Смерть умеет улыбаться

Далее предлагалось несколько способов, при помощи которых можно воскресить угасшие чувства.

Один совет глупее другого - вроде того, что забудьте о плохом и начните отношения с чистого листа. Э, психолог, я же не робот, которому какую программу задашь, такую он и выполнит. Я не умею забывать насильно.

Ладно, думаю, попробую, раз психолог советует, - хуже не будет, хуже-то не куда. Пробую, а сама пристально посматриваю на блудного муженька, изучаю нюансы его реакций. И вдруг замечаю, что мой благоверный врет напропалую и вдохновенно. Это чертовски неприятно, но хотя бы объяснимо. Однако он врет не только, чтобы сходить налево, но и просто так, без определенной цели. Не знаю, по привычке, что ли, или ради искусства, или для поддержания спортивной формы. Короче, что я ни делала, он продолжал врать и гулять, гулять и врать.

Помыкалась я, воскрешая упертых мертвецов, но добилась только того, что довела себя до исступления. Чтобы укрепить психическую прану, Лялька посоветовала заняться йогой. Что ж, капелька нирваны мне не помешает, - решила я.

И вот однажды, медленно вдыхая через левую ноздрю и растягивая вдох на восемь секунд, я достигла первой стадии просветления. Забыв выдохнуть через правую, я побежала выбрасывать журналы в мусорку - плохие они советчики, вредные у них советы. Чувства - они как люди: живут, стареют и умирают.

Нельзя воскресить египетскую мумию, не стоит тревожить покой мертвецов, они этого не любят и по своему мстят.

Живому природой положено тянуться к живому, если ему не мешать - не сдерживать и не понукать, оно само пробьет себе новый путь. Собрала я вещички и, тихо прикрыв за собой дверь, вернулась в свою девичью квартиру.

Кто подумал, что Петренко обрадовался, освободившись от преевшейся жены, или хотя бы вздохнул с облегчением, тот совсем не знает мужчин. Дело не в воставших из гроба чувствах, дело в том, что в любовном треугольнике он чувствовал себя королем: две женщины отдавали ему две любви, две заботы и две ревности, которые тешили его дурное тщеславие. Когда треугольник распался, Петренко испытал настоящий шок. Не потому что лишился меня, а потому что уполовинилось его королевство. Караул, ограбили! После краткого шока он принялся отвоевывать потерянные земли. И я с таким трудом отбилась от бывшего муженька, что до сих пор не пойму - жива или мертва осталась.

Вот почему я так остро ненавижу бабников и любую, даже свою собственную, ложь.

А Ванда врет. Если бы она хотела подбодрить растерянную тетю и помочь детям выбраться из паутины зависимостей, почему бы ей прямо ни сказать: так, мол, и так, Лизонька, твои дети выросли, пусть живут как могут. Вместо этого она предпочла воспользоваться именем дяди, по сути она солгала.

Значит, ей движет некий шкурный интерес. Однозначно. Как бы выяснить - какой?

Нет, я совсем сошла с ума, одни подозрения на уме.

Мои размышления прервал телефонный звонок. Звонил обеспокоенный Фаба, у которого успел побывать следователь. Оперативно, - вскользь отметила я и спросила, есть ли новости о завещании. Фаба ответил, что пока нет, но он не теряет надежды.

Тетя с удобствами устроилась возле телефона, подложив под спину подушку, из чего я сделала вывод, что это надолго, и поковыляла в свою спальню. Быстро прибралась там - хорошо, что вещей у меня немного.

Задвинула ящики комода, заглянула в сумку и проверила содержимое - все оказалось на месте, поправила Дали - его-то зачем трогали? Поговорила с Сем

Семычем, потрепала его по загривку, потом переоделась в длинную широкую юбку - крупные маки на желтом - и свободную футболку, заколола волосы шпильками. И, между прочим, осталась довольна неземной красотой, отразившейся в зеркале.

Четверка с плюсом. Полбалла украл короста Петренко.

***

– Ника, мне очень неудобно, - начала Нюся, когда я спустилась на кухню, - Если бы я могла... Если бы у меня что-то было, то я бы, конечно...

Но у меня ничего нет. И где взять? Ума не приложу.

– Нюсечка, давай проще. Что случилось?

– Ну это...
– она смутилась.

– Нюся!
– я шутливо погрозила ей пальцем.

– У меня кончились деньги, - наконец, решилась она.

– Деньги на хозяйство?
– догадалась я. Она кивнула.

– Последний раз хозяин дал мне месяц назад. Я тянула во всю. Ты и сама видела - на столе никаких разносолов, не то что в прежние времена. Но не могу же я кормить вас одной картошкой!
– пылко воскликнула она, - Вот, - достала из недр буфета стопку листов бумаги, исписанных мелкими аккуратными буквами и передала ее мне.

– Картошка - пятнадцать кэгэ, баклажаны, морковь, - начала читать я вслух, - Что это?

– Список покупок. Я всегда вела его. У меня каждая копейка на учете, ты не думай!
– опять воскликнула она, как будто я могла, как будто я имела право упрекнуть или заподозрить ее в чем-либо, - Каждый месяц я отдавала список хозяину, - продолжала Нюся, - Он просматривал, говорил, чего надо - овощей там побольше или что, и давал деньги на следующий месяц.

Я пробежала глазами длинный список, заглянула в кастрюли и опять уткнулась в список.

– Ты забыла записать сегодняшнего кролика. Надеюсь, он будет в сметане? И, кстати, где кальмары с форелью?

Она стояла, глядя в пол, как провинившаяся школьница, и молчала.

– Ты потратила свои, - огорчилась я.

– Хозяин дарил на дни рождения и восьмые марта, вот я и... Но мне они не нужны, - Нюся подняла на меня преданные глаза, - Вы мне родные. Было бы больше - больше бы отдала, чтобы вы жили, как раньше. Но больше-то нету.

Я вспомнила, как она кормила меня манной кашей. Наверняка, она кормила и чем-то другим, но в памяти осталась только сладкая размазня, которую, как только мама Нюся отворачивалась, я успевала размазать по груди, по столу, по Павлику (непременно и с неописуемым восторгом), а остатки скармливала хиреющему фикусу. То ли мало скармливала, то ли он не любил манную кашу, только фикус захирел окончательно.

– Не девка, а бусурман растет, - ругалась Нюся, обтирая громко ревущего Павлика полотенцем. Бусурман у нее - самое ругательное слово. А произносит она его мягко, с улыбкой.

– Возьми пока, - я вытащила купюру из кармана. Она вытерла руки о передник и приняла деньги. Я мягко попросила ее, - Постарайся, пожалуйста, экономить, никаких кроликов больше, никакой семги, лады?

Она снова кивнула и проворно спрятала деньги на груди.

– Скажи, как дядя платил тебе?.. Да не жмись ты, говори как есть.

– Я ела с общего стола, а из одежды мне ничего не надо. Хозяин переводил на книжку, говорил, на старость, чтобы я чувствовала себя уверенно. Но от вас мне ничего не надо!.. Я бы и с книжки-то сняла, только банк в Москве, как до него добраться?

– Покажи книжку.

– Ника...

– Покажи книжку!
– приказала я, вложив в голос металл, и хлопнула ладонью по столу.

Когда она вышла из кухни, я поймала себя на мысли, что ожидаю очередного осложнения. И оно не замедлило объявиться.