Смерть в редакции

Лон был настолько подавлен, что даже не обратил внимания на весьма броскую проститутку, что-то нам прокричавшую, когда мы остановились перед светофором на Пятой.

— Обе стороны, похоже, предпочитают молчать, молчать по-настоящему. И это относится даже к тем, кто не собирается продавать акции. Макларен, по-видимому, ведет свои тары-бары по международному телефону из Лондона, Канады или Шотландии — одним словом, оттуда, где оказывается в данный момент. Мне кажется, что он пока не переступал порога «Нью-Йорк газетт». Но в тот день, когда он станет хозяином, я уйду. Окончательно и бесповоротно.

— Ты смеешься? Вся твоя жизнь — в этой газете.

— Ничто не может быть всей жизнью, Арчи, — ответил он, наклонившись вперед. — Если мне скажут, что меня ждут небеса, если Макларен купит газету, я предпочту оказаться в аду. Если он станет владельцем «Газетт», она перестанет быть тем, чем является сейчас. Между новой «Газетт» и теперешней не останется даже отдаленного сходства. Можешь быть уверен, она будет не тем местом, где я хотел бы работать. Мне уже кажется, что все кончено. Так же думают и другие — те, кому известно о планах смены владельца. К черту! Доля в прибылях и пенсия смогут обеспечить нам с женой безбедное существование до конца наших дней.

Такси подрулило к особняку из бурого известняка, и поскольку я не смог придумать ничего умного, чтобы ответить Лону, пришлось ограничиться пожеланием доброй ночи. Вручив ему свою долю от обозначенной на счетчике суммы, я выбрался из такси.

Глава 2

На следующее утро я сидел за своим столом в кабинете и перепечатывал письмо Вульфа к любителю фаленопсисов из Иллинойса. Ровно в одиннадцать босс спустился из оранжереи и произнес:

— Доброе утро, Арчи.

Затем, обойдя вокруг своего стола и угнездившись в единственном во всем Нью-Йорке кресле, способном выдержать вес в одну седьмую тонны, он задал неизменный для утра пятницы вопрос:

— Как ваша игра в покер прошлым вечером?

— Неплохо, — ответил я, поворачиваясь к нему. — Я нашел несколько банкнот на дальнем конце радуги. Но для Лона выдался грустный вечер. Он совершенно вне себя от того что происходит с «Газетт».

— О?.. — произнес Вульф, не поднимая глаз от корреспонденции, которую я, как обычно, разложил на его столе.

— Да. Похоже, что газету собираются продать. Яну Макларену.

Вульф оторвал взгляд от бумаг и вскинул брови. Мое сообщение его явно заинтересовало.

— Я не видел сообщений об этом ни в самой «Газетт», ни в иных изданиях.

— Вчера вечером я сказал Лону то же самое. Он ответил, что обе стороны ведут переговоры под ковром.

— Я сочувствую мистеру Коэну, — хмуро произнес Вульф. — Ему, вне всякого сомнения, будет затруднительно или даже невозможно трудиться в газете, принадлежащей человеку, являющему собой очевидную ошибку мироздания.

— Примерно так он и высказался прошлой ночью. Я сказал, что не верю в его уход после стольких лет, проведенных в газете, но Лон, кажется, преисполнен решимости поступить именно так.

— Арчи, что вам известно об Яне Макларене?

Выражение лица Вульфа меня поразило. Оно бывает таким только тогда, когда он решается взяться за расследование — вы можете назвать это выражение отрешенностью. Кроме того, оно сопровождается вздохом, который вполне можно зарегистрировать по шкале Рихтера. Но сейчас у нас не было дела для расследования, не говоря уже о клиенте.

— Не много, — ответил я. — Он — шотландец. Владеет кучей газет в разных городах по всему земному шару. В Лондоне, например… не спрашивайте, где еще. Хотя сдается мне, что две или три из них — здесь, в США. Лон называет его скользким любителем скандалов.

