Смерть внезапна и страшна

Монк ощутил яростное разочарование. Ругательства, сколь бы крепкими они ни были, не имели ничего общего с убийством. Глупая женщина! Если бы только можно было отхлестать по щекам это жеманное улыбающееся лицо…

– Понимаю, – проговорил он с морозцем в голосе. Изображать любезность теперь было уже незачем.

– Нет-нет! – возразила миссис Уолдемар настоятельным тоном. – Джеффри еще и избил бедного Арчи бильярдным кием по голове и по плечам! Он повалил его на пол, и тот уже почти потерял сознание, когда Берти и Джордж оттащили Джеффри. Это было действительно ужасно. – Щеки ее покраснели. – Арчи пролежал тогда в постели четыре дня. Нам, конечно, пришлось послать за доктором. Мы сказали, что он упал с коня, но не думаю, чтобы врач поверил в это хотя бы на миг. Он не стал ничего говорить, но я видела выражение его лица. Арчи грозил подать в суд, но он смошенничал и знал это, а потому смолчал. Но больше мы их не приглашали. – Дама улыбнулась и вновь повела гладкими плечами. – Поэтому, смею сказать, Нанетте было о чем подумать. В конце концов, характер следует учитывать, каким бы очаровательным ни казался человек, вы согласны со мной?

– Безусловно, миссис Уолдемар, – искренне согласился Монк и вдруг увидел ее совершенно иной. Отнюдь не глупой, а весьма тонкой особой. Не болтая лишнего, она наделила его ценной и весьма нужной информацией. Сыщик поглядел на нее с глубочайшим одобрением. – Благодарю вас. Ваша великолепная память восхищает меня и объясняет то, что прежде выходило за пределы моего понимания. Вне сомнения, мисс Катбертсон поступила именно так, как вы говорили. Благодарю вас за любезно потраченное на меня время. – Он поднялся на ноги и начал отступать к двери спиной вперед.

– Вовсе нет. – Хозяйка тоже поднялась, и ее юбки из тафты мягко зашелестели. – Если я могу оказать вам дальнейшую помощь, прошу вас обращаться ко мне.

– Так я и поступлю, – пообещал Монк и со всей скоростью, которую допускали приличия, отправился на темнеющую улицу, где фонарщик уже зажигал один фонарь за другим.

Итак, Джеффри обладает свирепым нравом и вспыльчивостью, способной довести до убийства! Шаг детектива ускорился. Открытие было небольшим, но достаточным, чтобы рассеять мрак, обступивший сэра Герберта Стэнхоупа. Оно не объясняло мечтаний Пруденс и их реальности, что по-прежнему угнетало Уильяма, но это было только начало.

С каким удовлетворением он представит эти факты Рэтбоуну и просветит ничего еще не подозревающего адвоката! Монк уже видел удивление и признательность на его умном и спокойном лице…

Глава 10

По вполне понятным причинам Рэтбоун с облегчением узнал от Монка, что Джеффри Таунтон в гневе бывает ужасен, однако невозмутимая физиономия Уильяма и надменное удовлетворение, слышавшееся в его голосе, вызвали в душе адвоката вспышку раздражения. Заставив себя успокоиться, Оливер сконцентрировался на том, что будет делать с новой информацией.

Отправившись на свидание с сэром Гербертом перед началом очередного заседания, он нашел хирурга приунывшим. Напряженность чувствовалась и в нервных движениях его рук, торопливо поправлявших воротник и разглаживавших жилет. Но заключенный достаточно хорошо владел собой и не стал спрашивать у защитника его мнения о ходе процесса.

– У меня небольшие новости, – начал адвокат после того, как тюремщик оставил их наедине.

Глаза Стэнхоупа расширились, и на миг он затаил дыхание.

– Да? – проговорил хирург глухим голосом.

Рэтбоун ощущал вину: всего, чем он располагал, еще не было достаточно для надежды. Потребуется все его искусство, чтобы выжать пользу из этого факта.

