Смерть онлайн
Шрифт:
А теперь представь, что она тебя вдруг заметила; заметила и уставилась на тебя, и, оп, как будто что-то пытается вспомнить…
Ты испугалась. Что делать? Убегать? Нет. Перенестись. Что? Перенесись. Куда? Переносись еще лет на пять назад и увидь себя десятилетнюю, третий-четвёртый класс. Увидела?..
Хорошенькая девочка? Что она делает? Может уроки? Или ты её видишь в школе, в классе, среди других ребят, но одинокую(?), с непонятно откуда берущимися такими же, как и она, одинокими мыслями в голове, которые с ней никто не разделяет, и которые её разъедают, но формируют…
Посмотри на её косички и пальчики, на школьную форму и на ранец, карандаши и линейку, которыми она пользуется, заставляемая получать знания, назначение которых ей не понятны, может, как и сами эти знания…
И
И вот теперь, увидь себя пятилетнюю. Маленькую пятилетнюю девочку…
Увидела? Что она делает? Может она обнимает маму, или встречает её с работы, бежит к ней, чтобы она обняла её, подхватила на ручки?..
А может ты видишь, как она сидит одна, такая маленькая и такая жалкая, только что поигравшая во что-то, и мгновение не знающая с чем бы теперь поиграть? Грусть и одиночество, которые однажды уже коснулись её маленького сердца, теперь иногда посещают её снова и снова…
Подойди сейчас к ней…
Подойди к этой девочке…
Не спеша, так, наклонись к ней…
Возьми её на ручки и прижми её к себе сильно-сильно, сильно-сильно…
Пожалей её…
Погладь её, поласкай и постарайся успокоить…
Расскажи ей, какая она красивая, и какая красивая её ждёт жизнь…
Скажи ей, что всё у неё будет хорошо. Что всё-всё-всё у неё будет хорошо...
Поцелуй её…
А потом поиграй с ней, обязательно надо поиграть, поиграй…
Пусть принцесса-куколка обязательно найдёт своего красивого, доброго, умного, сильного, но нежного принца…
А потом скажи ей, что тебе пора уходить, но что ты добрая-предобрая фея, и хочешь, перед тем как уйти, сделать ей необычный подарок. Сделай вид, что ты снимаешь со своей шеи красивую-прекрасивую блестящую цепочку, на которой болтается малюсенький сундучёк. В сундучке, скажи её, лежит прядка волос маленькой принцессы-лошадки…
Сделай вид, что одеваешь эту цепочку ей на шейку, и скажи, что этот подарок будет всегда-всегда её защищать, и пока цепочка будет у неё на шейке, самые страшные и самые плохие неприятности будут обходить её стороной, и чтоб она никогда не снимала её, даже когда будет мыться, до тех пор, пока у неё не появится такая же красивая маленькая девочка, как она сама, и тогда пусть она снимет эту цепочку и подарит её ей…
Отключилось электричество. У Марины промелькнула мысль, что компьютер отключился сам, но характерно закряхтел и затрясся в течение нескольких секунд холодильник – как это бывает, когда его отключишь от питания. Марина, как будто испугавшись, как будто с отвращением, будто встревоженная чем-то плешивая львица, дёрнула плечами в сторону холодильника, но продолжила смотреть в погасший монитор. Слёзы застилали ей глаза, текли по щекам и капали на стол. Ей постоянно приходилось моргать глазами и нервно подёргивать головой, сглатывать, и даже пару раз смахнуть слёзы руками, чтобы продолжать мочь что-то видеть. Исчезнувшее сообщение заменила её собственное отражение в погасшем мониторе, которое она не видела, но знала, что там, в темноте, оно есть, и оно сейчас смотрит на неё. Она представила, какая страшная женщина сейчас наблюдает за ней из монитора. Сегодня у неё сильно вились никогда непрямые волосы. О-о да, сейчас она чётко могла представить, какая женщина смотрит на неё из темноты: одетая в старый заношенный халат, полная, в жалкой застывшей позе, не то лохматая, не то кучерявая, ссутулившаяся и пялящаяся в исчезнувшее ненавистное сообщение. Отражение, которое нарисовало ей воображение, сейчас вобрало в себя всё самое негативное за этот вечер, жизнь... Эффект был на столько сильным, что она заскулила. Скуление стало переходить в рык, прерываемый приступами скуления опять и опять. Рука лежала на мышке. Марина стала раскачиваться вперёд-назад, продолжая поскуливать.
