Смерть хлыща
Шрифт:
– Я знаю. И теперь никто уже не сможет расколоть Сэма Пикока. И уж его-то убил точно не Харвей Грив. Кстати, вы говорили с Ниро Вульфом?
– Нет. Он отказался от встречи со мной. Я хочу…
– Мне плевать на то, что вы хотите, но если мое имя есть в вашей записной книжке, вычеркните его. Я поздоровался с вами за руку только потому, что там были люди.
И я зашагал прочь.
Мне показалось, что я достаточно твердо объяснил, что желаю остаться в покое. И в самом деле, шагов за своей спиной я не слышал. В вестибюле толклись какие-то люди. Кто-то даже воскликнул: «Да ведь это же Арчи Гудвин!», – но я не останавливаясь прошмыгнул на улицу. Мне пришлось дважды осмотреться,
Я открыл дверцу и сказал:
– Ты даже на день не постарела, не говоря уж о двух.
– А вот о тебе этого не скажешь. – Она окинула меня придирчивым взглядом.
– Я постарел на два года. Поручения есть?
– Нет. Залезай.
– Лучше бы тебе пересесть назад, – посоветовал я. – И опусти стекла с обеих сторон. От меня несет, как из ночлежки. Ты не выдержишь.
– Я буду дышать через рот. Поехали.
Я обошел вокруг машины, сел на место водителя, запустил стартер и выехал на проезжую часть. По дороге поинтересовался, откуда появился «додж». Лили сказала, что взяла его напрокат, поскольку фургончик остался у шерифа как вещественное доказательство. Да и потом ей не хотелось разъезжать на машине, в которой убили человека.
– Я не спросил Доусона, сколько за меня выложили, – сказал я, – поскольку решил поставить его на место. Сколько?
– Тебе это так важно?
– Да. Для отчетности. Самая низкая сумма, за которую меня выкипали, была пятьсот долларов, а самая высокая – тридцать тысяч. А сколько я стою для населения штата Монтана?
– Десять тысяч. Доусон предложил пять, а Джессап пятнадцать. Судья присудил половину суммы. Меня никто не спрашивал.
– А что бы предложила ты?
– Пятьдесят миллионов.
– Умница.
Я потрепал ее по коленке.
Мы выехали за пределы города. Примерно милю я то нажимал на педаль газа, то отпускал ее, пробуя двигатель. Он был в порядке. Наконец Лили спросила:
– Ты не собираешься задавать мне никаких вопросов?
– Еще как собираюсь, но не среди этих колдобин. Скоро будет удобное местечко.
Прямо за оврагом слева от шоссе раскинулся небольшой ельничек, куда я и съехал. Остановившись в теньке, я приглушил мотор и повернулся к Лили.
– Два дня и одну ночь я мучился от того, что не могу задать никому определенные вопросы; теперь ты в моих руках, так что отвечай. Когда в субботу вечером я вышел из танцевального зала вскоре после прихода Сэма Пикока, ты танцевала с Вуди, Фарнэм танцевал с миссис Эймори, Дюбуа с женщиной в черном, а Уэйд – с девушкой, которую я прежде видел, но имени не помню. А ты сама-то видела Пикока?
– Пару раз, но издали. Потом он куда-то пропал, да и тебя нигде не было. Я подумала, что ты повел его к Ниро Вульфу.
– Увы. Там торчали Хейт с Уэлчем, так что мы решили отложить свидание. Теперь слушай внимательно. После того, как ты закончила танцевать с Вуди, видела ли ты, чтобы Пикок с кем-нибудь разговаривал?
– Нет. – Лили нахмурилась. – Я была довольно далеко и… Пожалуй, нет.
– А кто-нибудь из тех, кого ты знаешь, выходил из танцевального зала?
– Если да, то я не обратила внимания. Нет.
– Жаль. Это чертовски важно. Сама знаешь, бывает, что люди что-то видят, но не придают этому значения и отбрасывают как несущественное. Может быть, если ты закроешь глаза или присядешь, или даже полежишь и сконцентрируешься на всем, что ты видела, то тогда что-нибудь и вспомнишь? Попытайся.
– Вряд ли… Но я постараюсь.
