Смерть по сценарию

— Валентин Изотович? Это Саврасов. Угу. Нет. Угу. Нет. Я вас вот о чем забыл спросить прошлый раз, вы уж простите... Кто получает гонорар Кукушкинса?

Далее Саврасов долго молчал, слушая собеседника и время от времени вставляя междометия. Затем он любезно поблагодарил редактора и распрощался с ним.

— Ну? — в один голос спросили мы с Мадам.

— Значит, так. — Саврасов, вполне довольный, повернулся к нам. — Через месяц после того, как вышел первый роман Кукушкинса, главному редактору позвонила женщина и сказала, что автор — она, а Кукушкинс — ее псевдоним. Она хотела получить гонорар. Главный редактор спросил ее, о чем роман, — она ответила; он заговорил с ней о героях — она ответила; он схитрил, обронив между делом, что рукопись ему прислали по почте, — она сказала: «Нет, я забыла ее у Тамары»... Все сходилось. Видимо, роман действительно написала она. На другой день она пришла подписывать договор задним числом. Очень странная женщина, плохо одетая, нервная, неопределенного возраста...

— Постойте, — сказала я. — А как насчет того, что ваш приятель «никогда не видел Кукушкинса и никто в издательстве его не видел»?

— Ах да, — сказал забывчивый Саврасов. — Прошу прощения. Тогда, в первую встречу с этой женщиной, у главного редактора появились некоторые сомнения по поводу ее авторства. Во-первых, в договоре она написала «Кукушкин», а не «Кукушкинс», и главный редактор сам указал ей на эту неточность, мягко говоря. Во-вторых, в беседе она показала себя далеко не лучшим образом, а роман был написан человеком несомненно умным и образованным. И в-третьих, когда она писала расписку, где обещала принести следующую вещь только в «Корму» и к определенному сроку, то сделала несколько грубых грамматических ошибок, в рукописи же ошибок не было вовсе. Тогда главный редактор припер ее к стенке и прямо спросил: кто действительный автор этих произведений? Кто же этот самый Кукушкинс? Она отказалась отвечать наотрез. Но сказала, что является представителем Кукушкинса, и если издательство хочет сотрудничать и дальше, то пусть оставят ее в покое. И главный редактор отпустил ее с миром. А потом она принесла «Предисловие к роману». А потом — «Извне», и не так давно, в начале ноября, — «Три дня в апреле». Теперь все.

— Вот так история, — покачала головой Мадам.

— Надо было проследить за ней и узнать, кто она такая, к кому ходит...

— Ну что ты, Тоня, — улыбнулся Саврасов. — А если бы она пошла к Кукушкинсу через месяц или два, а то и через полгода? Или вообще не пошла бы, а просто позвонила ему по телефону? Да и кому это надо? «Корма» получает романы Кукушкинса и вполне этим удовлетворена. Тем более что гонорар они ему (или ей) выплачивают небольшой... Есть ли смысл искать такого нетребовательного автора?

Тут с кухни вернулись Миша с Денисом, и Денис, прижав руки к груди, попросил сменить тему. Он хотел рассказать о своей работе у Михалева. Тему сменили...

...Потрясающе! Михалев хочет снимать фильм по Кукушкинсу! И главную роль в будущем фильме предлагает играть Денису! Нет, все же я — умница. Я всегда относилась к Михалеву с уважением и симпатией, несмотря на все происки Вади и сплетни ассистентов. Он талантлив, я в этом ни на минуту не сомневалась.

Саврасов и Мадам тоже искренне радовались за Дениса, и поэтому легко себе представить наше удивление, нашу растерянность, когда Денис в ответ на поздравления заявил, что скорее всего отклонит предложение Михалева. Даже Миша, который до того сидел, совершенно равнодушный ко всему, и бездумно смотрел в стекло серванта, удивился, повернул голову к Денису.

Я в отчаянии всплеснула руками.

— Ну почему же, Денис? Ведь ты — замечательный артист! Неужели тебе хочется всю жизнь играть эпизоды?

— И правда, Денис, — спокойно сказала Мадам. — В прошлый раз ты отказался от прекрасной роли в Театре Вахтангова, а в позапрошлый...

— Ах, оставьте, — капризно ответил Денис, отворачиваясь от всех нас.

Эти артисты... Порой они как дети, честное слово. И порой, должна признаться, меня это сильно раздражает.

