Смерть по объявлению

— Хорошо. Это не составит никакого труда.

— Что вы сказали?

— Ничего. Я сказала, что справлюсь.

— Знаю, у вас все получится. Я очень на вас надеюсь.

— Спасибо. Как продвигается расследование?

— Неважно.

— Вы не расскажете мне о нем как-нибудь, а?

— Обязательно! Как только будет что рассказать.

— Приходите на чашечку чая в субботу или воскресенье?

— Постараюсь.

— Я настаиваю.

— О да, конечно! Что ж, доброй ночи.

— Доброй ночи... Дикий Пес Динго.

Уимзи положил трубку. «Надеюсь, — подумал он, — она не выкинет какую-нибудь глупость. С этой женщиной опасно связываться. У меня нет никаких гарантий, что ей можно доверять. Хотя, конечно, это как раз на руку, когда нужно, чтобы обнаружились некоторые факты».

Его губы изобразили усмешку, и Питер отправился к женщине, которая не проявляла к нему никаких знаков внимания, и, что бы он ни говорил или ни делал, это не имело никакого отношения к описанной выше истории.

Джинджер Джо медленно встал с кровати и осмотрел комнату.

Его старший брат — шестнадцатилетний Берт, конечно же, не был полицейским, а был самым шумным подростком в округе. Сейчас он сладко спал, свернувшись Калачиком и, несомненно, мечтал о мотоцикле. Тусклый свет фонаря слабо очерчивал его спину и тонким лучиком касался краешка кровати Джинджера.

Из-под подушки Джинджер достал тонкую тетрадь и огрызок карандаша. Лизнул карандаш, открыл тетрадь и написал с большой буквы: «Доклад».

И тут он задумался. Как же сформулировать свои мысли четко и одновременно просто? Во время учебы в школе ему приходилось писать сочинения на самые разнообразные темы — например, «Моя любимая книга», «Кем я хочу стать, когда вырасту», «Кого я видел в зоопарке», — но все они не развивали логику мышления настоящего детектива. Однажды парню посчастливилось заглянуть в записную книжку полицейского Уолли, и сейчас он вспомнил, что все записи у него начинались примерно так: «В 8.30 вечера, когда я шел по улице Веллингтон...» — «хорошее начало, — подумал Джинджер, но оно не подходит к нашему случаю». Стиль изложения его любимого героя, детектива Секстона Блейка, был довольно энергичным, больше походил на повествование захватывающих приключений, чем на описание фактов и действующих лиц. Нужно было придумать что-то другое, что-то свое. И ко всему прочему вставал нелепый вопрос правописания — извечный камень преткновения юного расследователя. Джинджеру было неловко за то, что его неграмотность испортит ценность доклада и снизит весь его презентабельный вид.

В этом случае юноша всегда прислушивался к здравому смыслу и считал, что он неплохо соображает.

— Нужно просто начать, — сказал он себе и, надавив на карандаш и хмурясь от старания, начал писать:

«Доклад

Джозефа Л. Поттса».

Решив, что сведений о себе должно быть как можно больше, Джинджер указал свой возраст, домашний адрес и место работы. В конце своего повествования он поставил дату и подписался

«У меня состоялся разговор с ребятами по поводу потрепанной рогатки. Билл Джонс утверждает, что помнит, как я стоял на проходной, когда миссис Джонсон забрала у меня рогатку. Сэм Таббит и Джордж Пайк тоже там были. Я рассказал им, что мистер Брэдон вернул мне рогатку с оторванным куском кожи, и поинтересовался, кто это сделал. Билл и Сэм заверили меня, что не имеют никакого отношения к этой рогатке; вообще-то они отличные ребята, и я думаю, что они говорят правду. Джордж тоже, похоже, ни при чем, потому что все его поступки отражаются на его поведении, а он тогда выглядел хорошо. Тогда я их спросил, кто бы это мог быть, по их мнению. Они ответили, что никого больше не видели с рогаткой. Потом появился Кларенс Меткапф и сказал, что он тут главный, стал интересоваться, что здесь происходит. После моего объяснения Кларенс ответил, что иметь претензии к миссис Джонсон — это очень серьезно, с этим нельзя шутить. Также опросил всех ребят и все отвечали «нет, добавить больше нечего»; лишь Джек Болтер вспомнил, как миссис Джонсон однажды оставила свою сумку на столе, а мисс Партон взяла ее и отнесла в столовую.

На мой вопрос, когда это было, Джек ответил, что это случилось утром через два дня после того, как у меня отняли мою рогатку. Теперь вы понимаете, сэр, что рогатка лежала без присмотра в течение часа и ею мог воспользоваться кто угодно.

