Смерть как искусство. Том 1. Маски

– Да, – кивнул Чистяков, – мне всегда интересно было узнать, как работает помощник режиссера. Вот и случай представился.

– А вы? – Лесогоров перевел настороженный взгляд на Настю. – Вы же с Федотовым целыми днями общаетесь, вы, наверное, и без того хорошо представляете себе его работу. Вам-то зачем рядом с ним стоять? Попросите Бережного, он вас в ложу дирекции посадит, на хорошие места.

– Нет, я тоже рядом постою.

– Вам для работы нужно? – предположил Артем. – А что вы хотите узнать, наблюдая за помрежем? Думаете, это прольет свет на покушение на Богомолова? Вы кого-то конкретного подозреваете, да? Кого-то из актеров, занятых в сегодняшнем спектакле? Ну скажите! Что вам, жалко?

Настя изобразила на лице строгий упрек.

– Артем, мы с вами не в детском садике, чтобы оперировать понятиями «жалко – не жалко». Вы же не мячик у меня просите поиграть. Я на работе, и эта работа не подразумевает болтливости и разглашения информации. Уж кто, как не вы, должны меня понять. Вы же тоже за информацию когтями и зубами держитесь, чтобы она никому, кроме вас, не досталась, разве нет?

Лесогоров медленно заливался краской, которая, как у большинства блондинов, особенно бросалась в глаза по контрасту со светлыми волосами и бровями.

– Извините, – он начал неловко выбираться из-за стола, – я, кажется, переборщил со своим любопытством. Но и вы меня поймите, Анастасия Павловна, мне ведь интересно, как идет расследование.

– Я понимаю, – примирительно кивнула Настя. – Будем считать, что мы расстались взаимно удовлетворенными.

Лесогоров ушел, прихватив с собой пустую посуду, которую составил на специальную тележку, стоящую возле стойки. В этом буфете принято было убирать за собой. Настя дождалась, пока Артем выйдет в коридор, и с облегчением схватилась за сигарету.

– Ну, как тебе этот фрукт? – спросила она мужа.

– Кажется, наши с тобой ночные бдения принесли результат, – констатировал Алексей. – Он прокололся все три раза.

– Это точно. Он ни «Двенадцатую ночь» не смотрел, ни «Восхождение к вершине». А мы с тобой молодцы, времени не пожалели.

Они действительно провели полночи за компьютером, выискивая в Интернете фильм «Восхождение к вершине» и запись поставленного Богомоловым спектакля «Двенадцатая ночь». Вместе посмотрели и то, и другое, искренне хохотали над лило-выми подвязками Мальволио, которые по тексту именовались желтыми, долго удивлялись тому, что режиссер роль Виолы поручил актеру, а роль ее брата Себастьяна – актрисе, и решили именно на этом построить парочку незамысловатых ловушек. В самом деле, человек, видевший спектакль, ни за что не забудет такое. Только ловушки должны быть хоть и простенькими, но незаметными. Например, говоря о подвязках, надо было не упомянуть имя Мальволио, потому что имя-то на слуху, и по нему легко опознать саму пьесу. А вот если имя не упоминать, то человек, не видевший спектакль, ни за что не сообразит, о каких таких лиловых подвязках идет речь. То же самое касалось и ролей Виолы и ее брата Себастьяна. Виола – главная героиня, и даже если ты именно этот спектакль не видел, но видел какой-то другой или просто читал пьесу, то сообразишь, что речь идет о «Двенадцатой ночи» Шекспира, а вот имя Себастьяна, который появляется на сцене совсем ненадолго, мало кто помнит. Поэтому решено было упомянуть не Виолу и ее брата, а Себастьяна и его сестру. И снова ловушка сработала. А уж что касается роли Арбениной в любимом фильме Лесогорова, то там у актрисы вообще всего один эпизод. Да, яркий, да, большой, минуты на три, с крупными планами, с выразительным текстом, но все равно это всего лишь эпизод, и никак нельзя сказать, что на Арбениной держится весь фильм. А уж то, как она старела на всем протяжении картины, вообще было плодом импровизации Чистякова. В этой картине вообще никто не старел, в ней все действие происходило на протяжении одного месяца. И теперь совершенно очевидно, что ни «Двенадцатую ночь», ни «Восхождение к вершине» Артем Лесогоров не смотрел никогда.

Иными словами, на вопрос Насти Каменской: «Зачем вы все это терпите?» – Артем ответил неправду. Причем неправду, не заготовленную заранее, а придуманную на ходу, на кухне, во время заваривания кофе. Как вовремя Настя вчера вспомнила яркий плакат, висевший на стене кабинета Богомолова! Вот и Артем его вспомнил. И назвал «Двенадцатую ночь», поставленную Богомоловым. А что касается роли Арбениной в фильме, то он, вероятно, просто посмотрел фильмографию актрисы и запомнил, что она снималась в этой картине. А уж какая там у нее была роль, главная, второго плана или эпизод, в фильмографии не указывается.

Так какие же резоны были у Артема Лесогорова, когда он нес свою пьесу именно в этот театр? А ведь они были, резоны эти, но он почему-то не захотел говорить о них.

– Ася, а почему ты его за руку не поймала и по носу не щелкнула? – спросил Чистяков. – Я все ждал этого сладостного момента, когда ты ткнешь его мордой в его вранье. А ты его так спокойно отпустила.

