Смерть и воскресение царя Александра I

Да и к тому же то, что в духе Юлии Крюденер, было в духе времени, в духе эпохи, и это заставляет относиться к ней всерьез. Слишком уж часто последнее время стали позволять себе насмешливый, ироничный, небрежно-покровительственный тон по отношению к ней, невольно уподобляясь тому же Меттерниху, а в России – архимандриту Фотию, ее непримиримому врагу и хулителю. Надо заметить, что и Наполеон отверг баронессу, нанеся чувствительный удар по ее самолюбию, правда, тогда Юлия Крюденер еще не увлекалась мистицизмом, а пробовала себя в литературе и мечтала о лаврах знаменитой писательницы, второй мадам де Сталь. Экземпляр своего романа в письмах «Валери» она послала первому консулу (упросила библиотекаря Барбье положить ему на стол среди прочих новинок), но тот, едва раскрыв его, с пренебрежением отбросил: романы, да еще дамские, наводили на него судорожную зевоту.

Таким образом, недоброжелателей, хулителей, даже преследователей (полиция с подозрением относилась к ее страстным проповедям и филантропической деятельности) у баронессы было достаточно, и чего о ней только не говорили в гостиных и салонах Парижа! Но для нас важнее мнение Александра, которое он выразил тем, что так приблизил к себе Юлию Крюденер, даже просил ее постоянно быть рядом и она заняла такое важное место в его жизни. А ведь Александр очень тонко чувствовал людей и по характеру был скорее недоверчивым, разборчивым в своих привязанностях, допускал к себе немногих. И тем не менее их отношения продолжались столько лет и выражали что-то очень глубокое в натуре Александра, определяющее для его облика в целом, развивались в той сфере, которая была для него главной, – в сфере нравственно-религиозных поисков. Ей он открывал заветные мысли, делился самым сокровенным, каялся, исповедовался, искал поддержки, даже на некоторое время подчинился ее влиянию. Значит, он считал ее веру подлинной, выстраданной, испытанной и закаленной и признавал таким же подлинным ее мистический опыт.

А четвертый прибор… Да, конечно, что-то в этом кажется выспренним, коробит и отталкивает, но, с другой стороны, не так уж она была не права, госпожа Крюденер, что-то верно уловила. Атрибутика и символика трапезы, застолья, пира Христу очень близка, евангелисты часто рисуют его с чашей в руке, он сам устраивает трапезы и охотно в них участвует, и радости Царства Небесного раскрываются Им как радости совместного, дружеского пира.

Где и как они встретились, Александр и Юлия Крюденер? История удивительная, заставляющая снова вспомнить Пушкина: «Бывают странные сближения». Венский конгресс прерван известием о том, что Наполеон бежал с Эльбы, высадился на юге Франции и, приветствуемый всеми, стремительно приближается к Парижу. Союзники обязались вновь выставить против него войска. Направляясь к своей армии, Александр останавливается в Гейльбронне, небольшом немецком городке. Состояние духа императора смятенное и подавленное: ему кажется, что, позволив восстановить на троне Бурбонов, он поступил вопреки воли Провидения и Оно от него отвернулось: теперь Его избранник – Наполеон. Эта мысль для него ужасна, невыносима, и никого нет рядом, с кем можно было бы ею поделиться, кто помог бы снять с него тяжкое бремя сомнений. И тут ему вспомнилась женщина, о которой он много слышал и которая ему писала, – Варвара-Юлия Крюденер. Ее письма так трогали, увлекали, свидетельствовали о возвышенном настрое души, мудрости и глубоких прозрениях. Ах, как хорошо, если б она сейчас оказалась рядом, здесь, в этой комнате! И как жаль, что это невозможно, что такого, увы, не бывает! И вдруг…