— Удачная характеристика, — сказал Вульф. Он нажал на кнопку звонка, требуя пива. — Мистер Макларен является беспринципным человеком, исповедующим безответственный и сенсационный стиль журналистики. Он издает свои газеты только ради прибыли.

Монолог Вульфа прервало появление Фрица Бреннера (подробнее о нем вы узнаете позже), держащего в руках поднос с двумя бутылками пива и высоким стаканом. Это событие — появление Фрица с пивом — происходит до шести раз в день и является таким же железным пунктом ежедневного распорядка Вульфа, как и посещения оранжереи. Когда Фриц ушел, Вульф откупорил бутылку, наполнил стакан, а бутылочную пробку бросил в ящик письменного стола. Примерно раз в неделю он извлекает их оттуда и подсчитывает, чтобы выяснить, не превысил ли он установленной нормы, правда, я до сих пор так и не смог уяснить, какова же эта норма.

— Вам доводилось видеть газеты Макларена? — поинтересовался я.

— Нет, но я кое-что слышал и читал о них, — ответил Вульф, осушив губы прикосновением носового платка. — Вы, однако, коснулись весьма важной стороны дела. Имеется ли поблизости место, где продают иностранные газеты и газеты, выходящие не в Нью-Йорке?

— Всего в нескольких кварталах отсюда, — сказал я.

Прожив столько лет под одной крышей с гением, я тем не менее не устаю поражаться, как человек, голова которого нашпигована познаниями в истории, философии, антропологии, кулинарии, взращивании орхидей и множеством других вещей, как эта ходячая «Британская энциклопедия» может не знать элементарных вещей о городе, в котором обитает. Однако следует учесть, что Ниро Вульф покидает дом из бурого известняка еще неохотнее, чем отклоняется от установленного раз и навсегда распорядка дня. Для Вульфа поездка в автомобиле, даже если за рулем — я, акт отчаянной, граничащей с безрассудством смелости. И в тех редких случаях, когда мой босс отваживается на столь опасную экспедицию в дебри Манхэттена или даже за его пределы, то, сидя на заднем сиденье нашего комфортабельного седана, он цепляется за кожаную петлю над окном, как за вытяжное кольцо парашюта.

Вы думаете, он сам собирался покинуть дом? Нет. В полный опасностей мир предстояло шагнуть мне.

— Узнайте у мистера Коэна названия газет, издаваемых Яном Маклареном, — произнес Вульф, покончив с первой бутылкой пива и с вожделением поглядывая на вторую, готовую к закланию жертву. — Я хотел бы увидеть как можно больше его изданий.

— Вижу, что ваши литературные интересы радикально меняются, — заметил я.

— Возможно, я буду приятно изумлен, — буркнул он. — Однако сильно сомневаюсь, что такое произойдет. Кстати, когда будете беседовать с мистером Коэном, не забудьте пригласить его на ужин сегодня. Если он не может сегодня — мы приглашаем его слишком поздно, — пусть присоединится к нам завтра или в начале следующей недели.

Обычно Вульф приглашает Лона Коэна на ужин, когда хочет получить от него информацию. Лону это, само собой, известно, но он ничего не имеет против, так как предоставляемые им сведения полностью компенсируются сенсационными материалами, которые он публикует на основании расследований Вульфа. Кроме того, Лон высоко ценит как кулинарный талант Фрица, так и прекрасный коньяк, неизменно появляющийся на нашем столе, когда Лон делит с нами трапезу.

Однако я недоумевал, с какой стати Вульф вдруг захотел встретиться с журналистом. У нас на руках не было ни одного серьезного дела, если не считать расследования по просьбе Гершмана (впрочем, это вымышленное имя) — оптового торговца бриллиантами, один из работников которого имел слишком липкие руки. Но Вульф с нашей с Солом помощью решил эту головоломку, и уже завтра я должен был встретиться с Гершманом, чтобы проинформировать, у кого из его работников чересчур глубокие карманы.