Влад, Солвита, Юра, работа, деньги, а ещё этот придурок – малыш (подонок!), который плюнул на неё, и сучки-матери, которые стали её отчитывать, Никита,
будь он проклят вместе со своей девушкой, это грёбаное сообщение, она в пятнадцать лет, в десять, в пять…В квартире было темно.
Марина встала, ещё не зная, что сейчас будет делать. Встала машинально. Чтоб «сменить волну».
Читая, она вспомнила себя в пять лет, как она играла, и маму, а теперь, когда поднялась, она опять увидела себя пятилетнюю, но уже как она перемазалась жвачкой, испортила полосатую (почему-то с запахом рвоты) майку, залезла под стол и скулила там, в ожидании появления отца или матери - в ожидании наказания. Вспомнила, как примерно тогда же была в деревне у бабушки, а деревенские мальчики накормили её кошачьими фекалиями, говоря, что это засушенные сырники, кусочки чего, на самом деле сами уплетали, – она понимала, что её обманывали, но почему-то тогда дала себя обмануть. Почему? До сих пор понять не может.
Да, она вспомнила свой ранец, класс, учёбу, но теперь, когда встала, вспомнила ещё и себя плачущую в третьем классе, постоянно плачущую. Она могла расплакаться в классе из-за любого пустяка, например, когда кто-то из учителей повышал на неё голос, и такое продолжалось вплоть до пятого, что служило поводом для частых насмешек над ней со стороны мальчиков, да и девочки косо смотрели на эту её склонность.
Вспомнились ей и проклятые пятнадцать лет. Только что, читая, она вспоминала, как шла по улице и сидела, делала уроки у себя в комнате, но теперь, когда поднялась с табуретки, она вспомнила, как её тогда напоили ребята, а потом стали упрашивать её идти к ней домой в гости - ведь у неё не было дома родителей. Её дотащили почти до двери, и здесь она села на лестничные ступени и устроила истерику, а потом обмочилась, прямо на ступени, из-за чего её потом прозвали «зассыхой», и ей было стыдно показываться в своём районе. Потом они с родителями переехали в другой микрорайон города.
Что испытывает душа, заключённая одна в тёмной комнате, окружённая признаками приближающейся ночной грозой? Почему именно в эти моменты одни люди теряют способность к концентрации внимания, а другие обретают её в семикратном размере, и почему именно в эти моменты заболевания нашей души обостряются?
Когда из-за темноты, и приближающейся первой в этом году грозы, в психиатрической больнице, которая находилась в километре от дома, где жила Марина, буйные стали лезть на стены, а тихие и спокойные тупо и невыносимо стали завывать, воображение Марины заработало с утроенной силой. Произошедшее за последние четыре часа, не казалось таким жутким, как то, что произошло за последние десять минут, что в другой раз показалось бы ей просто очередной неурядицей. Но сейчас, когда кругом был мрак, а где-то вдалеке уже слышались раскаты грома, всё казалось в несколько крат неприятней и жутче. Если раньше воспоминание о запахе рвоты от майки говорило только о том, что она в тот момент оказалось недостаточно отстиранной, то сейчас ей казалось, что это был запах всей её жизни. Если то, что она когда-то обмочилась пьяная перед своими друзьями, казалось ей просто ужасным воспоминанием, сейчас было ощущением, что такое с ней происходит каждый день.
И вот тут пришла мысль о смерти.
Сначала - просто мысль. А потом…
А потом она подумала, что ей действительно нет смысла жить, и она больше так не может. Зачем всё, если то, чего надо, у неё нет, и получить она не может, и ей не дают. Зачем тогда всё… это?
Она сжала в кулак правую руку, кистью левой его обхватила и, поднеся их ко рту, впилась в мякоть указательного пальца зубами. Почувствовала солёный вкус.
«Соль! Соль убивает всё живое», - подумала она, - «даже моя собственная рука меня убивает».
От мысли о смерти глаза у неё стали вылезать из орбит, она уставилась куда-то в бок и «зависла» в минусе. Самое невыносимое – это когда очень хочется быть счастливым.
«Я бы могла так стоять, и ничего ни делать, и даже не думать ни о чём, и ничего не измениться вокруг, потому что я ни на что не влияю, потому что от меня ничего не зависит, потому что я - ноль».
И тут она попросила помощи… У всех, у каждого, у бога… Но все ответили молчанием, даже бог не заговорил с ней, все молчали…