Смерть придёт на лёгких крыльях

– И эти – из дворца? – Нахт кивнул в сторону мастерской, в недрах которой бальзамировщики готовили тела к погребению. – Кто они, не знаешь?

Бек покачал головой.

– Попытался узнать, но этот новый жрец захлопнул рот, как дворцовые двери. Но если у них там, – командир неопределенно ткнул пальцем вверх, – волнения, то и до нас скоро докатится. А у нас тут и так хрупкое перемирие. Сколько ж можно кормить людей обещаниями? Мастера, сам знаешь, на такое жалование не согласны. Да и наши тоже уже недовольны, того и гляди сложат оружие.

Нахт кивнул. Стражам некрополей обычно платили исправно, но даже им уже с некоторыми задержками. Он знал это, потому что Усерхат, командир их гарнизона, упомянул, что пришлось открывать запасы до срока. Но ведь урожай был щедр, и храм Владыки поставлял продовольствие для Города Мертвых исправно? Что успело произойти?..

Словно в ответ на его мысли из глубин мастерской раздался пронзительный крик – что удивительно, женский. Почти одновременно с этим собаки встрепенулись, разразились звонким лаем.

А потом ночь ожила голосами. Далекий пока гул накатывал волнами – та самая песчаная буря, о которой нашептывало чутье. Даже шелест садов стал зловещим, а за ними, словно встревоженный зверь, просыпался Город Мертвых. И дозорные больше не кричали «все спокойно».

Бек и Нахт переглянулись, уже понимая. Толпа направлялась к Храму Миллионов Лет. И вскоре эти люди будут здесь.

– Проверь, что внутри, – я разбужу остальных, – велел Бек, подхватывая один из воткнутых в песок факелов и зажигая.

Нахт закинул щит за спину, подхватил второй факел. Черная собака проскользнула мимо них внутрь, быстро скрылась за границей круга света. Никого из бальзамировщиков в коридоре не оказалось. Бек свернул к террасе, где обычно отдыхали воины.

Меджай поднял факел, освещая себе путь. Длинные тени разбегались от огня, словно живые. Ветер колыхал тяжелые полотна занавесей у дальнего окна и дверных проходов.

Шум и голоса привлекли его внимание. Черная тень метнулась в боковой проход и Нахт, подумав, свернул туда же – к залу, где, как он знал, бальзамировщики омывали тела и проводили над ними обряды. Кажется, звуки, встревожившие даже собаку, доносились оттуда.

– Эй, у вас там все хорошо? – крикнул он, втыкая факел в напольную жаровню, чтобы освободить руку, перехватил копье поудобнее. Он слышал, что сюда уже бегут остальные.

Все произошло слишком быстро. Нахт едва успел подойти ко входу в зал, когда полотно, закрывавшее проем, взметнулось. Кто-то выбежал ему навстречу, натолкнулся, едва не сбивая с ног.

– Что за…

Инстинктивно Нахт подхватил столкнувшуюся с ним женщину, удержал. Она намертво вцепилась в его руку с копьем, вскинула голову. Совсем еще молодая девчонка. В распахнутых глазах под сеткой растрепанных волос плескался ужас.

– Помоги, – хрипло прошептала она, оседая на руках воина, и лишилась чувств. Льняная ткань, которую девчонка прижимала к себе, была в крови.

«Помоги!»

Разглядеть он толком ничего не успел. Воинские привычки были быстрее разума. Краем глаза Нахт заметил движение даже прежде, чем вслед за девицей из зала выскочил мужчина с ножами.

– Мертва! – бессвязно крикнул он, бросаясь на замершего на пороге стража.

Нахт развернулся, заслоняя свою непрошенную ношу, перехватил копье и с силой ударил жреца в грудь древком, отталкивая обратно в зал. Мужчина охнул, неловко взмахнул руками, проваливаясь в проход. Он зацепился за занавесь, и полотно затрещало, но не остановило падение. Ударившись о ритуальный стол за порогом, жрец затих.

Меджай выждал несколько мгновений, бережно опустил девушку на пол, глядя на жреца. Он медлил подойти и проверить, но почему-то знал уже точно – нападавший был мертв.

Глава III

1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Нахт

Прислонив копье к стене, Нахт подошел к жрецу, присел рядом, осматривая. При падении бальзамировщик ударился головой об угол своего ритуального стола и уже не дышал. Под ним растекалась лужица крови. Рядом лежали выроненные ножи – обсидиановый и бронзовый.

Он, Нахт, только что убил жреца. И судя по облачению и амулетам – старшего жреца из тех троих, что прибыли недавно. Осознать эту мысль полностью пока не получалось – разум словно застыл, и перед мысленным взором проносились роковые мгновения. Снова и снова. Мог ли он что-то сделать иначе?..

Звуки вторглись в его сознание, выводя из оцепенения. Коридор за спиной наполнился голосами и лаем возбужденных псов, которых кто-то впустил внутрь.

– Я никуда не пойду! – возмущался старый бальзамировщик. – Тут жил – тут и помру!

– Они уже почти здесь! Нужно уходить.

– Да, в храме больше воинов. Туда они точно не сунутся!

– Я запер двери не просто так, – рявкнул Бек. – Да не трожь ты засов, дурень!

– Ты хоть знаешь, с кем говоришь?!

– Потом расскажешь. А пока не мешай мне делать свое дело. Что там у тебя, Нахт?

Меджай коротко покачал головой, не зная, с чего начать. Он подхватил девушку и перенес на ритуальный стол, прикрыл ее наготу покрывалом. Подошедшая черная собака села рядом с Нахтом, положив морду на стол, и теперь обнюхивала незнакомку, чуть сдвигая пропитавшийся кровью лен.

В отличие от жреца, девица была жива – дышала, хоть и сбивчиво, едва слышно. Столько крови… весь бок залит. Меджай, отбросив приличия, все же осмотрел рану, судорожно соображая, как помочь. Удивительно, но края раны стянулись сами, словно слиплись – такого Нахт прежде не видел. Она… заживала?

В небольшом зале подготовки быстро стало тесно. Бальзамировщики, увидев тело своего товарища, заголосили, перебивая друг друга и сыпля обвинениями. Бек протолкнулся вперед, к Нахту. Меджай вскинул голову, прямо встречая гневный взгляд командира:

– Она сильно ранена.

Бек тихо выругался, позвал старика, который из всей жреческой братии сейчас казался самым разумным. Тот засуетился, копаясь в корзинах у стены, принес какие-то снадобья и миску с водой.

– Он кричал, что мертвая, – тихо сказал Нахт командиру, кивнув на тело жреца. – Кинулся на меня как безумный. Я оттолкнул. Но… вот как вышло…

– Вижу, что не копьем пырнул, – хмуро ответил Бек, потирая ладонью лоб, раздумывая, как быть. – Как же некстати-то все… Такую смерть скрыть трудно. Явно высокого полета птица.