Смерть как искусство. Том 1. Маски

Завлит Малащенко рассказал про «кошелек на ножках» и молодого драматурга, про конфликт на худсовете. А вот про сердечный приступ и про то, что после худсовета он оказался в больнице, Илья Фадеевич отчего-то умолчал. Впрочем, его можно понять, человек в его возрасте не станет распространяться о своих недугах, если держится за работу и не хочет ее терять.

В целом Малащенко произвел на Настю впечатление человека колючего и закрытого. Странно, откуда взялось это впечатление? Вроде бы на все вопросы отвечал, не уклонялся, предложил чаю, от которого сыщики дружно отказались, разрешил Насте курить, то есть был вполне дружелюбен и гостеприимен.

Но все равно какой-то неприятный осадок остался.

Звонить помрежу Федотову они не стали, уже шла репетиция, но от кабинета Малащенко до служебного входа путь оказался совсем простым, Илья Фадеевич любезно показал им дорогу, и Настя с Антоном отправились в расположенное в соседнем с театром здании кафе выпить кофе и что-нибудь съесть. Народу в кафе оказалось совсем мало, заняты были только два столика из полутора десятков, и даже музыки не было, хотя обычно в подобных заведениях ее включают на такую громкость, что разговаривать невозможно.

Они сделали заказ, Настя попросила кофе и пирожное, Антон – чай и сандвич.

– Антон, я, конечно, вам не начальник, и не мое это дело, но мне кажется, было бы лучше, если бы вы поменьше отвлекались на телефонные звонки и сообщения, – осторожно заметила Настя. – Это мешает вам сосредоточиться. Вы не могли бы вопросы со своей дамой решать во внеслужебное время?

Антон сперва смущенно улыбнулся, потом открыто рассмеялся.

– Это не дама, это дочка.

Ничего себе! Сколько же лет этой дочке, что она эсэмэски умеет посылать? Антон-то сам еще пацан зеленый.

– Такая большая дочка?

– Восемь лет. А сыну – четыре.

– Так у вас двое? – еще больше изумилась Настя. – Вот никогда бы не подумала, глядя на вас. Вы совсем молодой. Вам-то самому сколько?

– Двадцать восемь.

Ну и ну, молодой, да ранний, женился, наверное, в девятнадцать лет, а то и в восемнадцать. Ай да Антон Сташис!

Антон тем временем полез в карман, достал телефон, пощелкал кнопками и протянул Насте. На дисплее она увидела фотографию двух очаровательных детей с очень красивой и, насколько Настя смогла разглядеть, дорого одетой женщиной. Все-таки систематические посещения Дашиного бутика даром для нее не прошли, теперь Настя Каменская худо-бедно, но разбиралась в брендах и ценах. На женщине одежда была стоимостью не в одну тысячу евро.

– Жена? – спросила она, разглядывая снимок. – Очень красивая.

– Нет, – спокойно ответил Антон, – это няня.

Ничего себе няни у современных сыщиков! Если она может себе позволить так одеваться, то сколько же Антон может позволить себе платить ей? Или у него жена богатая?

– Вы не сердитесь на то, что Васька все время мне сообщения шлет, я ее специально к этому приучил, – говорил между тем Сташис. – Она мне отчитывается о каждой оценке на каждом уроке, о том, что вышла из школы, что пришла домой, что пообедала, что уроки села делать, что сделала их, что няня их со Степкой гулять повела.

– А зачем такой тотальный контроль? – не поняла Настя. – Дети же все равно с няней, если что – она вам сообщит.

– Пусть привыкает, что отец всегда рядом и знает о каждом ее шаге. Няня ведь что? Сегодня она есть, а завтра ее нет, жизнь есть жизнь. Дети должны привыкнуть к мысли, что отец знает обо всем. Мне так спокойнее.

Няня, няня, отец, отец… А мать-то где? Что-то о ней Антон не говорит ни слова. Может, с матерью детей что-то не в порядке и именно этим объясняется его задумчивость и невнимательность? Но спросить неловко. Ладно, поговорим о деле.

