Смерть на двоих
Шрифт:
– Я знаю. Поверьте, я знаю о вас достаточно и я не принимаю вас за кого-то, кем вы не являетесь. Вы действительно не вхожи ко двору. И вряд ли когда-нибудь туда попадете. Дуэль, да? Маленькая неосторожность, которая стоила вам карьеры. Его Величество был очень зол и не повесил вас лишь по настоятельной просьбе вашего родственника, министра Сесила. Он ваш…
– Дядя. По материнской линии. Но какое это отношение имеет к моему долгу и вашему предложению? Кстати, я пока так и не понял, в чем оно заключается? – Дадли удалось довольно быстро взять себя в руки. Он сидел в кресле, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу. И смотрел на князя да Манчина выжидающе. Лоренцо одобрительно кивнул. Со
– Отношение самое прямое. А предложение мое простое, проще некуда, – улыбнулся Лоренцо, и Дадли невольно подумал, что еще ни разу в жизни не видел более открытой и доброжелательной улыбки. – Ваш дядя – министр Сесил. И его хобби.
– Не понимаю. На что вы намекаете?
– Не намекаю, – поправил князь. – Наше дело слишком серьезное, чтобы позволить себе роскошь плохо понять друг друга. Или не понять вообще. Так что никаких намеков: я говорю предельно прямо. В доме вашего дяди «Запечатанный узел», заговор против короля и католической веры, возрожденный спустя сорок лет. И вы – один из его активных участников.
Губы Питера свело мертвой улыбкой, похожей на гримасу.
– Вы… я право не знаю, кто наболтал вам все эти глупости, – выдавил он.
– Некий Питер Дадли, – невозмутимо ответил старик, – я, кажется, уже имел честь сообщить вам, что вы четыре дня метались в горячке. В горячке, молодой человек, люди иногда бредят и не контролируют свои речи. Я понятно изъясняюсь?
Дадли порывисто вскочил. Рука машинально метнулась к бедру, но, не обнаружив шпаги, сжалась в кулак. Питер сдавленно выругался.
– Вот поэтому я и распорядился пока разоружить вас, молодой человек, – кивнул князь, поднимаясь с кресла. – Как видите, я оказался прав. В серьезном разговоре оружие – не помощник, а лишь причина для запоздалых сожалений. А теперь сядьте… или, если хотите, можете остаться стоять, но выслушайте меня до конца.
– Вы ошиблись, – решительно сказал Дадли, – мне очень жаль. Спасибо за гостеприимство, разрешите откланяться, надеюсь, мы больше никогда не увидимся…
Надеясь на свою молодость и ловкость, Дадли шагнул вперед, прямо на старика, отводя руку для классического удара в челюсть. Неуловимым движением Лоренцо уклонился, удар прошел по касательной, и Питер по инерции влетел лицом в массивную деревянную дверь. Князь Манчина переместился за спину Дадли, сцепил руки в замок и обрушил тяжелый удар на основание его шеи. Питер со стоном рухнул под ноги старику. Сознание не оставило его… Мысли гвардейского офицера лихорадочно бегали, ища выход, спасение… Он резко вскочил. Князь стоял в пол-оборота к нему… Молниеносный удар в бок пошатнул Лоренцо, но на ногах он устоял. Питер больше не раздумывал ни секунды. Он стремительно кинулся к окну, отдернул массивную портьеру, дневной свет ударил в глаза… Дадли уже занес ногу, чтобы вскочить на подоконник, но тут же получил удар. Стул с тонкими резными ножками разлетелся о крепкую спину гвардейца.
– Вы наивны, сударь… – со вздохом вымолвил князь, отбрасывая в сторону остатки стула, – но и прытки без меры…
Удар был хорош, и теперь Питер, неуклюже растянувшись подле окна, пытался перевернуться и сесть. В это время распахнулись двери. Сначала появились два пистолетных ствола, а потом в комнату широко, по-мужски, шагнула служанка.
