Смерть умеет улыбаться

Андрей трижды пожалеет, ручаюсь! А такие вещи лучше делать импровизационно, повинуясь внезапному порыву: снять тормоза и...

Я позвонила Натке, чтобы сообщить, что не смогу отзвониться в десять тридцать шесть, потому что в это время буду в гостях у ее конкурентки по оккультному цеху.

– У кого это?
– ревниво спросила подруга.

– У Ванды.

В трубке повисло молчание. Было слышно, как гудит и щелкает линия.

– Ты ее знаешь?
– осторожно поинтересовалась я.

– Не ходи, я прошу тебя, не ходи!
– неожиданно взвыла подруга.

Странная реакция. Я предложила ей объяснить.

– Она опасная мошенница, рецидивистка - пробу ставить негде.

Никто не любит конкурентов, ясное дело. Или?..

– А подробнее?
– попросила я, но в ответ услышала:

– По телефону не могу, давай встретимся.

Времени оставалось не так много, а мне надо успеть переодеться и перекусить, чем Нюся пошлет.

Поэтому я предложила Натке встретиться на следующий день и обсудить, как прошел мой визит и почему не следовало его наносить. В трубке что-то возмущенно булькнуло, и связь прервалась.

– На кладбище я встретила девушку, - рассказывала я Нюсе, поглощая на десерт румяную ватрушку с домашним творогом и запивая ее подогретым молоком, - Необыкновенной красоты, - я подула на молоко, отгоняя от края противную пенку, - Но чудная - сил нет. В ночной сорочке!

– Так это Паша, - догадалась Нюся, - Внучка кладбищенского смотрителя.

Она божий человек.

– То есть как?

– Она не в себе маленько, - пояснила старушка, - С детства такая.

Смотри, - спохватилась домработница, - Ее обижать нельзя - грех.

– Ладно тебе, я не кусаюсь, - добродушно отозвалась я и потянулась за третьей по счету ватрушкой, - Как обидно, такая красота - и не в себе.

– Зато ее грязь не касается, - Нюся подлила молока в кружку и сообщила, - Заходил какой-то парень, тебя спрашивал.

Молокосос!

– Надеюсь, ты сказала ему, что я вымерла как мамонты?

– Типун тебе на язык! Сплюнь сейчас же!
– она дождалась, пока я троекратно сплюну и постучу по дереву, и только тогда продолжила, - Я сказала, что ты пошла к подруге.

– Ну и славненько. Слушай... а Макс не звонил?

– Нет. Ты думаешь, он позвонит?
– с затаенной надеждой спросила домработница. В глубине сорочьих глаз всполыхнула тревога.

Я ответила, что конечно, и быстренько смылась. По моим расчетам, кузен должен был вернуться домой еще утром, в крайнем случае - днем. Вряд ли Андрей увез его далеко, держит где-нибудь рядом, в пределах досягаемости.

Однако Макс не вернулся. Значит, я просчиталась. Меня затрясло от тревоги.

Чтобы смыть липкий страх, я прямым ходом направилась в ванную. Разделась, отклеила спицу, набрала в таз холодной воды, забралась в ванну и, резко выдохнув, обрушила содержимое таза на макушку. Вау!

Ек-сель-моксель. Мамочка. Ужас какой. Жалобно повизгивая, я окатилась горячей водой и быстро растерлась махровым полотенцем. Трясти перестало. По всей видимости, орган, отвечающий за страх, отмерз. Ну и ладно. Туда ему и дорога.

Ужасно неприятно, что мы оказались в должниках у преступника, который похитил нашего Макса.

Нет, так дело не пойдет. Перед тем, как окончательно расквитаться с "благодетелем", необходимо вернуть ему долг.

Высушив волосы, я стянула их резинкой. Нанесла на лицо крем, подождала, пока он впитается, а остатки промакнула салфеткой. Подошла к зеркалу, примерилась и нанесла боевую раскраску - сначала двумя выверенными движениями нарисовала хищные стрелки, потом воспользовалась карандашом и подправила брови, нанесла на губы светлый контур, от чего они стали выглядеть тонкими и злыми, достала помаду "смерть сутенерам" и покрасила губы в непобедимо-красный цвет. Присмотрелась - стерва. Значит, так тому и быть.

