Смерть за хребтом

– С псами-то можно сладить... – чуть улыбнувшись, промолвила Наташа. – А вот если эти двуногие нас догонят, то все... Пытать будут. Резвон это умеет, профессионал. Не врал он тебе. Мужиков кастрирует. Или на кол сажает. А женщин, которые ему не угодят, или просто со зла своему ишаку в жены отдает... Если не хочет, чтобы тот бабу насмерть убил, тыкву ей дает высушенную, с двумя дырками на концах и позволяет на член ему надевать. Этот ишак так пристрастился, что и ослиц теперь в упор не видит. Меня однажды отдавал, но повезло, ишак не в духе был. Объелся, наверное. Так он его одним ударом кулака в ухо наземь свалил. Если бы не ты, многие из нас уже не жили бы...

– Если бы не я? Что-то вы с утра загадками говорите. Что же такого я натворил?

– Да ты никак забыл все? – искренне удивилась Наташа. – Ну, ты даешь!

– А что я забыл?

– Забыл, что было после того, как резвоновские сторожа тебя отметелили по второму разу? По голове, вроде, не били...

– Это я помню хорошо. И чувствую до сих пор, – сказал я, потирая разбитые колени. – Слушай, кончай темнить и рассказывай, что случилось после того, как я пожелал вам спокойной ночи.

– Ну, Лейла сразу забылась. А я не смогла. Да и как заснешь? Я-то, в отличие от тебя и девушки твоей, знала, что нас ждет. В общем, примерно через час ты в третий раз встал... Но как-то очень осторожно. Резвон меня лицом к комнате под шкаф запихал, и я все видела, хоть и темно было. Зрение у меня кошачье... Ну, значит, ты встал и как привидение к сабле пошел, поплыл, я бы сказала. Потому как совсем не видела твоих движений. Как минутная стрелка – сколько не смотри, не увидишь, как движется. И не слышала ничего. Приплыл к сабле, схватил за... ну...

– Эфес...

– За эфес зубами схватил и со стены снял. Тоже без звука и незаметно совсем. Потом, кажется, лег на нее спиной и, плечами и задом двигая, вытащил из ножен. Как ленивец африканский, без движений заметных. И веревку так же, лежа на спине, перерезал. С первого раз. И не порезался, наверное. По крайней мере, я запаха крови не чувствовала...

– Нет, не порезался, одни синяки от веревок – проговорил я, изумленно оглядывая свои запястья. А ленивец разве в Африке живет?

– А фиг его знает. Потом шнур от утюга развязал, меня вытащил и тоже развязал. Все делал, как заведенный. А подругу оставил связанной... Покопался у нее в веревках, рукой махнул и пошел к двери...

– Торопился, наверное... – пробормотал я в свое оправдание.

– Дверь открыл, – продолжала рассказывать Наталья, как-то странно на меня посмотрев, – и ударил два раза саблей... Они и понять ничего не успели. И небыстро так ударил... Как будто знал, где они и как сидят... Еще до того, как дверь открыл, знал. И знал, куда и как они, тебя увидев, подадутся... Во дворе еще одного положил... Ударил плашмя по уху...

– По уху!!! Фанфан-Тюльпан, Арамис и Артаньян в одном лице! Какое кино я проспал! А потом?

– Потом мы с тобой к яме пошли и ребят освободили. Как только они наверх вылезли, ты, ни слова не говоря, повернулся, саблю наземь бросил и сюда, в комнату вернулся. Я подумала, что ты к Лейле пошел, и с тобой увязалась, думала помочь в чувство ее привести, очень уж она плоха была. А ты вошел и спокойненько так на свое место лег и сразу же заснул. Только тогда я начала догадываться, что ты и не просыпался вовсе. Потом Сергей еще сказал, что ты... Ну, этот... Сам знаешь...

– Какой пассаж! А что потом?

– Потом я Лейлу развязала. Долго возилась... Порезала даже немного саблей [54] .

– Сильно?

– Да нет... Так, царапина. Она сразу к тебе бросилась, припала к груди, в лоб поцеловала. А ты на спину перевернулся и захрапел, как паровоз.

– Это я знаю. Что храплю. А ребята как? Резвона, что ли, в доме не было?

