Смерть не выбирают (сборник)

В конце дня отупевший, голодный, с пересохшими, скользкими от пыли пальцами, Михальченко перелопатил все, что лежало перед ним на столе и часть квитанций, сваленных на полу.

Он заметил, что женщины начали собираться домой, одна складывала в ящик письменного стола бумаги, другая, глядя в зеркальце пудреницы, красила губы. Михальченко с наслаждением откинулся на спинку стула.

– На сегодня хватит? – попытался он улыбнуться…

Придя домой, он первым делом влез под душ. Затем попросил у жены какой-нибудь крем. Она удивилась:

– Что это ты? – но все же дала тюбик.

– Пальцы видишь какие? Сморщились от пыли, – он втирал крем.

Спал эту ночь Михальченко плохо, снился ему какой-то гигантский пожар, чьи-то руки швыряли в пламя пачки квитанций…

Только к вечеру следующего дня Михальченко объявился в бюро.

– Где ты пропадал? – спросил Левин.

– Искал плащ по вашим с Остапчуком рекомендациям.

– Без толку?

– Да как сказать? – он достал квитанцию. – Что-то похожее нашел: темно-синий. Судя по индексу – импортный, 50-й размер, утепленный, хабэ с полистером. Поступил в магазин 20-го августа. Продан на следующий день.

– Где гарантия, что это наш плащ?

– Вы еще гарантии хотите!

– А кто сдал? Фамилия, адрес.

– Он поступил в магазин анонимно.

– Что значит "анонимно"? – удивился Левин.

– Из ломбарда.

– Сомневаюсь, что это плащ Тюнена.

– Почему?

– Что же это, похититель решил избавиться от вещи спустя четыре месяца? Хранил плащ у себя?

– Нет. Вещи в ломбарде хранятся три месяца, затем еще льготный месяц. Лишь потом реализуются через комиссионные.

– Ты где это все узнал?

– Прижмет, узнаешь и не такое.

Их разговор прервал телефонный звонок. Михальченко снял трубку.

– Откуда? Слушаю вас. Так… Помню, помню. Ну как же!.. Наше дело. Всегда готовы… Сейчас, одну минуточку, – и повернувшись к Левину, сказал: – Это директор конного завода. Приехал немец, наш заказчик по делу Кизе. Когда вы сможете его принять?

– Если сегодня пятница, то, разумеется, в понедельник, – после некоторых раздумий ответил Левин.

– Хорошо бы раньше.

– Мне до встречи с ним надо бы повидать еще одного человека. Так оно лучше стыкуется, – сказал Левин. Он конечно рад был бы встретиться с Шоором хоть сейчас, в нем даже засуетилось нетерпение: раз Шоор подал сигнал о своем прибытии и хочет встретиться, значит он что-то привез от Анерта. Но может быть кое-что даст разговор с Маргаритой Марголиной, о чем следует сообщить Анерту через Шоора? – Ты скажи, обратился он к Михальченко, – что я жду его в понедельник к девяти.

– Если удобно вашему гостю, то в понедельник к девяти, – передал Михальченко. И, видимо, получив согласие, опустил трубку.

– Ну что? – спросил Левин.

– Его тоже устраивает, у них там какие-то свои дела.

– Вернемся к плащу. Нам нужен ломбард: кто сдал плащ? И хорошо бы установить покупателя. Но как? – спросил Левин.

– С ломбардом просто – пойду туда. А вот с покупателем… Я решил дать объявление через газету. Договорился с директором "Комиссионторга", чтоб от их имени, я им оплачу, – Михальченко вынул из кармана листок бумажки, подал Левину.

"В связи с недоразумением убедительно просим купившего 21-го августа импортный темно-синий плащ 50-го размера в комиссионном магазине N_12 по ул. Червоных казаков позвонить по телефону 42-19-17.

Дирекция "Комиссионторга".

– Надежда слабая, но другого выхода нет, – сказал Левин по прочтении. – Все ты, Иван, сделал правильно…

Михальченко ушел к себе.

Оставшись один, Левин вспомнил о Шооре и тут же подумал о Маргарите Марголиной: выписалась ли она уже из больницы, захочет ли разговаривать, а что если она не помнит этого Кизе и ничего не добавит к тому, что знает о нем Левин? В таком случае не зря ли отложил свидание с Шоором?.. После первого звонка на квартиру Маргариты Марголиной прошло всего шесть дней. А, была не была, и он снял трубку.

– Я вас слушаю, – отозвался старческий спокойный голос.

– Маргарита Семеновна? – наугад спросил Левин.

– Да.

Левин назвался.

– Мне необходимо с вами повидаться. Окажите любезность, уделите полчаса.

– Я сегодня только из больницы. Если можно, давайте завтра.

– Конечно! – обрадовался Левин. – Когда вам удобно?

– Если вас устроит, приходите часов в двенадцать.

– Очень хорошо! Адрес ваш у меня есть. Благодарю вас!

– Пожалуйста…

Без четверти двенадцать Левин уже шел по улице Бакинских комиссаров к Марголиной. Дом номер восемнадцать оказался обычной блочной пятиэтажкой хрущевских времен.

Дверь открыл мальчик.

– Здравствуй, – сказал Левин. – Тебя, наверное, зовут Семен. Я угадал?

– Да, равнодушно ответил мальчик. – Бабушка ждет вас…

Выйдя из комнаты навстречу, она стояла в глубине коридора – высокая, худая с совершенно седыми волосами, гладко стянутыми к затылку в большой узел.

Поздоровались, прошли в комнату. Все здесь было так обычно, стандартно – мебель, посуда за стеклом серванта, занавеси, – что Левину показалось, будто он уже посещал эту квартиру.

– Маргарита Семеновна, дело вот какое. По просьбе нашего клиента из Мюнхена мы пытаемся выяснить обстоятельства смерти его дядьки. Он находился у нас в городе в лагере для военнопленных. Было это в 1948 году. По имеющимся у нас данным какое-то время он работал на восстановлении авторемонтного завода. В одном из его писем той поры он упоминает некую Риту – кладовщицу в инструментальном цехе. Упоминает самыми добрыми словами. Мы пришли к мысли, что этой Ритой вероятней всего были вы.

– Да, я работала тогда кладовщицей именно в этом цехе. Как звали этого немца?

– Звали его Алоиз Кизе. Он был уже не молод. По-моему, лет пятидесяти пяти.

Она задумалась, провела узкой ладонью по сухой коже лица, потом сказала:

– Кизе я помню.

– Что бы вы могли сказать о нем?

– Обыкновенный человек. Вежливый. Несколько замкнутый. Но с теми, кому доверял, вернее, с чьей стороны не опасался грубости или оскорбления – все-таки немец, пленный, а война только кончилась, – он старался найти чисто человеческие контакты. У меня сложились с ним нормальные отношения.