– Сейчас не время, Лешенька. Обстановка не располагает. Мы сидим в буфете, кругом народ. Он в любую секунду, как только ему что-то не понравится, может встать и уйти, сославшись на неотложные дела, и что я буду делать? Бежать за ним через весь буфет и коридоры, хватать за рукав и уговариваться вернуться и еще немножко с нами поговорить? Он может послать меня куда подальше и будет прав, потому что я – никто, и полномочий у меня никаких нет, я теперь не представитель государства, а частное лицо. Артем, конечно, об этом пока не знает, но я-то знаю и нарываться не имею права. А вдруг он решит пожаловаться на меня следователю? Коля Блинов меня с потрохами съест. Если бы сейчас здесь с нами был Антон, тогда другое дело. А теперь представь себе, что мы с тобой его уличим во лжи, а разговора не получится. Лесогоров уйдет отсюда с точным пониманием, что мы под него копаем, стало быть, ему нужно вооружаться против нас. Вот он и пойдет вооружаться, а я буду тупо ждать, пока он придумает для себя всю систему защиты и будет готов поговорить со мной. Ты этого хочешь?

Народу в артистическом буфете становилось все больше, гул голосов смешивался с клубами табачного дыма и запахами горячей еды, и Насте пришлось наклонять голову поближе к Алексею, чтобы они могли слышать друг друга и в то же время чтобы их самих не слышал никто.

– А так наш юный друг покинул нас в полной уверенности, что мы ни о чем не догадываемся, и будет спокойно продолжать жить своей жизнью, а вот мы как раз в это время будем вооружаться против него, – продолжала она.

– Это как же?

– Позвоню Зарубину, – усмехнулась Настя, – выслушаю очередную серию стенаний и выбью из него обещание собрать информацию на Лесогорова. К разговору с ним надо как следует подготовиться, чтобы бить прицельно, точно и сильно. Я не могу позволить себе неудачный заход, понимаешь?

Леша недоверчиво посмотрел на жену.

– Так ты думаешь, это он Богомолова…?

– Да господь с тобой, – засмеялась она. – Ни в коем случае. Зачем Артему Богомолов? Если бы у него были какие-то личные счеты с Львом Алексеевичем, он бы просто сделал то, что считал нужным, и все. Для чего тогда вся эта канитель с пьесой и спонсором? Нет, Лешик, у Лесогорова никаких мотивов для покушения на Богомолова нет, наоборот, он заинтересован в том, чтобы Лев Алексеевич был жив и здоров и поставил за денежки его хилую пьеску. Без Богомолова наш Артем остался в одиночестве в стане врага, ведь смотри, что получается: завлит Малащенко категорически против этой пьесы, а завлита любят и уважают и директор Бережной, и очередной режиссер Дудник, и даже главный администратор Семаков. Следовательно, вся часть театра, от которой хоть что-то зависит, считает пьесу плохой и убиваться над ней не станет. Скажу больше: я тут случайно узнала, что дата премьеры еще не назначена, то есть постановка спектакля не включена в план. А знаешь почему?

– Почему? Кстати, я в первый раз слышу, что в театре есть план. Это же творчество, какой тут может быть план? – удивился Чистяков.

– Леш, творчество может существовать только тогда, когда оно подкреплено деньгами. Людям нужно платить зарплату, надо шить костюмы, изготавливать декорации, покупать реквизит и все такое, а это, между прочим, денег стоит. Там, где деньги, обязательно должен быть план, по-другому не бывает. И если бы пьесу ставили на средства театра, то даты прогона и премьеры давно уже были бы определены. А тут речь идет о спонсорских деньгах, которые поступают траншами. Причем договор между спонсором и театром составлен очень и очень лояльно, по нему автор в любой момент может отказаться от сотрудничества, если ему не понравится, как идет работа над его пьесой, но и театр, в свою очередь, может в любой момент отказаться от работы над пьесой и всю подготовку свернуть. При этом уже потраченные деньги спонсору не возвращаются и никак не компенсируются. Понимаешь, что это означает?

– Это означает, по-видимому, что спонсор пошел на такие немыслимые условия, потому что был в чем-то сильно заинтересован, – предположил Алексей. – А в чем, не знаешь?

Настя пожала плечами.

– Два варианта: либо у спонсора есть личный интерес, о котором никто не знает и даже не догадывается, и он просто использует Лесогорова и его пьесу как собственное орудие, либо, наоборот, личный интерес есть у Лесогорова, а спонсор – его инструмент. В любом случае эта парочка сумела убедить Богомолова, и теперь Артем изо всех сил старается, чтобы театр не воспользовался своими правами по договору и не отказался от пьесы. Вот поэтому он и идет на все уступки, вносит множество поправок и ни с кем не спорит. И, разумеется, своими правами на расторжение контракта он пользоваться не собирается, его главная задача – удержать театр от аналогичного шага. В общем, Лешенька, тут какая-то сложная конструкция, и, чтобы в ней разобраться, надо как следует подготовиться. Кстати, совершенно не факт, что это имеет хоть малейшее отношение к покушению на Богомолова. Вероятнее всего, это две абсолютно разные истории, которые просто совпали в пространстве и во времени. – Она посмотрела на часы. – Пойдем, Лешик, уже без четверти семь, сейчас первый звонок дадут.

Они поставили грязную посуду на тележку, и Настя повела мужа к двери, ведущей на сцену. К моменту, когда они подошли к столику помрежа, первого звонка все еще не было. Федотов, напряженный и сердитый, что-то выговаривал женщине-реквизитору.

– Не могу дать звонок, костюмер куда-то подевалась, – злым голосом объяснил он. – Меня уже Семаков задергал, три раза звонил, почему я первый звонок не даю, зрители в фойе толпятся, а в зал их не пускают. А как я могу дать звонок, если у меня костюмер не готов?