Смерть приходит в конце
Шрифт:
В тебе, Ренисенб, врага он не видел. Пока был способен любить, он тебя любил. Но он даже не допускал мысли о том, что ему придется разделить управление владениями с твоим мужем. По-моему, Иза дала согласие на твой брак с Камени из двух побуждений: во-первых, если Яхмос нанесет новый удар, то скорей жертвой будет Камени, чем ты, а на худой конец она поручила мне оберегать тебя; и во-вторых — Иза была отважной женщиной, — чтобы вынудить действовать Яхмоса, за которым я непрерывно следил, а он и понятия не имел, что я его подозреваю, следовало поймать его с поличным.
— Что ты и сделал, — сказала Ренисенб. — О Хори,
— Я знаю, Ренисенб. Но через это нужно было пройти. Пока я был рядом с Яхмосом, тебе не грозила опасность, но вечно так продолжаться не могло. Я понимал, что если ему представится возможность сбросить тебя со скалы, в том же самом месте, он ее не упустит. Тогда можно будет снова все свалить на дух убитой Нофрет.
— Значит, просьба, которую мне передала Хенет, исходила не от тебя?
Хори покачал головой.
— Я ничего не просил передать тебе.
— Но в таком случае, зачем Хенет… — Ренисенб помолчала. — Не понимаю, какую роль во всем этом играла Хенет.
— По-моему, Хенет знает правду, — задумчиво сказал Хори. — Сегодня утром она ясно дала это понять Яхмосу, что было крайне опасно. Он уговорил ее зазвать тебя сюда, что она и сделала с большой охотой, поскольку ненавидит тебя, Ренисенб…
— Я знаю.
— А затем… Трудно сказать… Хенет уверена, что раз она все знает, власть у нее в руках. Вряд ли Яхмос оставил бы ее в живых. Может, сейчас она уже…
Ренисенб задрожала.
— Яхмос сошел с ума! — воскликнула она. — Злые духи овладели его разумом, ибо раньше он таким не был.
— Не был, но тем не менее… Помнишь, Ренисенб, я рассказывал тебе про Себека и Яхмоса, как Себек бил Яхмоса по голове и как ваша мать подбежала, бледная и дрожащая, и сказала: «Это опасно». По-моему, Ренисенб, она хотела сказать, что опасно так поступать с Яхмосом. Вспомни, что на следующий день Себек заболел — считалось, что он чем-то отравился, но мне кажется, Ренисенб, ваша мать знала, какая бешеная злоба глубоко скрыта в груди ее мягкого, робкого сына, и боялась, что в один прекрасный день она вырвется наружу.
— Неужто никто не бывает таким, каким видится со стороны? — содрогнулась Ренисенб.
— Почему же? — улыбнулся ей Хори. — Вот мы с Камени, например, такие, какие мы есть. Камени и я, мы оба…
Последние слова он произнес многозначительно, и Ренисенб вдруг осознала, что стоит перед величайшим в ее жизни выбором.
— …мы оба любим тебя, Ренисенб, — продолжал Хори. — Ты должна это знать.
— Однако, — не сразу возразила Ренисенб, — ты не противился приготовлениям к моему замужеству и не сказал ничего, ни единого слова.
— Для твоей же безопасности. Иза тоже считала, что я должен держаться в стороне, проявлять безразличие, чтобы иметь возможность неотрывно следить за Яхмосом и не возбуждать у него неприязни. — И с жаром Хори добавил:
— Не забудь, Ренисенб, что Яхмос много лет был мне другом. Я любил его. И уговаривал вашего отца взять его в совладельцы и облечь властью, какой он добивался. Ничего не получилось. Все это пришло слишком поздно. И хотя в глубине души я был уверен, что Нофрет убил Яхмос, я старался этому не верить. Я находил оправдания его поступку, даже если он его совершил. Он был мне очень дорог, Яхмос, мой несчастный, терзаемый уязвленным самолюбием друг. Потом умер Себек, за ним Ипи
и, наконец, Иза… Я понял, что в сердце Яхмоса не осталось добра. Поэтому Яхмос и принял смерть от моей руки — он умер быстро и почти безболезненно.— Смерть — всегда смерть.
— Нет, Ренисенб, впереди у тебя не смерть, а жизнь. С кем ты разделишь ее? С Камени или со мной?
Ренисенб смотрела вниз на долину и на серебристую полосу Нила. Перед ее глазами вдруг возникло смеющееся лицо Камени, такое же, как тогда, когда он сидел напротив нее в лодке. Красивый, сильный, веселый… Она опять почувствовала, как кровь быстрее побежала по ее жилам. Она любила Камени. Он займет место Хея в ее жизни.
«Мы будем счастливы, да, мы будем счастливы, — думала она. — Будем жить вместе, наслаждаться любовью друг друга, иметь здоровых, красивых детей. Будут дни, занятые работой.., и дни радости, когда мы будем плавать по реке… Жизнь станет такой, какой была у меня с Хеем… Чего еще мне ждать? Что еще мне нужно?»
И медленно, очень медленно она повернула голову к Хори. Словно, не произнося ни слова, задавала ему вопрос.
И, словно поняв ее, он ответил:
— Когда ты была ребенком, я любил тебя. Мне нравилось твое серьезное личико и доверчивость, с которой ты являлась ко мне, чтобы я починил твои сломанные игрушки. А потом, восемь лет спустя, ты снова пришла сюда, села и поделилась со мной своими мыслями. А мысли твои, Ренисенб, совсем не похожи на мысли всех других в вашей семье. Они не обращены внутрь себя, не ограничены узкими рамками собственного «я». Как и меня, они побуждают тебя смотреть за реку, видеть меняющийся мир со всеми его новшествами, мир, доступный только тем, кто наделен отвагой и способностью видеть…
— Я понимаю. Хори, я понимаю тебя. Я испытываю эти чувства, находясь рядом с тобой. Но не всегда. Будут минуты, когда я не смогу следовать за тобой, когда я останусь одна…
Она умолкла, не в силах найти слова, в которые можно было бы облечь ее бессвязные мысли. Она не могла представить себе, какой будет жизнь с Хори. Несмотря на его мягкость, на его любовь к ней, он в чем-то останется для нее непредсказуемым и непонятным. Их ждут прекрасные минуты радости, но какой будет их повседневная жизнь?
В безотчетном порыве она протянула к нему руки.
— О Хори, реши за меня. Скажи мне, как поступить.
Он улыбнулся ей — в ней говорил ребенок, быть может, в последний раз. Но руки ее в свои он не взял.
— Я не могу подсказать тебе, что делать с твоей собственной жизнью, Ренисенб, потому что это твоя жизнь — тебе и решать.
Она поняла, что помощи ждать не приходится — Хори не взовет к ее чувствам, как поступил когда-то Камени. Если бы Хори дотронулся до нее! Нет, он не сделает ни единого движения.
И вдруг она осознала, что в действительности выбор очень прост. Какой жизни она ищет: легкой или трудной? Ей захотелось встать и спуститься вниз по извилистой тропинке к обычной счастливой жизни, которую она уже знала, которой она жила вместе с Хеем. Эта жизнь не сулила опасностей, в ней ее ждали повседневные радости и горести, в этой жизни нечего было бояться, кроме старости и смерти…
Смерть… В мыслях о жизни она, сделав круг, снова пришла к мысли о смерти. Хей умер, возможно, умрет и Камени, и его лицо, как и лицо Хея, постепенно сотрется из ее памяти…