– Монк обнаружил весьма неприятный инцидент в недавнем прошлом Джеффри Таунтона, – сказал Оливер невозмутимым тоном. – Поймав знакомого на жульничестве за бильярдом, он обратился к силе и набросился на соперника. Таунтона едва успели оттащить от жертвы, прежде чем он успел нанести обидчику серьезные повреждения. – Рэтбоун несколько сгустил краски, однако сэра Герберта следовало приободрить.

– Таунтон находился в госпитале в то время, когда была убита Бэрримор, – проговорил хирург уже более громким голосом, и в глазах его вспыхнул огонек. – Видит Господь, у него были мотивы! Она, должно быть, поссорилась с ним, глупая женщина! – Он внимательно поглядел на своего защитника. – Великолепно! Так чем же вы недовольны? Теперь он такой же подозреваемый, как и я!

– Я-то доволен, – негромко отозвался Оливер. – Но пока Джеффри Таунтон не на скамье подсудимых. И мне придется сделать очень многое, чтобы он очутился на вашем месте. Я просто хотел сказать вам: надежда есть, не отчаивайтесь.

Врач улыбнулся:

– Благодарю вас за откровенность. Я понимаю, что вы не можете ничего обещать. Как и я иным своим пациентам, находившимся в таком же положении. Я понимаю вас.

Вышло так, что Ловат-Смит невольно сыграл в пользу Рэтбоуна. Первым свидетелем этого дня была Нанетта Катбертсон. Она с изяществом поднялась на трибуну свидетелей, точными движениями тела маневрируя своими пышными юбками в узком проходе. Встав наверху, женщина повернулась лицом к обвинителю со спокойной улыбкой на лице. На ней было темно-коричневое платье, которое одновременно и выглядело достаточно скромным, и крайне шло к ее волосам и лицу. В толпе послышался шепот одобрения, и несколько человек сели более прямо. Один из присяжных кивнул, другой поправил воротничок.

Сегодня они не были такими внимательными. Все ждали откровения, но его не было: суд и публика предполагали, что каждое новое показание во время битвы двух соперников в зале суда будет изменять симпатии то в одну, то в другую сторону, то оправдывая Герберта, то доказывая его вину.

Но вышло иначе: скучная процессия ординарных людей делились своим мнением о Пруденс Бэрримор. Усматривая в ней отличную сиделку, но не великую героиню, все считали, что она поддалась обычному для молодой женщины искушению и приняла дружелюбие хирурга за влюбленность. Скорбная патетика не желала подниматься до возвышенной драмы. К тому же все свидетели молчали о другом возможном убийце… А ведь факт убийства оспорить было нельзя.

Новая свидетельница, энергичная, скромная и молодая, вызвала общий интерес, и публика наклонилась вперед, желая услышать ее показания.

– Мисс Катбертсон, – начал Ловат-Смит, завершив необходимые формальности. Он понимал, чего ожидают в зале, и считался с необходимостью поддерживать интерес в публике и присяжных. – Вы знали Пруденс Бэрримор с детских лет, не так ли?

– Так. – Скромно согласилась Нанетта, приподняв подбородок, но опустив глаза.

– Вы хорошо знали ее?

– Очень хорошо.

Никто и не думал обращать внимание на сэра Герберта, все глядели на мисс Катбертсон, ожидая ее слов. Лишь Рэтбоун бросил косой взгляд на скамью подсудимых. Стэнхоуп подался вперед, с глубочайшим вниманием и интересом разглядывая свидетельницу.

– Была ли она романтичной? – спросил Уилберфорс.

– Ни в коей мере. – Нанетта грустно улыбнулась. – Она скорее казалась наделенной практическим складом ума. Пруденс не стремилась быть привлекательной и не испытывала интереса к джентльменам. – Прикрыв глаза, она вновь поглядела вверх. – Не хотелось бы нелестно отзываться о той, кто не может больше защитить себя, но во избежание несправедливости мне приходится держаться истинной правды.