Смерть и немного любви

– Ладно, давай деньги и можешь выметаться отсюда, – благодушно разрешил Паша. – Или ты еще чего-нибудь хочешь?

– Хочу, – неожиданно резко ответила Вероника Матвеевна. – Хочу рожу твою поганую никогда не видеть, ублюдок.

– Ты полегче, – окрысился он. – У самой-то рожа… Сдохнешь – вот и не увидишь больше. Давай поспешай к могилке, сделай себе облегчение. Я уж по старой памяти сам лично тебя обмою да в последний путь обряжу, не забыл еще, как это делается.

– Лучше б ты имя мое забыл и адрес, сволочь. Все жилы из меня вытянул, всю жизнь отравил! Господи, за что же мне такое наказание!

Женщина заплакала, с ненавистью глядя на отца своего мальчика и не закрывая лица руками. Она желала себе смерти и в то же время боялась умирать. Ведь когда она перестанет жить, сын такого удара не перенесет.

* * *

Участковый, на территории которого находился дом, куда вошла Вероника Матвеевна Турбина, оказался симпатичным молодым пареньком с белесыми ресницами и мальчишеской улыбкой. Коротков терпеливо дожидался его почти два часа, пока тот пришел после обхода участка.

– Коля, мне нужны сведения о лицах, проживающих в этом доме, – сказал Коротков, протягивая участковому бумажку с адресом.

– Обо всех? – уточнил Коля. – Там все квартиры коммунальные, жильцов много.

– Туда вошла женщина, Турбина Вероника Матвеевна. Я хочу знать, к кому она могла приходить. Может быть, ты мне навскидку скажешь?

– Турбина, Турбина… – задумчиво повторил Николай. – Нет, такой фамилии я не помню. Надо смотреть каждого.

Он достал из сейфа папку, из которой извлек длинный список жильцов интересующего их дома. Ни одна фамилия в этом списке внимания не привлекала.

– Сделаем проще, – предложил участковый. – Сейчас пойдем с поквартирным обходом, быстренько выясним, к кому сегодня приходили гости, а там уже проще будет. Вы со мной пойдете?

– Нет, – покачал головой Коротков. – Турбина знает меня в лицо, я только сегодня с ней беседовал. Ты уж давай один, ладно?

– Лады. Она из себя какая?

– Пожилая женщина, семьдесят лет, маленькая, худая, волосы седые, забраны в пучок. Одета в темно-синее платье, сверху – серый плащ. Да, еще косынка на шее, светлая такая.

Юра остался в отделении милиции, а молоденький участковый отправился рассказывать жильцам дома душераздирающую историю о том, как сегодня на улице ограбили девушку и преступник скрылся вот как раз в этом подъезде. Вернулся он примерно через полтора часа и сообщил Короткову, что пожилая женщина навещала дважды судимого алкаша Павла Смитиенко. Они тут же взяли в паспортном столе данные на Смитиенко, но ничего интересного не обнаружили. Что общего могло быть у него с пожилой женщиной?

– Что у тебя есть на этого типа? – спросил Коротков.

– Пьянь, – поморщился Николай. – Не работает, поддает каждый день.

– А на какие шиши, если не работает?

– Ну вы и спросили! – засмеялся тот. – Это раньше, когда статья была за тунеядство, можно было докапываться, кто на какие деньги пьет. А сейчас это никого не интересует, законом не возбраняется.

– Ты мне про законы-то не рассказывай, я их не хуже тебя знаю. А ты как участковый должен знать, кто у тебя на территории чем дышит.

– Да вы что, Юрий Викторович, – возмутился Николай, – у меня других забот нет, что ли? Я с семейными дебоширами-то еле-еле управляюсь, чтобы не перебили друг друга в случае чего, да с киосками этими как на пороховой бочке живу, от разборки до разборки. А Смитиенко безвредный мужик, пьет только, но вреда-то от него никакого.

– А ты откуда знаешь, есть от него вред или нету? Ты же им не занимаешься, – поддел Коротков.

– Раз у меня нет сигналов на него, значит, и вреда нет, – рассудил улыбчивый участковый.

– Бить тебя, Коля, некому, – вздохнул Юра. – А с небитого с тебя толку не выйдет. Запомни: на кого сигналов нету – те и есть самые опасные. Ладно, бывай.

Он вернулся на Петровку уже поздно вечером. В отделе никого не было, но на столе его дожидалась справка о том, когда и сколько раз Вероника Матвеевна Турбина меняла место жительства. Справка эта Короткова озадачила. Выходило, что она с рождения и до шестидесяти лет постоянно жила в одном и том же месте, а потом в течение десяти лет переезжала четыре раза, причем каждый раз новая квартира оказывалась хуже и меньше предыдущей. Любопытно, с чего бы это?

* * *

Марат Латышев и в самом деле производил впечатление завидного жениха. Рослый, уверенный в себе красавец, удачливый в делах, он однажды уже был женат, но примерно год назад развелся и теперь был свободен для многочисленных матримониальных посягательств на свою персону. Селуянову было трудно разговаривать с ним, потому что Латышев относился к тому, к сожалению, часто встречающемуся типу людей, которые считают деньги надежным щитом, позволяющим прикрываться от любых нежелательных событий.

– Прежде чем я буду отвечать на ваши вопросы, – высокомерно говорил он, – я хотел бы понять, в связи с чем вы их задаете.

– В связи с событиями, происшедшими в минувшую субботу во время регистрации брака дочери Бартоша.

– И какое я имею к этому отношение?

– Видите ли, – терпеливо объяснял Селуянов, – у нас сложилось впечатление, что кто-то хотел сорвать свадьбу. Поскольку вы хорошо знаете самого Бартоша, его дочь и все их окружение, я надеюсь, что вы поможете нам пролить свет на совершенное преступление.

– Каким же образом, позвольте спросить?

– Ну, например, расскажете, были ли у Элены поклонники, которые сами хотели бы жениться на ней. Или, может быть, у самого Бартоша есть враги, которые по той или иной причине были не заинтересованы в том, чтобы его дочь выходила замуж. Ведь может такое быть?

– Бред какой-то. Кому может помешать Элина свадьба?

– Вот я и надеюсь, что вы мне это подскажете.

– Вряд ли я могу быть вам полезен. Я не знаю ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.

– Неужели? – скептически усмехнулся Селуянов. – Давайте все-таки попробуем. Например, не знаете ли вы, почему Бартош отказался заключать контракт с турецкой фирмой «Наза»?

– Боже мой, ну какая связь… При чем тут «Наза»?

– И все-таки почему?

– Послушайте, вы же из отдела борьбы с убийствами, а не из ОБХСС…

– ОБХСС давно уже нет. Теперь он называется ОБЭП, отдел борьбы с экономическими преступлениями, – поправил Селуянов.

– Ну все равно, пусть будет ОБЭП. Я не уполномочен обсуждать с кем бы то ни было условия заключения сделок. Это коммерческая тайна.