градуса по Фаренгейту. Минус семнадцать по Цельсию. Я надела все, что могла. Теплое белье, джинсы, два свитера, походные ботинки и шерстяные носки. В последние положила блестящие изолированные утеплители, разработанные специально для улучшения самочувствия астронавтов на Плутоне. То же дерзкое сражение с погодой, что и вчера. Наверное, мне будет так же тепло.

Когда просигналил Ламанш, я застегнула куртку, надела перчатки и лыжную шапочку и вышла из коридора. Хоть я и не испытывала восторга по поводу предстоящей работы, заставлять его ждать тоже не хотелось. К тому же мне стало ужасно жарко.

Я ожидала увидеть темный седан, но Ламанш помахал мне из так называемого практичного спортивного автомобиля. Четырехколесный, ярко-красный, с гоночными полосками.

– Красивая машинка, – похвалила я, залезая внутрь.

– Merci.

Он указал подбородком на подставку посредине. Там стояли две пластиковые чашки и пакет «Данкин-донатс». Вот черт! Я бы лучше съела яблоко.

По пути к Сен-Жовиту Ламанш описал ситуацию. Я узнала немногим больше, чем уже слышала в три часа ночи. Сосед через дорогу увидел, как хозяева заходят домой в девять вечера. Через пару минут соседи ушли к друзьям в гости и задержались там допоздна. Когда возвращались примерно в два, заметили внизу по дороге отсвет, а затем пылающий дом. Другая соседка вроде бы слышала взрыв ближе к полуночи, но не стала узнавать, в чем дело, и легла спать. Район отдаленный и малонаселенный. Пожарная команда приехала в полтретьего и вызвала помощь сразу, как только увидела, с чем придется иметь дело. Две команды сумели погасить пламя только через три часа. Ламанш говорил со следователем в пять сорок пять. Тот подтвердил только две смерти, но будет больше. В некоторых помещениях еще слишком жарко или слишком опасно для поисков. Подозревается поджог.

Мы ехали в предрассветной тьме на север, к подножию Лаврентийских гор. Ламанш говорил мало, что меня вполне устраивало. Я не жаворонок. Зато этот аудионаркоман вставлял в магнитолу кассету за кассетой. Классика, поп, даже вестерн-кантри, – все переработано под легкую музыку. Возможно, она должна успокаивать – вроде мелодий, играющих в лифтах и комнатах ожидания. Но у меня подобные звуки вызывают только нервную дрожь.

– Далеко до Сен-Жовита?

Я взяла двойной шоколад с медовой глазурью.

– Около двух часов. Он в двадцати пяти километрах со стороны Мон-Тремблана. Вы когда-нибудь катались на лыжах?

На нем была длинная, до колен, куртка защитного цвета с отороченным мехом капюшоном. Сбоку я видела только кончик его носа.

– Ага. Очень понравилось.

Я чуть не заработала обморожение на Мон-Тремблане. Я тогда в первый раз каталась на лыжах в Квебеке и оделась как для гор Блю-Ридж. Ветер на вершине мог при желании превратить жидкость в водород.

– Как все прошло в Мемфремагоге?

– Могила оказалась не там, где мы предполагали, но разве это новость? Монахиню просто эксгумировали и перезахоронили в тысяча девятьсот одиннадцатом году. Странно, но никаких записей не осталось.

«Очень странно», – подумала я, потягивая тепловатый кофе. Альбом Спрингстина «Рожденный в США». Я попыталась отвлечься.

– Но мы ее все же нашли. Сегодня в лабораторию привезут останки.

– Нехорошо получилось с пожаром. Знаю, ты рассчитывала на свободную неделю, чтобы заняться анализом.