Смерть расписывается кровью

– И ты решил искать контакты? – понимающе спросил Крячко.

– Вот-вот. Нашел я контакты. На свою дурную голову. Свинья грязи сыщет. Подвернулся мне один старый корешок, с каким еще у хозяина чалились…

– Кто такой? – Крячко оторвал настороженный взгляд от протокола. Надо же, почти шесть листов исписал!

«Нет, Зиму я сдавать не стану, – подумал Осинцев. – Вот не уверен я до конца, что Колька знал, чего эти шакалы задумали. Могли ведь его втемную разыграть. Даже если и догадывался Зима, все равно не хочу я его сдавать. Пусть он, может, и сволочь. Только я сволочью быть не желаю. Ножом меня Колька не бил. Били другие. А вот их я жалеть не собираюсь. Сами виноваты».

– Этого, полковник, я тебе не скажу, – сказал он вслух таким решительным тоном, что Станислав понял: нажимать не имеет смысла. – А вот на кого он меня вывел… Устал я, полковник. Голова кружится, круги перед глазами. Дай еще сигарету. Плевал я на врачей, а ты – тем более. Эх, выпить бы сейчас. Может, сбегаешь за пузырем? Буду потом в преисподней хвастаться, что мне полковник ментовский за водкой бегал. Да шучу я, шучу. И в ад не верю. Нет там ничего. Хорошо. Слушай. Хоть знаю я про них немного.

…Еще через полчаса Станислав закрыл за собой дверь больничной палаты. Желать Осинцеву скорейшего выздоровления Станислав Васильевич не стал. Фальшиво прозвучало бы. Но обещание свое подтвердил.

Полковнику Крячко было о чем задуматься.

Хоть ничего неожиданного он от Сергея не услышал. По словам Осинцева, выходило, что некий «корешок» – уточнять, кто именно, Сергей категорически отказался, да и не было это на данном этапе принципиально важным, – вывел его на организованную преступную группировку, в просторечии – банду братков, контролирующую столичную торговлю антиквариатом. О, конечно, не всю торговлю, лишь какую-то ее часть. Еще раз: в самом факте такого контроля ничего удивительного и необычного Станислав не усматривал. С некоторых недобрых пор так уж повелось в России, что любое дело, приносящее мало-мальский доход, «крышуют» братки. Ничего с этим не поделаешь, примета времени.

Тот самый «корешок» непосредственно с бандитствующими любителями старинных раритетов дел не имел, но был у него на братков выход, канал связи. Московский криминал весь пронизан такими связями. Реально это выглядело так: столичный знакомец Осинцева дал Сергею номер телефона, по которому можно было связаться с этими деятелями. А сам обещал замолвить за Осинцева словечко. Дальше уж – как Сергей договориться сумеет.

Ну, как Осинцев сумел «договориться», Станислав своими глазами видел. Последствия гм-м… переговоров. Да и рассказал ему Сергей о деталях встречи с «крысаками». Опять же, ничуть эти детали и общий итог встречи Крячко не удивили. Разве что провинциальная наивность Осинцева несколько обескуражила: это ж умудриться надо в наше время сплошного беспредела сохранить веру в какие-то там «блатные законы»! Сейчас среди столичных мафиози среднего пошиба один закон в чести: кто смел, тот и съел. Право сильного, закон джунглей. Среди своих, московских, еще поддерживается какой-то паритет, существуют правила, даже некая блатная взаимопомощь просматривается. Сегодня я тебе помог добычу загнать или свидетеля опасного убрать, а завтра – ты мне. Но что до залетных гастролеров… Ничего им в Москве не светит, кроме таких вот печальных вариантов. Как с Осой.

Однако что же есть в сухом остатке после встречи с умирающим Осинцевым? Не так уж много, но кое-что есть, а курочка по зернышку клюет. И сыта бывает. Начать с того, что теперь, когда Осинцев подписал протокол, два дела, проходящие как стопроцентные глухие висяки, можно считать раскрытыми. Убийство Андронова. Убийство Кайлинского. Это, конечно, хороший подарок сыскарям из Кислогорска и линейщикам Приволжской железки.

