Смерть наудачу

Глава 2 Проблемные дети

Вывезти ребенка на улицу иногда ничуть не легче, чем уложить его спать. Если Малыш решил поозорничать, то приходится изрядно повкалывать, чтобы, по крайней мере, вытурить его с чердака. Он бегает по комнате, швыряется обломками мебели, сквернословит и вызывает премерзкие заклинания. Например, как это…

– Ах ты!.. – задохнулся я, когда мне в лоб ударился смердящий комок какой-то наколдованной гадости.

– Папка – вонючка! – радостно завопил Малыш, топоча маленькими ножками по дубовым доскам. – Папка – смердючка!

– Пошли, Малыш, – с трудом воздерживаясь от яростного крика, взмолился я. – Ты ведь хотел гулять.

Магическая гадость стекала по моему лицу, набивалась в ноздри. Глаза щипало, как от чесночного сока.

– А теперь никуда не пойду! Не! Пойду-у-у!

Фамильный демон пнул меня в колено и стремительно влез под кроватку. Встал на четвереньки и лукаво выглянул из своего убежища. Я отчаянно ругался и потирал ушибленное место.

Ну кто поверит, что эта мелкая ходячая проказа – частичка моей сущности? Разве что Юласия, моя бывшая жена. Она всегда говорила, что имя Ходжа вызывает у нее ассоциации с небольшим стихийным бедствием. В этом есть малая толика правды.

Я стоял на чердаке, в центре комнатки Малыша, прислонившись к разрисованной стеле. Каменюка да детская кровать – единственное, что оставалось на своем месте. Остальные предметы интерьера с воем кружились под крышей. Ночной горшок расплескивал содержимое в опасной близости от моей макушки. Старые диваны и сломанные тумбочки завязали драку, постукивая кривыми ножками. Протухшее белье, кто знает когда выброшенное на чердак, хлопало многочисленными рукавами и полами, изображая грязных нахохленных птиц. Осколки Зерцала душ дребезжали в тусклой раме и тоже норовили летать. Меня ожидали сотни порезов на лице, сумей они высвободиться из антикварного трюмо.

Везде витала пыль и обрывки истлевшей одежды.

– Малыш, – взмолился я, морщась от непривычности последующих слов, – папа хочет с тобой погулять. Иди к папе.

– Папка – дурак! – прострекотал фамильный демон, поглубже залезая под кровать. – Не хочу гулять! Хочу веселиться!

Подтверждая его слова, на меня внезапно помчался платяной шкаф. Он на бреющем полете просвистел надо мной и с треском врезался в покатые внутренности крыши. Загрохотали балки перекрытия, взвизгнул магиталлический остов оранжереи. Из кухни донесся испуганный вскрик Сульмы. Там зазвенели бьющиеся тарелки.

– Ладно, – пошел я на ловкий трюк. – Не хочешь на улицу – сиди здесь. А я ушел в парк.

– Ну и иди!

Чердачная дверь гостеприимно распахнулась и ударилась о стену. В окутанном пылью проеме она показалась мне плотоядной пастью Тринадцати кругов. Или Страшного судилища, в крайнем случае.

Я пожал плечами и пошел к двери. У моего затылка пролетел обломок ручки старой швабры.

– А ты сиди себе и пыль глотай, – грубо бросил я озорнику.

– Папка – дурак! – повторил фамильный демон. Очень насмешливым тоном.

Я скрипнул зубами, но все же удержался от того, чтобы броситься к кровати и надавать паршивцу по зеленым ползункам. Имелся другой план, более изощренный.

Когда ухмыляющаяся рожица Малыша пропала из виду, я осторожно шагнул в сторону от выхода. Не составило труда тихо спрятаться за железным сундуком без крышки и толкнуть ногой чердачную дверь. Створка захлопнулась, по лестнице покатился окаменевший тюк одежды. Шум должен был создать впечатление, что я спускаюсь на третий этаж.

Как и предполагалось, едва папа «убрался», фамильный демон успокоился. Мебель с грохотом опустилась на пол, шмотки и всякая мелочь улеглись на свои места.

Малыш, похихикивая, выбрался из-под кровати. Достал из карманчика ползунков белоснежный лист бумаги и огрызок карандаша. Положил бумагу на пол и принялся рисовать, высунув от усердия маленький раздвоенный язычок. В этот момент он действительно походил на меня. Такой же краснощекий, с прищуренными глазами и подрагивающим носиком – словно вынюхивает что-то.

Хвала всем богам, фадем не учуял моего присутствия. Он некоторое время водил карандашом по бумаге, громко сопел и брыкал ногами. Потом надоело. Малыш поднялся на ножки, засеменил к горшку и покрутил рукоятку механизма.

«Демон не пришел, как месяц взошел – я ж его так жда-а-ала», – запел горшок.

Мое фамильное проклятие пустилось в пляс. Малыш с удовольствием подпрыгивал, хлопал в воздухе пятками. И приближался к моей засаде.

Я напрягся, приготовился. Когда фадем приблизился к сундуку на расстояние вытянутой руки, я крепко ухватил его за шиворот красно-синего кафтанчика.

– Попался!

В ответ Малыш попытался заехать мне в глаз. Но я-то был настороже. Приподнял фамильного демона над полом и сунул его к окну.

Над горизонтом поднималось второе солнце. Крыши домов чуть не плавились под изумрудным сиянием, громоотводы накалились почти докрасна. Где-то вдалеке поднялся страшный грохот: горы Хаоса выдергивали из земли свои каменные корни и пытались убежать от солнечных лучей, спрятаться за более старыми и медлительными исполинами. Приближался второутренний зной.

– Ай! – запричитал Малыш, прикрываясь ручонками. – Не надо!

– Будешь знать, как издеваться над отцом, – поучительно сказал я, опуская фадема на пол. – Идем гулять.

Фамильные демоны, как и большинство потусторонних существ, очень боятся второго дневного света. Именно второго – гигантского зеленого шара, а не первого светила, несмело светящего голубизной.

– Пошли…

Малыш нахмурился и всю дорогу вниз пронзал меня кровожадным взглядом шестиугольных зрачков. Неудобная поза не мешала ему пересчитывать мне ребра маленькими острыми коленками.

Когда я водружал его в большую зеленую коляску, расшитую апельсиновыми ромбиками и разноцветными цветочками, фадем внезапно прекратил брыкаться. Он замер и бессмысленным взглядом уперся мне в грудь.

Зрелище доселе невиданное. Потому я даже остановился, держа в руках замок ремня безопасности – такими укомплектованы все детские коляски, чтобы ребенок не вывалился.

– Малыш, что с тобой?

Он не ответил. Остекленевшие глаза таращились куда-то в неизвестность. Если бы передо мной был не фамильный демон, а, например, раненый оборотень, – я бы подумал, что он умирает. Или находится в состоянии транса, как медиум или гадалка.

– Малыш?

– Сегодня или завтра случится убийство! – глухим голосом, совершенно не похожим на детский басок Малыша, сообщил фадем.