– Как вам показался Малащенко? – спросила Настя. – Сложилось у вас какое-нибудь впечатление?

– Он врал, – немедленно откликнулся Антон, откусив изрядный кусок от своего многослойного сандвича.

– Врал? В чем?

– Не знаю, – пожал плечами Антон.

– Как так? Почему не знаете, если уверены, что Малащенко говорил неправду?

– Я не слышал, я наблюдал за ним. Он соврал на девятнадцатой минуте. Вернее, не соврал, я не так выразился, он начал тревожиться и тщательно следить за словами. Ему что-то не понравилось в том, как повернулся наш разговор.

Вот это номер! Врал на девятнадцатой минуте… Просто футбол какой-то. На девятнадцатой минуте нападающий Сташис забил гол в ворота защитника Малащенко. Бред!

– Поясните, – потребовала Настя.

– Разговор с Малащенко начался в 11.47, а беспокоиться и следить за словами он начал в 12.06.

– Вы – сумасшедший? – недоверчиво взглянула на Антона Настя.

– Нет, – с улыбкой покачал головой Антон и сделал глоток чаю, – просто я пунктуальный, всегда слежу за временем. Понимаете, Анастасия Павловна, я давно понял, что надо наблюдать за человеком, с которым разговариваешь, тогда многое становится яснее. Но когда наблюдаю, я пропускаю услышанное, и мне иногда приходится или переспрашивать, или по второму разу задавать одни и те же вопросы. Это, конечно, очень плохо, да и в работе неудобно, поэтому я всегда хожу с диктофоном и стараюсь запомнить, на каких минутах беседы у человека появляется важная для меня реакция. Вы, наверное, обратили внимание, что я все время смотрю на часы. К сожалению, по-другому я пока не научился, но, надеюсь, это всего лишь вопрос времени. Я потренируюсь и научусь одновременно внимательно слушать и внимательно наблюдать. А пока еще не могу. Вы уж извините. Однажды я прочел одну книгу, в которой было написано, что не так важно, какие слова человек произносит, гораздо важнее, что он хочет сказать, а чтобы понять, что именно он хочет сказать, надо наблюдать за ним, за его лицом, руками, позой, мимикой, жестами, интонацией, глазами. Сначала я просто пробовал, мне стало интересно, а потом втянулся, и знаете, иногда это бывает полезно для работы.

– Это была книга по психологии? Вы теперь как в том фильме «Обмани меня»?

– Нет, это совершенно другая книга, про жизнь артиста. Вроде мемуаров.

– Дайте мне диктофон, – неожиданно попросила Настя.

Включив воспроизведение, она отмотала запись на девятнадцатую минуту и стала слушать. Речь шла о том, что Антон был бы очень хорошим внуком, если бы у него были бабушка и дедушка.

– Ну и что тут такого? – недоуменно протянула она. – Непонятно.

– И мне непонятно, – согласился Антон. – Но именно в этот момент Илья Фадеевич начал беспокоиться, более того, ему стало очень тяжело и страшно.

Они расплатились и двинулись назад к театру. Подходило время окончания утренней репетиции, а Насте хотелось отыскать режиссера Семена Борисовича Дудника, поэтому ловить его нужно было сразу после репетиции, иначе он мог куда-нибудь убежать. Интересно, как они будут искать репетиционный зал, если услужливый помреж Федотов сейчас занят? Ничего, найдут как-нибудь.

И еще она решила задать вопрос, совсем маленький и смешной, но почему-то он ее мучил:

– Антон, а почему вы назвали дочь Васькой?

– Она Василиса, – коротко ответил Антон. – Для домашних – Васька.

Значит, Василиса. Ох непростой парень этот Сташис, намучается она с ним. В то, что он следит за реакциями и делает выводы, еще можно было бы поверить, но вот в том, что выводы эти правильные, Настя Каменская что-то сильно сомневалась. Тоже мне, психолог доморощенный. Ну что опасного может быть в словах оперативника о том, что он любил бы свою бабушку, если бы она у него была? С чего бы Малащенко начать в этом месте нервничать? Просто смешно.