Спустившись вниз, я встретила тетю Лизу. На ловца, известное дело, и зверь бежит.

– Ты выглядишь как-то необычно, - задумчиво сказала она, присматриваясь к моему лицу, - Все вроде бы твое, деточка, - глаза, нос, подбородок... Но в целом это не ты.

– Это мой дух.

– А-а...
– растерянно отозвалась тетушка.

Я оттеснила ее в темный угол и прижала к Бену.

– Сходи, пожалуйста, к Андрею и отдай ему деньги, - я вложила купюры в ее податливую ладонь, - Объяснишь - за поминки... Он думает, наверное, что мы нуждаемся. А ты, со свойственной тебе деликатностью, объяснишь ему в мягкой манере, что мы люди гордые и привыкли платить по счетам.

Тетушка надменно вскинула голову.

– Неужели он правда думает, что мы нуждаемся?

– Иди, - я легонько подтолкнула ее. И тетя, обуреваемая непомерным фамильным достоинством, величественно прошествовала за дверь, позабыв переодеть тапочки.

Склеротичка!
– вспомнила я о спице. Вернулась к себе, вооружилась и, взглянув на часы, отправилась на свидание к Ванде.

Только я подошла к двери, как она распахнулась и впечаталась в стену - бах! Застекленная рамка с траурным фото дяди подпрыгнула, соскользнула с гвоздя и упала на пол - дзинь! Ой! В проеме, поигрывая рельефной мускулатурой, выдувая клубы пара из хищных ноздрей, извергая зеленые молнии из солнечно-карих недр, стоял суровый и беспощадный охотник на буйволов. Мы обменялись предупреждающими взглядами. Андрей вошел внутрь, захлопнул пинком дверь и застыл как гранитный утес, как ледник Антарктиды и как декабристы на Сенатской площади. Позер каких мало. Ничего, красавчик, берегись, вот только взгляну на Ванду, и ты у меня пожалеешь...

– Где Макс?

Он посмотрел так, как будто хотел выдрать сердце из моей груди и скормить его свиньям, но промолчал.

– Осталось два часа и семь минут, - напомнила я.

Не отдаст он Макса добровольно. Не отдаст. Придеться отнимать силой.

***

Вечером в Озерске всего две напасти - озверевшее комарье да кромешная темень.

Как-то само собой, без постороннего вмешательства, получилось, что озерское уличное освещение накрылось тазом вместе с советской властью. То ли таз оказался слишком глобальным, то ли освещение влюбилось в советскую власть и не пожелало с ней расставаться, то ли в очередной раз проявилась непостижимая загадочность русской души, не к ночи будь помянута, но кривые и разухабистые улочки Озерска, по которым и днем-то ходить небезопасно - можно легко вывихнуть ногу, или сломать каблук, или свернуть шею, в темное время суток освещаются разве что луной, звездами и фарами проезжающих машин.

Очень романтично, знаете ли. Но при плохой погоде и в отсутствии машин усталому путнику приходится полагаться исключительно на ощупь ноги, которая иногда подводит. Поэтому летним вечером да при открытых окнах то и дело слышно, с каким энтузиазмом поминают прохожие чью-то мать.

Словом, позвони родителям.

Раньше мне в голову не приходило, что штыри фонарей могут быть востребованы только собаками и расклейщиками предвыборных плакатов. С тех пор я изрядно поумнела и знаю, что могут.

А что касается комаров... У меня и на этот счет есть своя теория. Я так считаю: наших кровных среднерусских комаров давно скрестили с пираньями. Получилось новое биологическое оружие массового поражения - эффективное и малозатратное. Обычные боеголовки надо не только отлить и начинить смертельной пакостью, но еще и содержать в приличных условиях, а потом, когда выйдет срок безопасности, - утилизировать. У военных нет на это ни средств, ни желания.

Приличные условия - это ж надо такое выдумать! У нас и люди-то живут абы как, без оглядки на условия. Где упал - там и отжался. Но это так, к слову. С комарами тоже возиться не надо: выпустил в ближайший лесок - и аминь. Плодитесь, твари, и размножайтесь.