– Он же сказал, что к жене пойдет. А она на краю кишлака живет. Там он ей дом с павлинами построил... И евнухов ей обещал парочку. Тебя с Сергеем.

54

Заметив впервые эту саблю на стене гостевой комнаты Резвона, я подумал, что она – это колюще-режущий аналог чеховского ружья, которое в последнем акте должно фатально выстрелить. Однако Сергей забыл ее под колесом Газ-66-го в суматохе бегства из Нагза.

– А ты откуда о евнухах знаешь?

– А ночью, когда нас во дворе словили, он бросил своему охраннику, что завтра он всех вас ос... оскопит и потом пошлет павлинов стеречь...

– Слушай, а что, машину после первого нашего побега они на месте оставили? Вместе со всеми шмотками и оружием? Бери и езжай?

– А что ты думал? Во втором часу ночи они шмотки ваши драные делить станут? А машину нигде, кроме как во дворе дома и не поставишь... Ну, еще и соседнего. А оружие, ружья ваши охотничьи и пистолет, у охранников были, забыл что ли? Не захотел им Резвон автоматы давать.

* * *

Примерно через час мы остановились – как назло начал барахлить бензонасос. Кое-как остудив его мокрыми тряпками, проехали еще несколько сот метров – Сергей хотел поставить машину так, чтобы дорога со стороны Хушона просматривалась на максимально возможное расстояние.

Сергей с Житником, не мешкая, сняли бензонасос и начали над ним колдовать. Я несколько секунд рассматривал свежие еще царапины и уколы, густо покрывавшие лицо и шею Кивелиди, затем поболтал немного с Лейлой. Убедившись, что она почти отошла от ночных мучений, я решил пройти в сторону Хушона с километр и залечь где-нибудь с двустволкой.

Хорошее место для засады нашлось у правого борта небольшого ручья, последнего из преодоленных нами. Дорога здесь выпрыгивала из его довольно широкой каменистой долинки на заросшую кустарником террасу почти полутораметровой высоты.

Я залег за валуном и стал воображать, как вдарю дуплетом по шоферу и сидящему рядом с ним Резвону, когда их машина, натужно ревя, будет преодолевать крутой, почти в 45%, подъем на террасу.

Неожиданно погода начала портится: на северо-западе, над верховьями ручья нависла огромная черная туча. Через некоторое время ее менее представительные спутники закрыли небо и надо мной, тут же откуда-то сбоку посыпались первые капли дождя.

“Если эта симпатичная пречерная тучка, останется там, то у нас появится шанс дожить до обеда. И, соответственно, не сесть на кол”, – подумал я, собирая капли в ладонь.

И, слава Всемогущему – эта летучая цистерна была столь тяжела и неповоротлива, что поднявшийся ветер не смог сдвинуть ее с места. Туча застыла, извергая из себя косые потоки дождя; не прошло и двадцати минут, как вода в ручье сначала побурела, а потом и вовсе стала густо-коричневой. Постепенно поток раздался в ширину и начал подбирался ко мне. Теперь его можно было переехать лишь на “ЗИЛ-131” или на “Урале”. И если Юрка подремонтирует бензонасос, а в этом я был уверен, то мы оторвемся от преследователей.

Я продолжал удовлетворенно ловить крупные капли дождя в ладони и мечтать о сытном завтраке, когда из-за поворота появилась машина, тоже “ГАЗ-66”, в ней сидели бабаи с автоматами. Но милость аллаха оказалась беспредельной – в среднем течении раздувшегося ручья раздался глухой рокот и через секунду из теснины ущелья вырвался сель! Камни, валуны, растерзанные стволы деревьев, жалкие, жеваные остатки кустарника стремительно неслись в густом грязевом потоке. На моих глазах он разрубил реку: голубые воды ее не могли сдержать натиска и отступили. Прошло еще несколько минут, в течение которых я стоял с раскрытым ртом, и сель воздвиг мощную песчано-каменную плотину, перекрывшую от борта до борта почти двухсотметровую долину Сардай-Мионы. Ниже по течению теперь струились ее жалкие остатки, не страшные и курице, страдающей водобоязнью. Выше же реки тоже не стало: на глазах она превратилась в голубое озеро.