– Мальчишка, – Лоренцо выпрямился, растирая кисти, – брат Джакомо, свяжите его. Так будет лучше. Для него…
Питер застонал и приподнял голову.
– Дворец Джезо? – пробормотал он. – Венецианская разведка?
– Вы умны, – признал князь, – побольше благоразумия, и цены вам не будет.
Пока он говорил, лжеслужанка,
оказавшаяся монахом, ловко скрутила Питера веревкой от портьеры, оставив возможность только дышать и говорить.– Отлично, – оценил Лоренцо, – а теперь, молодой человек, все же сядьте и выслушайте меня. Сопротивляться глупо. Либо вы выйдете отсюда нашим другом, либо человеком, лишенным чести. У вас, к сожалению или к счастью, только две возможности.
– Есть и третья, – скрипнул зубами Дадли, – отсюда могут вынести мой труп.
– Едва ли, – качнул головой старик, – я уже говорил, вы склонны переоценивать себя. Человек, попавший в поле зрения ордена, умирает лишь по приказу его магистра, и никогда – по своему собственному желанию… Джакомо, запри дверь.
В соседней комнате за происходившим внимательно наблюдала Джованна. Когда мизансцена со скручиванием бедного офицера была доиграна до конца, она закрыла слуховое отверстие и аккуратно расставила бронзовые статуэтки на столике в прежнем порядке.
Женщина вздрогнула от неожиданно раздавшихся за ее спиной шагов. Джованна обернулась, ожидая увидеть Джакомо. Но глаза ее уперлись в грудь Этьенна де Сервьера, обтянутую темно-красным камзолом.
– Вы очень аккуратны, – голос его прозвучал глухо, и Джованне отчего-то сделалось неуютно. Как, впрочем, всегда в присутствии этого мнимого французского аристократа. Этьенн шагнул к ней, и женщине пришлось сделать над собой усилие, чтобы остаться на месте.
– Аккуратность – это первое, чему учат в монастыре, – спокойно ответила она.
Барон на нее не смотрел. Он вертел в руках небольшую статуэтку обнаженной женщины, короткие пальцы касались изгибов бронзового тела медленно, мягко, чувственно. Было в этом что-то такое… Джованна поймала себя на том, что хочет отвернуться. Но поступить так значило признать, что она уловила тайный смысл этих движений.
– В монастыре? – переспросил Этьенн, не прерывая своего занятия, – с трудом могу поверить.
– Отчего? Я недостаточно набожна?
– Вы слишком красивы для того, чтобы быть христовой невестой. – Пристальный взгляд барона остановился на лице Джованны, пытаясь поймать ее взгляд. – Что заставило вас принять такое решение, несправедливое для вас и слишком жестокое для любого, кто хотя бы раз смог увидеть вас так близко. Вам не везло с мужчинами?
– Вы не верите, что это было искреннее желание служить Богу? – удивилась Джованна, – Отчего? Разве я дала вам повод подозревать меня в лицемерии?
– Я не слежу за вами.
– Нет? – перебила Джованна, – тогда, позвольте спросить, как иначе называется то, что вы делаете постоянно, с тех пор как мы поселились в этом доме?
– Что же я такое делаю? – Удивление Этьенн разыграл мастерски. Джованна пожала плечами, взяла фигурку атланта и повернула ее так, что он уставился на статуэтку обнаженной наяды круглыми и пустыми глазами.
Тихий смех, прозвучавший в комнате, заставил мужчину заметно вздрогнуть, а женщину облегченно вздохнуть. Джованна ничуть не боялась жуира [16] , но ссориться не любила.
В комнату вошел хозяин. Глаза Лоренцо быстро обежали комнату и остановились на скульптурной группе. Он прекрасно помнил, что раньше фигурки располагались не так, и уж ему-то не нужно было растолковывать скрытое значение символов.
– Барон любовался, – предположил он, – не так ли, ваша милость?
16
Жуир – (фр.) весело и беззаботно живущий человек, ищущий в жизни только удовольствий.