А вот что касается заморочек с дальнейшей судьбой письма… С убийством Арзамасцева, с тем, чем они с Львом сами занимаются…

Крячко недовольно покачал головой: тут все совсем не так радужно. Кошкины слезки, а не информация. Да, подтвердилось то, что они с Гуровым и без Осинцева считали наиболее вероятным: письмо Лермонтова попало в Москву из Кислогорска. Из архива местного краеведческого музея.

А почему письмо не обнаружили раньше? Опять же, считал Станислав, ничего удивительного в этом нет. Революция, Гражданская война, тридцать седьмой да и все предыдущие годы, чехарда начальства, затем Отечественная, переезды, прочие пертурбации плюс обычный российский бардак… Может быть, просто оказалось не в той папке. Вот и не замечали. До поры до времени. А потом Кайлинскому повезло. Счастливый случай. Если не вспоминать о том, чем это везение для Иннокентия Сергеевича закончилось.

Что еще?

Осинцев дал словесный портрет тех людей, с которыми встретился после звонка. Только вот толку от словесного портрета… Правда, был еще телефон. Тот самый, по которому Осинцев связался с братками. Обычный городской телефон.

На этот канал Крячко особых надежд не возлагал. На телефоне почти наверняка сидит «попка». Подобная ситуация прекрасно показана в народном сериале «Место встречи изменить нельзя». Установить место, где поставлен телефон, никакого труда не составляет. Но… Никого там не сцапаешь!

Станислав набрал номер сотового телефона Гурова.

– Лев? Это я. Да, только что закончил разговор с Осинцевым. Результаты? Да как тебе сказать… Не самые впечатляющие, хоть все наши предположения оправдались. Убийства Андронова и Кайлинского – его рук дело. Да, было письмо, именно его Осинцев с Кайлинским везли в Москву. Но вот как оно оказалось у Арзамасцева, мне яснее не стало. Не прослеживаю я связи между бандитами, саданувшими ножом Осинцева, и Аркадием Арзамасцевым. Хорошо бы встретиться и посоветоваться.

– За чем же дело стало? – прозвучал в трубке голос Гурова. – Подъезжай на Ордынку, я тут с мадам Хаданской беседу веду. Может, ты поспособствуешь нашему взаимопониманию.

По тону Льва, усталому и чуть злобноватому, Крячко сразу же понял, что беседа с подругой покойного Арзамасцева складывается нелегко. Особого удовольствия общение с прекрасной дамой Гурову явно не доставило.

– Так что я тебя жду. И поторопись, ситуация может стать опасной. Для кого? Да вот для Маргариты Олеговны. Только нам, понимаешь ли, еще одного трупа не хватало для ровного счета.

Крячко только усмехнулся: на публику Лев работает! На Маргариту. Страху нагоняет, психологический прессинг использует. Это Гуров умеет, тут он мастер. Правильно делает.

Оказалось, однако, что дело не только в психологическом давлении, и некоторые причины для опасений у Гурова действительно имелись.

– Видишь ли, – голос Льва звучал с нешуточной озабоченностью, – перед тем как уйти утром восьмого января, Арзамасцев нечто у Маргариты Олеговны оставил. Вроде как на хранение. И это самое «нечто» вполне может заинтересовать тех, кто расправился с самим Арзамасцевым. Если мы достаточно быстро смогли выйти на госпожу Хаданскую, то ведь и они могут пойти тем же путем. И вряд ли станут церемониться.

– Не говори загадками, Лев! – попросил Крячко. – Что Аркадий у нее оставил?

– Представь себе, половину того самого письма. Лист, на котором оно написано, разорван пополам. Возможно, сам Арзамасцев и разорвал.

– Ого! – воскликнул Станислав. – Ничего себе, новости! Нет, Лева, это не Аркадий. Я ведь только что узнал от Осинцева: письмо уже было разорвано. Еще тогда, когда они с Кайлинским в Москву ехали. Да, срочно нужно посоветоваться. Жди. Через полчаса буду.

…Подъездная дверь дома на Большой Ордынке уважения не внушала: вместо обычного для столицы домофона – примитивный кодовый замок, да и тот раскуроченный. Подъезд был классический! С настенной живописью, которая до икоты напугала бы пещерного человека. А уж надписи… Не для слабонервных тексты! Троглодиты, правда, были неграмотны, но такого они точно не написали бы. Странно даже – центр Москвы, как ни говори, такой приличный район, как Замоскворечье…