– Хорошо. Теперь о том, что тебе хорошо известно. Есть все-таки предел. Шесть бананов. Целый
пирог. Лучшая икра и лучший паштет. И скромно окрестить этот лукуллов пир закуской. Правда, ты спасла мне жизнь.– Иди к черту, Эскамильо. Я же тебя втянула в эту передрягу.
– Ничего подобного. Втянул меня Икс, и он горько раскается. Где мистер Вульф?
– Должно быть, у Вуди. Мы туда заедем. Вчера и сегодня Вульф провел больше времени у Вуди и на ранчо, чем в коттедже.
– А почему на ранчо?
– Потому что там эта девица. Пегги Трюитт. Кэрол привезла ее сюда вчера вечером. Джессап приехал и два часа допрашивал ее в твоей комнате. Около одиннадцати он позвонил из гостиной Кэрол, что выезжает к ней вместе с Пегги. Они поехали на его машине, а уже за полночь Джессап вернулся сюда с Вульфом. Они мне ровным счетом ничего не сказали, а сегодня спозаранку я выехала в Хелену. Вот на этом «додже». Домой я не возвращалась, но пару часов назад я звонила Кэрол, и она сказала, что Вульф провел у нее почти весь день, запершись с Пегги Трюитт, и что он и сейчас у нее, но спросил, может ли она часов в пять отвезти его к Вуди. Поэтому сейчас он скорее всего у Вуди. Либо на ранчо. Ты его знаешь лучше, чем я. Может, Пегги Трюитт – его идеал женщины?
– У него нет идеалов. Это обычное процеживание.
– В каком смысле?
– Тот же процесс, что при процеживании кофе, но наоборот. Когда фильтруешь кофе, то выпиваешь то, что проходит сквозь ситечко. Здесь же наоборот – используешь то, что остается после того, как задашь уйму вопросов. Значит, ты не знаешь, встречался ли он с Хейтом?
– Нет. А это важно?
– Может быть, и не очень. Просто мне хотелось бы поприсутствовать при их беседе – я наверняка получил бы удовольствие. Что там еще? Ах, да, Джессап сказал, что ты ездила к Фарнэму фотографировать его постояльцев и что никто, кроме самого Фарнэма, не возражал. А как вели себя остальные?
– Джессап сказал, что это официальная просьба, но подчеркнул, что это только просьба, поэтому любой вправе отказаться, не называя причин. По-моему, очень хитроумно. Вы с нашим гением еще сделаете из него человека. Кстати, теперь, когда мы сидим, я ощутила… аромат. Довольно экзотический. Это пройдет?
– Нет, сохранится навечно. Отныне будем встречаться только на улице при сильном ветре. Ты отправила фотографии Солу?
– Еще бы. В шесть утра я была уже на ногах и отвезла их к десятичасовому самолету. Сейчас снимки уже у Сола. Ты тоже подозреваешь кого-то из наших?
– Не знаю. Я не имею права никого подозревать, пока хоть немного не поработаю. И не приму ванну, – добавил я, запуская мотор.
Мы выкатили на шоссе.
К Вуди-холлу мы подъехали без десяти семь. Я вылез из «доджа» и вошел в вестибюль. Там никого не оказалось, и я прошествовал в апартаменты Вуди. Сам Вуди сидел в кухне на табурете, помешивая что-то в кастрюле. Вульф стоял рядом и наблюдал. Из-за Вульфа кухня как-то съежилась и сразу стала очень маленькой.
– Похоже, я как раз вовремя, – сказал я.
Вульф взглянул на меня, шагнул навстречу, присмотрелся внимательнее и прорычал:
– Приемлемо.
Мои нервы были уже на пределе.
– Что для вас, черт побери, приемлемо? – запальчиво спросил я.
– Ты здесь, целый и невредимый, и язык еще не отсох. «Вовремя» говоришь? Да, ты и впрямь вовремя. Мистер Степанян как раз заканчивает готовить свое любимое блюдо, «хункав беянди». Рецепт придумали в Армении, но турки уверяют, что знают его со времен Магомета. Это кебаб с фаршированными баклажанами, которые турки называют «имам бейлди» – головокружительный имам. Лук, обжаренный в масле, помидоры, чеснок, соль и перец. В тюрьме было грязно?