Смерть как сон
Шрифт:
Голова у меня гудела, как соборный колокол. Терпеть это дальше не было сил. Я полезла в сумку и достала заветную коробочку.
– Что это? – нахмурился Джон.
– Ксанакс.
– Транквилизатор?
– Да ерунда.
– А тебе известно, что ксанакс относится к той же группе препаратов, что и валиум? [31]
– Известно. Слушай, Джон, у меня болит голова, в душе будто граната взорвалась, я просто хочу чуть-чуть расслабиться, ты понимаешь? Просто расслабиться!
31
Валиум –
Джон неопределенно хмыкнул и демонстративно отвернулся к окну.
– Я что-то не то сказала?
– И часто ты так расслабляешься?
Я вытряхнула на ладонь две таблетки и с трудом их проглотила.
– Сегодня ужасный день. На моих глазах погибла Венди. Ты был ранен. Меня саму, в конце концов, чуть не похитили и не изнасиловали! А на десерт я вдруг узнаю, что Джейн попала в руки преступника по ошибке! Вместо меня! Я могу не пить эти чертовы таблетки, но тогда завтра тебе придется сдать меня в психбольницу!
Он сочувственно посмотрел на меня.
– Да я не против таблеток. Ешь сколько влезет. Просто переживаю, как ты не понимаешь? И за тебя, и за свою задницу тоже! Нам ехать еще как минимум четверть часа! А если ты отрубишься прямо за баранкой, что прикажешь мне делать? Молиться?
Он пытался поднять мне настроение. Я была благодарна ему за это.
– Не бойся, – улыбнулась я. – Это тебе хватит двух таблеток ксанакса, чтобы рухнуть бревном на землю. А мне это как слону дробина.
Он долго и внимательно смотрел на меня, потом сказал:
– Рано или поздно мы все узнаем, Джордан. И найдем всех. Ты слышишь, всех найдем.
Рано или поздно… Как сделать, чтобы это случилось пораньше? Я не люблю слово «поздно». Оно напоминает мне о линии горизонта – сколько ни иди к ней, она не приближается.
Джон жил в большом доме, который походил на ранчо и, может, являлся бы таковым, если бы не стоял на городской улице по соседству с двумя десятками точно таких же домов. Про такие квартальчики принято говорить, что в них проживает особый подвид человека разумного «хомо американус». Одинаковые подстриженные лужайки. Одинаковые свежевыкрашенные задние стенки домов. Новенькие семейные джипы перед гаражами – черный, синий, красный… черный, синий, красный…
Мы припарковались перед его домом, и я помогла Джону выбраться из машины. Бакстера и Ленца поблизости нет, а значит, ему не зазорно опираться на костыль. Я придерживала его рукой за талию. Мы медленно двигались к крыльцу. При каждом шаге Джон морщился и скрипел зубами. Но молчал.
Разобравшись с электронным кодовым замком, он провел меня через черный ход сначала в крохотную прачечную, а потом на кухню, которая имела потрясающе нежилой вид.
– Ты когда себе в последний раз что-то готовил? – спросила я.
– Давненько, а что?
– Чем же ты питаешься?
– Ко мне раз в неделю приходит женщина. Убирается, готовит. А вообще я чистюля, ты возьми это на заметку.
– Ни разу в своей жизни не встречала чистюлю, с которым мне хотелось бы провести ночь в одной постели.
Он рассмеялся и тут же скривился. Рука, опиравшаяся на костыль, чуть дрогнула
от напряжения.– На самом деле я ночую в офисе с тех самых пор, как ты позвонила Бакстеру из самолета.
– А-а…
В центре кухни стоял обеденный стол из прозрачного стеклопластика. Слева небольшая кладовка. Если бы не пара-тройка журналов и забытая кофейная чашка, можно было подумать, что сюда никогда не ступала нога человека. Кухня выглядела так, словно сошла со страниц журналов о дизайне и интерьере. Или была выставочным экспонатом на ярмарке мебели, которыми продавцы обычно завлекают в свои павильоны молодоженов.
– А где все остальное? – спросила я, наслаждаясь покоем, снизошедшим на меня под воздействием ксанакса.
– Что именно?
– Не прикидывайся, ты меня отлично понял. Книги, разбросанные диски и видеокассеты, старая почта, идиотские сувениры из гипермаркета? Где следы разумной жизни?
Он пожал плечами и даже несколько растерялся.
– Да откуда им взяться? Ни жены, ни детей…
– Обычно принято считать, что жилище холостяка напоминает комнату, в которой случился ядерный взрыв.
Он опять поморщился.
– Сильно болит?
– То немеет, то вдруг как дернет… Дай-ка я присяду на диван для начала. Главное, отыскать удобное положение, а там можно и поработать. Вон сколько всего выдал нам старина «Аргус».
– Лучше бы ты немного расслабился, а уж потом принимался за работу.
Он захромал было в сторону дивана, но я перехватила его на полпути и увлекла в коридор.
– Да не хочу я спать! – попытался возразить Джон, невольно опираясь на меня всей своей тяжестью.
– А тебя никто и не заставляет.
– Да? Ой…
Мы немного погуляли по коридору, пока не наткнулись на спальню. Как и кухня, она имела совершенно нежилой вид. Вылизанная до блеска, ни пылинки, ни одной приоткрытой створки. Да уж, чистюля…
Он решил было опуститься на краешек постели, но я опередила его, сдернув широкое покрывало.
– Дай мне сесть, – пробормотал он и, опираясь на меня, сначала опустился на постель, а потом без сил повалился на мягкую подушку и снова застонал.
– Больно?
– Не то слово.
– Попробую облегчить твои страдания.
Не долго думая я разулась и, забравшись на постель, села на Джона верхом.
– Больно?
– Так – нет.
– Врешь!
Наклонившись над ним, я коснулась его губ легким поцелуем и тут же чуть отстранилась, ожидая ответной любезности. Его руки скользнули по моим бедрам на талию, и он, подавшись ко мне, возобновил поцелуй. Нежный и одновременно страстный, напомнивший мне ощущения, которые я прошлой ночью испытала вместе с ним под душем. Желание вновь проснулось. Спасибо ксанаксу, изгнавшему из моей головы все мрачные мысли.
– Я хочу забыть… – прошептала я. – Хотя бы на час.
Он притянул меня за шею и ответил новым поцелуем. Его руки ласкали мое тело, и уже через минуту я поняла, что долго так не выдержу. Я такая. Могу месяц и два обходиться в командировках без мужчины и даже не вспоминать о сексе, но едва предоставляется случай, мгновенно вспоминаю, что я женщина. А сейчас я испытывала еще более глубокие переживания и думала не только о сексе. Последний год стал для меня временем испытаний и поселившейся в душе пустоты. Сейчас я была готова на все, чтобы изгнать ее.