Смерть под ножом хирурга

Она вдруг стремительно исчезла из поля зрения Кейт, как будто ее снесло сильным порывом ветра.

Кейт снова легла на холодный камень и заплакала. Она жалела женщину, которая только что погибла, оплакивала четыре другие предыдущие смерти… Так много смертей, так много горя, и все во имя любви.

Глава 15

Дэвид первым нашел ее на высоте семидесяти пяти футов, лежавшую на забрызганном кровью мокром камне. Стремительно стащил с себя пиджак, накрыл ее. В голове билась одна только мысль.

Ты не можешь умереть. Я тебе не позволю. Ты слышишь, Кейт? Ты не можешь умереть.

Он подхватил Кейт на руки, чувствуя, как ее теплая кровь впитывается в его рубашку.

Он вновь и вновь повторял ее имя, как будто заклиная, пытался вызвать из небытия, куда она уходила. Он не слышал ни суетившихся вокруг спасателей, ни сирен подъехавших карет скорой помощи. Он вслушивался в биение ее сердца около своей груди.

Она была холодной и неподвижной. Если бы он мог поделиться своим теплом! Такое желание уже было однажды, когда он держал на руках своего умирающего сына. И тогда, и сейчас он едва ли не молился.

Только не снова, прошу, не забирай и ее у меня…

Мольба стучала молотком в голове Дэвида, пока ее несли на носилках вниз. Потом ее забрала толпа приехавших медиков, и он отошел, потому что теперь настала их очередь бороться за ее жизнь.

Автомобиль скорой помощи с включенной сиреной умчался в темноту. Он представил приемное отделение, яркий свет, белые халаты. Кейт скоро будет там, и у нее будет шанс.

Чья-то рука коснулась его плеча.

— Как ты, Дэви? — спросил Поки. Он не ответил.

— Все будет хорошо. У меня на эти вещи ясновидение. — И повернулся в сторону раздавшегося громкого чиханья, что предвещало появление сержанта Броуфи, прячущего лицо в носовой платок.

— Они подняли тело, — доложил он. — Запуталось в этих, — он чихнул, — зарослях. Сломана шея. Взглянете?

— Не стоит. Я тебе верю, — отозвался Поки, когда они направились к машине. — Как доктор Сантини перенес смерть жены?

— Странная вещь, — сказал Броуфи, — он как будто ждал этого.

Поки хмуро взглянул на тело Сьюзен, закрытое простыней, его вносили в машину скорой. И вздохнул:

— Он, вероятно, подозревал, что происходит, но не хотел верить. Не хотел в этом признаться даже самому себе.

— Куда теперь, лейтенант? — спросил Броуфи.

— В клинику, и поскорее. — Поки кивнул на Дэвида. — Ему предстоят тяжелые минуты.

Прошло четыре часа, прежде чем Дэвиду разрешили ее увидеть. Четыре часа он кружил в комнате ожидания вокруг журнального столика с раскрытым журналом. В комнате был еще один мужчина, он сидел под знаком, запрещающим курение, и дымил сигаретой. Потушит окурок и тут же закуривает следующую. Он молчал, но в глазах его застыл страх. В одиннадцать мужчину позвали, и Дэвид остался один. Кейт была в операционной уже три часа. Сколько времени надо, чтобы вытащить пулю? Неужели возникли осложнения?

В полночь медсестра просунула голову в дверь:

— Вы мистер Рэнсом?

Он резко обернулся, сердце бешено заколотилось.

— Да!

— Просили вам передать, что доктора Чесни уже прооперировали.

— Как… она?

— Все прошло прекрасно.

Он выдохнул с облегчением. Благодарю, Господи.

— Если хотите поехать домой, мы вам позвоним, когда она придет в себя.

— Я должен ее видеть.

— Она еще без сознания.

— Все равно я должен.

— Но мы разрешаем только родственникам… — Она увидела его глаза и неловко запнулась. — Пять минут, вы поняли?

О, еще бы. Он пронесся мимо нее через двери реанимации.

Кейт лежала в последнем боксе, залитая ярким светом. Маленькая бледная фигурка, окутанная пластиковыми трубками. Тонкий полупрозрачный занавес отделял ее от соседнего бокса. Он стоял рядом и думал, что она напоминает сейчас недоступную спящую принцессу из сказки. Вокруг, проверяя кислород и капельницы, суетились медсестры. Дэвид был здесь бесполезен, но он словно прирос к месту, и персонажу приходилось его обходить, как большой камень. Одна их сестер показала на часы:

— Вы нам мешаете. Пора уходить.

Но он не мог уйти. Пока не будет уверен, что все в порядке, они его не выгонят.

— Она просыпается.

Ей показалось, что тысячи солнц светят сквозь веки. Она слышала приглушенные голоса, причем один был хорошо знаком. Медленно, с неимоверным трудом она открыла глаза.

Постепенно взгляд сфокусировался — появилось лицо женщины, знакомое, из далекого прошлого, но она не могла вспомнить, кто это. На ее халате она увидела имя: Джули Сандерс. И вспомнила.

— Вы меня слышите, доктор Чесни? — спросила Джули.

Кейт слабо кивнула.

— Вы в реанимации. Чувствуете боль?

Чувства возвращались постепенно. Слышно было шипение кислорода в трубке и мягкий ритмичный сигнал кардиографа. Боли не было. Только опустошение и полная обессиленность. Хотелось спать.

Потом раздался знакомый голос:

— Кейт?

Она повернула голову. Увидела Дэвида, хотела протянуть руку, но не смогла. Он сам взял ее за руку. Осторожно, как будто боялся сломать.

— Все хорошо, — он прижался губами к ее запястью, — слава богу, все хорошо.

— Я ничего не помню…

— Тебя оперировали. Три часа. Они показались вечностью. Пулю достали.

И она вспомнила. Порывы ветра. Гребень горы, исчезнувшая внезапно Сьюзен.

— Она погибла?

Он кивнул.

— А Гай?

— Не будет ходить некоторое время. Как он смог позвонить в полицию, не представляю. Но он смог.

Она думала о Гае, ведь его жизнь теперь рассыпалась на куски.

— Он спас мне жизнь. А сам потерял все.

— Не все. У него есть сын.

— Да. Уильям всегда будет его сыном. Не по крови, по любви, что сильнее. И будет утешением после случившейся трагедии.

— Мистер Рэнсом, вам надо уходить, — настойчиво сказал подошедший пульмонолог, который должен был проверить работу легких Кейт.

Дэвид наклонился и неловко поцеловал ее. Если бы он сказал, что любит ее, тогда ее обрадовало бы прикосновение сухих губ. Но он не сказал. Потом доктор начал спрашивать ее о самочувствии, сестры отсоединяли трубки жизнеобеспечения, сделали укол обезболивающего. Захотелось спать. Она еще пыталась бороться со сном, когда ее повезли из реанимации. Ей надо было сказать что-то очень важное Дэвиду, и это не могло ждать. Но вокруг было много людей, они переговаривались, а у нее не было сил говорить. Вдруг ее охватила паника, что она не успеет сказать, что любит его. И все-таки, перед тем, как сон одолел ее, она обрадовалась, что гордость не позволила ей признаться ему в любви. И снова погрузилась в темноту.