Миша развернулся к Денису и пристально посмотрел на него. Он гипнотизировал его, как кобра, до тех пор, пока Денис не оглянулся. Наткнувшись на Мишин взгляд, он сморщился и снова попросил сменить тему.

— Нет, — сказал Миша твердо. — Перебьешься.

— Я не хочу играть инвалида! — вскричал Денис.

Мне стало его жалко. Два красных пятна вспыхнули на его щеках, глаза заблестели. Похоже, он был расстроен всерьез. Расстроен и рассержен. Миша не хотел этого понимать.

— Ты просто ленив, друг мой, — усмехнувшись, сказал он.

Денис вдруг успокоился.

— Да, я ленив. Ну и что?

Тут и Миша махнул рукой. Он встал, подошел к окну, оперся руками на подоконник. Огромный, великолепный... «Шикарный экземпляр», — сказала как-то про него моя подружка Валя Скокина. Она видела его однажды в метро, в моем обществе, и потом недели три не давала мне покоя: все приставала, чтоб я ее с ним познакомила. Я предложила Мише, но он не захотел. Объяснил это тем, что в данный отрезок времени не расположен к новым знакомствам.

— Солнышко светит, — задумчиво произнес Миша, глядя куда-то вдаль, в чистое серое небо. — Весна, воздух свежий, говны оттаивают... Почему бы нам не пойти погулять?

Мадам отрешенно улыбнулась, уверенная в том, что Миша шутит и на самом деле не собирается тащить всех гулять.

— Ми-и-ша, — обиженно протянул Денис, уловив в тоне друга нечто свое, задевающее его лично. — Ну брось...

Миша не оборачиваясь пожал плечами.

— А давайте выпьем вина! — бодро сказал Саврасов, уже минут пять ерзавший в кресле, — он страшно переживал, когда в нашем маленьком коллективе назревали конфликты.

— Там его уж и не осталось, — вяло пробормотала Мадам.

Что-то ее настроение опять упало. Нет, не нравятся мне в последнее время мои друзья.

— Я схожу, куплю пару бутылок, — мужественно заявил Саврасов, не поднимаясь, впрочем, с места.

Я искренне им восхищаюсь. Ради своих товарищей он готов на настоящие подвиги. Вот пожалуйста: собрался покупать две бутылки вина! Для него такие траты подобны предынфарктному состоянию. Если он прикупит к вину еще хотя бы банку пива — все, ему конец.

Миша повернул голову, оглядел нас. Он улыбался. Не натянуто, не фальшиво. Кажется, ему стало смешно — напряженное лицо скупого рыцаря Саврасова, моя растерянная физиономия, надутый Денис... Все мы в этот момент представляли собой этакую скульптурную группу олигофренов. Кроме Мадам, конечно. Но ее с нами, можно сказать, и не было: она погрузилась в свои мысли и вряд ли слышала что-либо последние минуты три.

Я смотрела на Мишу с восторгом. Как жаль, что я влюблена не в него. С ним было бы проще, потому что он и сам проще. Так мне кажется. Но сердцу не прикажешь. Я ложусь с мыслями о Денисе и встаю с мыслями о Денисе. О Мише думаю лишь от случая к случаю, да и то лишь как о друге и хорошем парне. Ну и конечно, я восхищаюсь его красотой, его талантом и чудесным нравом.

— Я сам схожу, — сказал он, легкой походкой пересек комнату и вышел в коридор.

Денис побежал за ним.

Вернулись они с тремя бутылками такого же вина, какое мы пили, а к нему купили связку бананов, большой ананас и коробку моего любимого грильяжа.

Мы с Мадам стали накрывать на стол, Саврасов полез в шкафчик за штопором, Миша пошел на кухню — резать ананас. Денис, как обычно, уселся в кресло и с умиротворенной улыбкой обозревал нашу суету. Когда все было готово и мы приготовились отмечать наступление весны, раздался звонок в дверь.

Это, конечно, был Пульс. Учуял грильяж, бляха-муха... Обычно я не ругаюсь — соблюдаю, так сказать, чистоту русского языка, — но тут просто не выдержала. Да что такое, в самом деле! Могу я хоть раз в жизни съесть коробку грильяжа одна?

Незваный гость прошел в комнату, любезно поздоровался со всеми, кроме меня, и плюхнулся на стул. Его противные глазки тут же зашарили по столу и, естественно, наткнулись на грильяж. Я застонала. Миша наступил мне на ногу — слишком воспитанный он, право слово. Пульсу на мои стоны наплевать.