Смерть докторши

— Не тот ли это коммунист, — спросил Сутер, — который несколько лет назад вернулся из ГДР?

— Да, он самый, — кивнул Хункелер. — Нынче утром я к нему заезжал и впредь буду держать его в поле зрения.

О желании г-жи Эрни изменить завещание он, к собственному удивлению, словом не обмолвился.

Халлер доложил, что у него на подозрении Армин Меркле, поскольку тот выписывает правоэкстремистский листок. Что до пациентов, то он ничего особенного не заметил. Люди почти сплошь пожилые, смирные, они никак не могли совершить такое преступление.

Мадёрен сообщил, что занимался главным образом наркодилерами. Но из этих ушлых ребят ничего не вытянешь. Впрочем, он маленько их прижал и четверых балканцев отправил в следственную тюрьму. Судья все равно скоро их выпустит.

Насчет шестерых молодых людей с игровой площадки он разузнал не много. Эдуард Фишер, судя по всему, действительно не наркоман и угодил в рамки дознания чисто случайно. Женщины — явно мелкая сошка и вряд ли причастны к убийству. Двое из троих оставшихся парней, пожалуй, тоже мелкая мошка, на серьезные преступные деяния не способны. А вот Лукас Шиндлер, по прозвищу Лакки, случай тяжелый, имеет несколько судимостей. Сидел он за противозаконную торговлю наркотиками. За ним установлено круглосуточное наблюдение, — возможно, удастся через него выйти на крупных дельцов.

— Вы ясно представляете себе, что это могут быть за лица? — осведомился Сутер.

— Международная наркомафия, — ответил Мадёрен. — Если и не вероятно, то вполне возможно, что именно она в ответе за это убийство. Ведь базельская модель легальной выдачи наркотиков грозит распространиться и на другие страны. А это выбьет почву из-под ног наркомафии. Отсюда напрашивается вывод, что она может нанести контрудар, скажем в форме убийства.

Луди сказал, что ничего нового не раскопал. Но готов работать хоть круглые сутки.

— Цюрихская бульварная пресса ведет себя прямо-таки беспардонно, — возмущенно заявил Сутер. — Мало того что она самым наглым образом вмешивается в базельские дела и без стеснения выставляет оценки соседнему кантону, так нет, еще и бесстыдно печатает собственные бездоказательные измышления. И таким манером ставит под вопрос все расследование. После звонка анонима — а звонил именно аноним, — который утверждал, что орудием убийства явился разделочный нож, цюрихские писаки в форме вопроса представили сие заявление как факт, что выглядит сущим издевательством над всякой журналистской этикой. Алчная погоня за сенсацией парализует базельскую уголовную полицию. Здесь, на Рейне, мы привыкли действовать тщательно и скрупулезно, отличая факты от предположений. Сперва эти щелкоперы даже отрицали, что записали звонок на пленку. Чтобы положить конец проискам этих стервятников, пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию. Главный прокурор, по моей просьбе, хорошенько поднажал в Цюрихе и благодаря своим связям добился, чтобы газета выложила пленку с записью звонка. Ее везет курьер, в Базеле она будет уже нынче к вечеру и сразу поступит в распоряжение экспертов.

На этом совещание закончилось. Потом Луди, Халлер, Мадёрен и Хункелер еще посидели в кафетерии. Настроение у всех четверых было паршивое.

— Кошачья шерстинка, письмо с угрозами, анонимный звонок и разделочный нож, которого у нас нет, — сказал Луди, — чертовски мало. Для чего нам эта хитрая аппаратура, раз толку от нее никакого? Если парня в компьютере нет, то и компьютер совершенно бесполезен.

— Ясное дело, он там есть, надо только найти его, — сказал Мадёрен.

— Мотива нет, — вздохнул Халлер. — Зачем кому-то понадобилось убивать докторшу?

— Это наверняка наркомафия, — опять завел Мадёрен. — Если повсюду в мире будут совершенно легально раздавать наркотики, то мафия не сможет торговать своим зельем, а в результате потеряет миллиарды. Сильный мотив.

— Если это и вправду был кто-то из наркоманов, — заметил Луди, — его давно и след простыл.

— Почему она впустила преступника? — спросил Халлер. — И почему вообще была на работе, а не дома?

— Доктор Кнехт вернулся? — полюбопытствовал Хункелер. — Ты с ним беседовал?

— Да, — ответил Халлер. — Загорелый такой, в отличной форме, прямо кинозвезда. Времени у него было в обрез, слишком много пациентов и приемной. Он понятия не имеет, кто бы это мог быть.

Мадёрен опять смотрел собачьим взглядом, которого Хункелер не выносил.

— Когда про завещание рассказывал, ты кое о чем умолчал, — сказал Мадёрен. — Я сразу — заметил, потому что давно тебя знаю.

— О чем же я, по-твоему, умолчал?

— Вот и я думаю — о чем?

— Я сообщил все, что можно и нужно.

— Не-а, — с собачьим упрямством повторил Мадёрен.

Хункелер почувствовал, как его бросило в жар, причем вовсе не от июльского зноя. Так бы и взял парня за шкирку да вмазал как следует!

— Стоп! — сказал Луди. — Спокойно, ребята. Мы одна команда.

Хункелер встал и вышел из кафетерия.

В машине комиссар вытащил записку, составленную сегодня утром. Вытер потную шею и принудил себя успокоиться.

Нотариус Гербер, прочел он. Можно вычеркнуть. Заглянуть в «Молочную», Лакки Шиндлер. Возможно ли долго жить без любви?Наверняка нет, даже у Кристы Эрни был любовник. Значит, и это можно вычеркнуть. Студент-медик Эдуард Фишер, Альбин и Конрад, Авраам и Ворчунья. Трижды семь — двадцать один. И кто был другом Регулы Хеммерли? Несусветная жарища, что правда, то правда, — все это тоже можно вычеркнуть. Ладно, съездим-ка на Брудерхольц.

Семейство Фишер проживало на самой вершине холма в вилле, утопающей в зеленой прохладе. К западу раскинулось открытое поле. На горизонте врастяжку лежал Блауэн [8] , этакий ручной зверь, в шубе густых лесов.

Открыла ему г-жа Фишер, дама в белых обтягивающих брючках, моложавая, обвеянная легкой печалью. Типичная базельская жительница, подумал Хункелер, они всю жизнь держат себя в форме, готовые к чему-то, что в этом неэротичном городе не наступает никогда.

8

Гора на юге Шварцвальда.

Он назвал себя, г-жа Фишер явно испугалась, провела его в неброско обставленную гостиную с видом на парк. Принесла ему стакан апельсинового сока и села, закинув ногу на ногу.

— Эдуард в парке, под ивой, — сказала она, — он неважно себя чувствует. Вчера уже приходил один из ваших, господин Мадёрен, изрядно помучил мальчика.

— Знаю, — сказал Хункелер. — Я не собираюсь его мучить, просто хочу поговорить.

— Сначала поговорите со мной. Прошу вас.