Смерть не выбирают (сборник)
Шрифт:
– Просто возникла одна ситуация. Хочу разобраться.
– Что за ситуация? При чем здесь Погос?
– Пытаюсь понять. Пойму до конца – расскажу.
– Что тебе дать с собой на ночь?
– Плавленые сырки есть?
– Есть.
– Сделай бутерброды с колбасой, плавленый сырок и помидоры.
– Хватит?
– Вполне…
Курсы сократили на неделю: профессор, который вел один из циклов, срочно уехал куда-то в Россию, где у него умерла сестра. И Сажи на неделю раньше вернулась домой.
Квартира была запущена, накопилось грязное белье. Стирального порошка в доме не оказалось. Взяв большую сумку, она ушла в город, купила
Посидев с полчаса, они немногословно поговорили, и каждый занялся своим. Сажи ушла на кухню, где был второй, параллельный, телефонный аппарат, и позвонила Костюковичу домой. Сестра его ответила, что тот на дежурстве. Сажи набрала ординаторскую, долго никто не отвечал, затем трубку сняла дежурная сестра и сказала, что доктора вызвали в приемный покой…
Утром следующего дня Сажи вышла на работу. В отделении ничего не изменилось, не было никаких новостей, шла все та же спланированная больничная жизнь: вскрытия, биопсии, некропсии… И на ее вопрос: "Что тут нового" – Коваль, замещавший Сажи, ответил: "Перчаток и скальпелей как не хватало, так и не хватает…" Побыв с час у себя, она пошла в главный корпус, заглянула в ординаторскую 2-й неврологии, но ей сказали, что Костюкович в палате тяжелого больного. И она направилась к главврачу…
– Так что, господин Михальченко, будем делать? – спросил Левин. Рискнем?
– В ваших соображениях нет ни одного изъяна. Кроме одного, – сказал Михальченко.
– А именно?
– Вдруг все окажется не так. Можем напороться.
– Ну давай еще раз пройдемся по моему сценарию. Я буду говорить, а ты сокрушай его, возражай, предложи что-нибудь свое. Не обижусь.
– В том-то и дело, что у меня все вразброс, а соединить нечем. Что ж, давайте рискнем. Вы Чекирде высказывали свои предположения?
– Нет, еще рано, – ответил Левин.
– Значит, делаем так: я отправляюсь с Рудько на пост ГАИ на Волынское шоссе, перехватываем Дугаева. Вы сидите здесь и ждете моего звонка. Если наш разговор с Дугаевым что-то даст, я звоню вам и вы сразу же – на пивзавод. И Бог нам в помощь!
– Дрожат коленки?
– У меня всегда, в таких случаях, когда хожу втемную, начинается нервная зевота. А у вас?
– Закладывает уши.
– И сейчас?
– Вроде еще нет, слышу тебя хорошо.
– Значит, завтра мы с Рудько едем встречать Дугаева.
Главврач принял ее сразу, и Сажи, едва увидев его подобревшую вдруг физиономию, почувствовала, как у нее натянулась кожа на скулах и по лицу пронесся горячий ветер – признаки закипавшего гнева. Но сдержавшись, она сухо поздоровалась и так же сухо сказала:
– Доктор Костюкович вам уже сообщил, что стекла Зимина у нас есть? Через два-три дня я представлю вам протокол вскрытия и бланк гистологии.
– А большего и не нужно, Сажи
Алимовна! – с энтузиазмом произнес главврач, словно только на нее и надеялся. – Работайте спокойно.– Я принесла вам заявление: из больницы я ухожу. В конце месяца, – и она положила ему на стол листок бумаги.
– Как?! Почему? – оторопел главный. Каким бы он ни был, он все же понимал, что найти равного ей завотделением будет очень трудно, непросто будет найти и такого патогистолога, как Каширгова. – Ну что вы, Сажи Алимовна! Не спешите, подумайте. Ну произошло недоразумение! Инцидент исчерпан. Я вас не отпущу.
– Это не недоразумение. И вы прекрасно понимаете, о чем речь. После этого мы не сработаемся. Я ухожу на кафедру. У профессора Сивака есть место ассистента. Вы много потеряете, если от вас уйдет и такой невропатолог, как Костюкович. До свидания, – круто повернувшись, она вышла из кабинета.
26
Минут за тридцать Михальченко и Рудько добрались до стекляшки-будки поста ГАИ на Волынском шоссе. Дежуривший рябой старшина, поняв, что от него требуется, вышел и занял место у разделительной линии на "островке безопасности" – овальном пятачке, возвышавшемся над шоссе сантиметров на пятнадцать-двадцать.
– Ну что, будем загорать? – вздохнул Михальченко и глянул на часы. Была половина девятого утра. – Знать бы сколько.
– Кто знает. Тут Дугаев нами распоряжается, – отозвался Рудько. Но завгар сказал мне, что Дугаев сегодня должен обязательно вернуться.
– Хоть бы почитать что, – Михальченко окинул взглядом столик, на котором, кроме многоканального телефона-коммутатора ничего не было.
– Может, сгоняем в "подкидного"? – спросил Рудько.
– А карты?
– Это добро найдем, – Рудько вытянул ящичек стола и, порывшись, извлек колоду замусоленных карт. – Сдавай.
Сколько партий они сыграли, Михальченко не помнил, время тянулось медленно. Около часа дня они пошли в придорожный буфет, сколоченный из толстых фанерных щитов, стоявший между магазином автозапчастей и заправочными колонками. Буфет был почти пустой – всех отпугнули цены, а прежде тут всегда было полно шоферов-"дальнобойщиков". Взяли по две чашечки кофе и по пачке вафель. Когда вышли, Михальченко сказал:
– Ты иди, Богдан, а я в туалет схожу.
Возвращаясь из туалета, увидел, что старшина, остановив какой-то "ЗИЛ", разговаривал с шофером, сидевшим в кабине, лица его Михальченко не видел, но по номеру на борту понял: это та машина, которую они ждали. Михальченко быстро пошел в будку, где сидел Рудько.
– Дугаев прибыл, – коротко сообщил он Рудько.
Минут через пять вошли старшина и Дугаев.
– Вот, товарищ старший лейтенант, ездит, а техосмотр не прошел. – Уже три месяца просрочено, – старшина положил перед Рудько документы Дугаева.
Рудько стал медленно молча перелистывать бумажки, нарочито долго читал, а Михальченко осторожно разглядывал Дугаева.
– Что же это вы, Дугаев? – спросил наконец Рудько.
– Машина не моя, товарищ старший лейтенант.
– Куда ездили?
– На Волынь. Надо было в одном хозяйстве получить хмель.
– А кто послал вас?
– Начальство.
– Кто именно?
– Начальник отдела снабжения и сбыта.
– Фамилия?
– Деркач Алевтина Сергеевна.
– Она что, не знала, что машина не прошла техосмотр?