Но кто же это мог быть? Я припоминаю, что мистер Праут передавал какие-то заметки миссис Джонсон и находился наверху ступенек, тогда он еще потрепал меня за ухо. Также там была одна молодая леди, кажется, мисс Хартли, она ждала какого-то сообщения. А после того, как ушел к мистеру Хорнбаю, Сэм сказал, что к миссис Джонсон зашел мистер Веддерберн, и вместе они пошутили над этим. Сэр, я думаю, все знают об этой истории с рогаткой, миссис Джонсон всем рассказывает в столовой истории про нас, про ребят. Наверное, она думает, что это смешно.

Вот все, что я могу сообщить вам о рогатке, сэр. Я не стал узнавать больше, иначе бы все подумали, что мне больше всех надо, но у меня есть на этот счет свой план.

С уважением,

Ваш Дж. Поттс»

— Какого черта ты тут делаешь, Джо?

Джинджер, увлеченный написанием своего отчета, не заметил, как проснулся Берт, и, увидев брата, наспех засунул тетрадь под подушку.

— Тебе никогда не приходило в голову, — сказал он, нервничая, — что у меня могут быть личные мысли?

— О, правда?

Берт дернул подушку и увидел тетрадь.

— Пишешь стихи? — спросил он с презрением.

— Это не твое дело, — ответил Джинджер. — Отстань от меня.

— Покажи-ка, раскрой свою тетрадку, — сказал Берт.

— Нет, не раскрою.

— Не раскроешь?

— Нет. Убирайся.

Джинджер сжал тетрадь трясущимися руками.

— Я хочу посмотреть на это уродство!

Джинджер был необычайно изворотливым и энергичным ребенком, но его руки удерживали тетрадь, и бороться со старшим братом, у которого было преимущество в весе и росте, было достаточно сложно.

— Пусти, ты, хулиган-переросток!

— Я научу тебя, как называть меня! Самодовольная скотина.

— Ой! — завопил Джинджер. — Все, все, я больше не буду, я же сказал тебе! Это личное, секретное дело!

Удар, еще удар!

— А ну хватит! — произнес величественный голос. — Что тут происходит?

— Уолли, скажи Берту, чтоб он отстал от меня.

— Нечего было дразнить меня. Я только спросил, чего он тут сидит и пишет стишки, когда должен спать.

— Это мое личное дело, — настаивал Джинджер. — Я не вру, это правда, это страшно секретно.

— Он тебе что, мешает? — сказал Уолли Поттс, как на судебном разбирательстве. — Расшумелись тут. Вот разбудите отца, вам обоим не поздоровится. А теперь живо по кроватям, иначе я покажу вам, как шуметь на ночь глядя. Тебе, Джо, тоже лучше бы лечь спать, а не стишки сочинять.

— Но я не стишками тут занимался. Я делал кое-что для джентльмена из агентства, а он сказал, чтобы я никому не рассказывал об этом.

— Ну что ж, слушай сюда, — произнес Уолли, демонстрируя свой огромный кулак. — Ты отдашь эту тетрадь мне, слышишь? Я спрячу ее в моем ящике, и ты сможешь забрать ее завтра утром. А теперь иди спать.

— Только не читай ее. Хорошо, Уолли?

— Хорошо, не буду, если ты так хочешь. Джинджер, уверенный в честности Уолли, все же неохотно отдал ему тетрадь.

— Вот и правильно, — заметил Уолли, — и чтобы я больше не слышал никакого шума ни от одного из вас. Поняли?

Он ушел, медленно удаляясь в своей широкой пижаме.

Джинджер Джо, потирая ушибленные места, завернулся в одеяло и стал успокаивать себя тем, что, перебирая в памяти произошедшее, представил себя героем.

«Раненный и искалеченный, но все же непоколебимый в своем мужестве, великий детектив опустился на соломенную подстилку темницы. Несмотря на кровоточащие раны, он был счастлив, зная, что драгоценные документы спасены. Он смеялся, вспоминая неудачника — Короля Преступников, который кусал свои толстые пальцы. «Снова провал, Ястребиный Глаз! — рычал злодей. — Но в следующий раз удача будет точно на моей стороне!» А тем временем...»

Да, работа детектива полна опасностей, жизнь его не из легких.

ГЛАВА 8 НЕПРИЯТНЫЙ СЛУЧАЙ В РЕКЛАМНОМ АГЕНТСТВЕ

Это произошло в пятницу той злосчастной недели, когда погиб Виктор Дин, — рекламное агентство «Пимс паблисити» сотрясалось от скандала с производителем «Нутракса», превратившись из миролюбивой конторы в настоящий лагерь военных действий.

Все неприятности начались с трудолюбивого и исполнительного мистера Копли. Как и большинство людей, привыкших работать по схеме, он действовал, без сомнения, из своих самых лучших побуждений. И, как всегда и бывает, когда человек оглядывается назад на содеянное по прошествии времени, то начинает рассуждать не над тем, что он мог бы сделать, а над тем, что уже совершил. Но как заметил позже мистер Инглеби: «Важно не то, что Копли тогда сделал, а важно, как он это сделал». В ходе борьбы, в которой выжить суждено лишь сильнейшему, даже сильные мира сего могут легко вынести неверное решение.