Смерть прототипа
Шрифт:
– Ничего себе! Мне бы такие денежки.
– И ты бы согласилась ради них выйти замуж за этого урода? – с укоризной в голосе произнес Калев.
– Нет, – ответила Диана кротко.
Но в душе у нее все клокотало – ну и страна! Старикам за квартиру нечем платить, а этот… Однако, тут же она обуздала себя. Она кто здесь? Гостья. Вот и сиди, и помалкивай.
– А как репрессированный он какие-то преференции имел? – спросил Калев.
– Имел, но это так, мелочь. Небольшое ежегодное пособие и право бесплатно посещать музеи.
Диана хихикнула.
–
– Калев имел в виду не сталинские репрессии, – пояснил Андрес.
– А что, есть и другие?
– Он же сидел. Как диссидент.
– Ах да! – вспомнила Диана. – Долго?
– Кажется, полгода. Началась перестройка, и всех быстро выпустили.
– А какого они возраста, эти девочки? – вернулся Калев к главной теме.
– Старшей двадцать пять, окончила университет, кстати, в Таллине, и осталась тут, к маме вернуться не пожелала.
– К отцу она ходила?
– Нечасто. Когда что-нибудь было нужно. Папа, у меня куртка износилась, хорошо бы купить новую, а зарплату я всю потратила. Не поможешь?
– Помогал?
– Иногда помогал, иногда нет. Он-то сам нежирно жил. Питался надеждами на богатое пенсионное будущее.
– Чем он вообще занимался? Как-то я совсем потерял его из виду.
– После того, как его политическая карьера завершилась, он создал фонд репатриации.
Калев, как раз собравшийся сделать глоток чаю, поперхнулся.
– От слов к делу. Большое учреждение?
– Маленькое, если не сказать крохотное: он сам и его приятель, одноклассник, бывший летчик.
– Но зарабатывали они хорошо?
– Он неплохо, летчик так себе. Но… – Андрес поднял указательный палец – Алименты!
– Скольким он платил? Со старшей ведь рассчитался?
– Да.
– А с остальными?
– С остальными не успел. Средней из трех, что от жены, сейчас двадцать один, она осталась в Тарту, студентка.
– Эта в столицу не захотела?
– Мамина дочка, как я понимаю. Изредка приезжала, ходила с сестрой в кино, на дискотеку, а вот с отцом встречалась редко, недолюбливала его, говорит, испортил маме жизнь. Она будет получать пенсию до окончания университета, то есть еще год.
– А чему она учится?
– По моей специальности.
– Кем хочет стать, адвокатом или прокурором?
– А вот этого я не спросил, не знал, что ты будешь интересоваться, – почесал Андрес затылок.
– Наверняка прокурором, – вставила Диана.
– Почему? – удивился Андрес.
– Элементарно, Ватсон. Раз она обвиняет отца, что тот загубил жизнь матери, значит, такая натура – прокурорская.
– Но маму же она защищает, – возразил Андрес.
– А это до поры до времени, – не сдалась Диана. – В какой-то момент и ее будет обвинять.
– В чем?
– Что загубила жизнь ей.
– Ладно, пошли дальше, – прервал Калев диспут о женской натуре.
Андрес сразу сосредоточился.
– Третьей – семнадцать, как и той, кто в Италии. У них возраст в точности совпадает, может, слышали?
– Слышали, – обронил Калев.
– Если в университет
не поступят, вскоре ничего не получат. Если поступят, получат. Но если честно, как-то не верится, что кто-то из дочерей ради денег пошел на такое страшное преступление.– На парричиду, – сказал Калев.
– Что-что? – не понял Андрес.
– Парричида – по-итальянски отцеубийство. – пояснила Диана. – Как ты знаешь, мой муж изучает сей язык. Италия – наша духовная родина.
– Духовная родина? Это еще почему?
Но Калев не захотел объяснять очевидное.
– А та девочка, кто ненавидела отца, в те дни не посещала Таллин?
– Представь себе, посетила, коротко, на полторы сутки. Но с отцом не встречалась. К тому же, у нее нет машины. И силенок нет, чтобы нанести удар, способный отправить нашего Роосте на родину прародителей.
– Так вы даже причину смерти установили?
– Конечно. Стукнули по голове, череп вдребезги. В этом жировоске все сохраняется, он явно этого не учел.
– Он?
– Ну, или она, если мощная баба.
– Да, пожалуй, ты прав, разбить череп – это не для слабосильных. А та, что в Италии живет? Штангой, случайно, не занимается?
– Штангой? – поразилась Диана. – Откуда у тебя такие мысли? Она же девочка.
– Сейчас девчонки чем только не занимаются, даже боксом. А, Андрес?
Андрес вздохнул.
– Ты меня ставишь в тупик. Чем она занимается, кроме школы, я не знаю. Не спрашивал. Разговаривал с ней по скайпу, на вид – хрупкая девица. Но, что главное, у нее как раз с отцом прекрасные отношения. Расплакалась при мне. Они перезванивались регулярно, он несколько раз специально летал в Рим, чтобы с ней встретиться.
– Так она в Риме живет?
– Не совсем, но недалеко.
– Значит, в Лацио, – решила Диана продемонстрировать свою осведомленность в географии духовной родины.
– Да, именно, – удивился Андрес. – В адресе так и значится.
– Тревогу подняла она? – спросил Калев.
– Нет, тревогу поднял сотрудник фонда. Они ходили на работу четыре дня в неделю, четверг был предоставлен для работы из дома. В среду они расстались, а в пятницу Роосте в контору не явился.
– А где их контора?
– Тут недалеко, на Маакри. На отсутствие босса сотрудник внимания не обратил. Бывало, тот попадал в цикл.
– Цикл чего? – не поняла Диана.
– Алкоголик, ну, – объяснил Калев.
– А, – произнесла Диана.
Надо же, сколько в мире вещей, о которых она не знает!
– В понедельник не было самого сотрудника, он ездил в Нарву провожать одного репатрианта.
– На самолете?
– Почему на самолете?
– Ты говоришь – летчик.
– Летчик он бывший, потерял работу после независимости, долго мыкался, пока Роосте не взял его к себе. Они одноклассники. Во вторник, когда Роосте опять не явился, он удивился, решил позвонить. Телефон был выключен. Тут он связался со старшей дочкой, они были знакомы. Та ничего не знала, сама была удивлена, вроде договаривались с отцом встретиться в конце недели, а тот вдруг пропал.