Вот как об этом впоследствии рассказывал сам Александр фрейлине Стурдза: «Наконец я вздохнул свободнее, и первым моим делом было раскрыть книгу, которая всегда со мною; но отуманенный рассудок мой не проникал в смысл читаемого. Мысли мои были бессвязны, сердце стеснено. Я оставил книгу и думал, каким бы утешением была для меня в подобную минуту беседа с сочувствующим душевно мне человеком. Эта мысль напомнила мне о вас и о том, что вы говорили мне о госпоже Крюденер, а также о желании, высказанном мною вам, познакомиться с ней. Где она теперь находится и как мне повстречаться с ней? Никогда! Не успел я остановиться на этой мысли, как услышал стук в дверь. Это был князь Волконский; с видом нетерпения и досады он сказал мне, что поневоле беспокоит меня в такой час только для того, чтобы отделаться от женщины, которая настоятельно требует свидания со мною, и назвал госпожу Крюденер. Вы можете судить о моем удивлении! Мне казалось, что это сновидение. Такой внезапный ответ на мою мысль представился мне не случайностью. Я принял ее тотчас же, и она, как бы читая в моей душе, обратилась ко мне с сильными и утешительными словами, успокоившими тревожные мысли, которыми я так давно мучился. Ее появление оказалось для меня благодеянием, и я дал себе слово продолжать столь дорогое для меня знакомство».

Что же это за «сильные и утешительные слова»? И что она прочла в его душе, Юлия Крюденер? Александр, как всегда, точен в выражениях, может быть, не всегда стилистически сглаженных, на наш теперешний взгляд, но эпоха стилевой шлифовки еще не пришла – век превыше всего ценит именно точность. Поэтому слова Александра надо принимать в их прямом значении. И поскольку он их явно разделяет, то и мы остановимся сначала на «сильных», а затем перейдем к «утешительным». Итак, к «сильным» наверняка относятся слова о том, что Александр еще не… впрочем, зайдем немного издалека. Даже по приведенному выше высказыванию Меттерниха мы видим, что о мистических исканиях Александра в ту пору было известно, об этом много говорили, эту тему без конца обсуждали, и отголоски подобных разговоров, конечно, доносились до Юлии Крюденер. Возможно, она сама принимала в них участие, хотя при этом больше спрашивала и из услышанного делала собственные выводы, не совпадавшие с мнениями людей светских, поверхностных, чуждых всякой мистике, в чьем кругу ей приходилось вращаться. Светские люди все воспринимали в общем, расплывчато, приблизительно: император Александр увлекся мистицизмом. Погрузился в какие-то туманные материи. Пропал для общества. Для них не существовало конкретных градаций, они не имели представления о пути, которым он шел, о ступенях, по которым поднимался. Где он, в начале, в середине этого пути, не свернул ли с него на боковые тропинки, не заблудился ли – они этого не знали, поскольку не имели сами подобного опыта. А Юлия Крюденер имела и поэтому – знала.

Дело даже не в близости ее к гернгутерам, Юнгу Штиллингу, Адаму Мюллеру и другим новоявленным пророкам, столпам тогдашней эзотерики и мистицизма, а во внутреннем опыте. Суть этого опыта определяется разницей между двумя понятиями – частично и всецело. Многие люди набожны, многие предают себя Богу, но – частично, житейские заботы и привязанности постоянно их отвлекают (вспомним притчу Иисуса о зернах, попавших на скудную почву), а Юлия Крюденер, по-видимому, уже испытала, что это такое – всецело отдаться Богу. Да, всей душой, всеми помыслами, всем существом, хотя в ее порывах было немало и экзальтированности, и сентиментальности. Но был и духовный закал. И в этом ее тогдашний опыт превосходил опыт Александра, и она с полным правом могла ему сказать: «Нет, государь, вы еще не приблизились к Богочеловеку, вы еще не получили помилование от Того, Кто один имеет власть разрешать грехи на земле. Вы еще остаетесь в своих грехах. Вы еще не смирились перед Иисусом, не сказали еще, как мытарь, из глубины сердца: Боже, помилуй меня, грешного! Вот почему вы не находите душевного мира. Послушайте слов женщины, которая тоже была великой грешницей, но нашла прощение всех своих грехов у подножия Креста Христова».

Сказано сильно, резко и беспощадно, и в этом же духе Юлия Крюденер проповедовала около трех часов. Царь слушал ее со слезами раскаяния, опустив голову. «… вы помогли мне открыть в самом себе то, чего я еще не подмечал в себе», – произнес он, и это тоже сказано очень точно, и эти слова надо воспринимать в самом прямом значении. «Помогли открыть то, что не подмечал». Так обращаются к более старшему, опытному, поднявшемуся на ступень выше, превосходящему по градациям пройденного пути. Поистине прав был А.Н. Голицын, давший такую оценку влиянию баронессы на Александра: «Без сомнения, живущая верой Крюденерша подкрепила эту развивающуюся веру в государе своими бескорыстными и опытными советами; она решительно направила волю Александрову к еще большему самопреданию и молитве; она, быть может, в то же время раскрывала ему и тайну той молитвы духом, которая, быв от Бога, назначена достоянием всех земнородных, по несчастию, однако, есть удел только весьма немногих избранных».

По этим словам чувствуется, что даже столь близкий Александру Голицын о его молитве духом всего не знал – только о чем-то догадывался, отсюда и его уклончивое «быть может». Но, видно, была у царя эта особая молитва, полученная от баронессы, освоенная и творимая тайно. Не она ли способствовала тому, что, по выражению того же Голицына, «исполински пошел император по пути религии»? Мы еще вернемся к этой теме, а сейчас важно подчеркнуть, что признание Александра – «Помогли открыть» – явно относится к той части проповеди баронессы, которая до нас не дошла, но для Александра оказалась особенно значимой. Она содержала и «утешительные» слова, которых мы тоже не знаем, – не знаем по Гейльбронну, но знаем по Гейдельбергу, куда царь вскоре переехал и где продолжились его встречи с баронессой.

Юлия Крюденер помогла Александру разрешить мучительный вопрос, связанный с Наполеоном. Наполеон, в ее историософской трактовке, – темный ангел, гений зла, носитель разрушительного начала, Александр – светлый ангел, усмиритель разбушевавшейся стихии. И ему суждено одержать победу. Казалось бы, концепция не нова: Наполеона называли антихристом, исчадием ада задолго до Юлии Крюденер. Но важно учесть, когда происходит разговор – во время триумфального возвращения Наполеона с Эльбы. Изгнанник, он вновь торжествует, а Юлия Крюденер предрекает ему конец, ссылаясь на Библию: «Я воззвал орла от востока, из дальней страны, исполнителя определения Моего». Так сказано у пророка Исайи, и об этом же возвещает Иеремия: «Ибо от севера поднялся против него народ, который сделает землю его пустынею». Или: «Вот, идет народ от севера, и народ великий, и многие цари поднимаются от краев земли».

В Гейдельберг баронесса прибыла вместе с близкими ей людьми – дочерью Жюльеттой, зятем Беркгеймом и духовным наставником, женевским богословом и мистиком Эмпейтазом. Александр жил за городом, на берегу реки, в доме англичанина Пикфорда, в саду которого он нашел свое знамя – крест, как он писал в одном из писем. Юлия Крюденер поселилась неподалеку, и Александр часто бывал у них, они беседовали, вместе молились и читали Библию. Однажды речь зашла об Аврааме и его готовности принести в жертву любимого сына Исаака; Александр воскликнул: «Вот чего недостает мне! Просите у Господа, чтобы Он даровал мне веру пожертвовать всем, дабы следовать за Иисусом Христом и исповедовать Его откровение перед всеми людьми».

Чьи эти слова? Александра, но в еще большей степени Феодора Козьмича, будущего исповедника откровений Христа, сибирского старца, наделенного чудной благодатью.

Глава одиннадцатая Англия

В доме на Фобур Сент-Оноре Александр бывал уже после Ватерлоо и второго отречения Наполеона; первое же пребывание в Париже завершилось тем, что, простившись с Жозефиной и королевой Гортензией, он отправился в Англию, где тоже жаждали видеть главу коалиции союзников, победителя Наполеона (тем более что его слава не затмевала собственных побед, и прежде всего адмирала Нельсона и лорда Веллингтона, и этим даже льстила тщеславию). К тому же ему надо обсудить с англичанами польский вопрос и склонить их на свою сторону. Поэтому 3 июня 1814 года он покидает Париж и вскоре высаживается в Дувре, где ему устраивают восторженную встречу: англичане выпрягли лошадей из коляски, где сидел Александр вместе с прусским королем, и сами вкатили коляску в город.