Смерть знает, где тебя искать

Ароматов вокруг было слишком много, от них привыкшего к свежему воздуху Муму начинало поташнивать, кружилась голова.

Сергей подошел к окну, где была открыта лишь форточка, и распахнул настежь две фрамуги. Занавеска мгновенно улетела на улицу, подхваченная сквозняком. Слетели бумаги со стола.

– Черт подери! – пробурчал Дорогин, прикрыл одну створку окна и принялся складывать разлетевшиеся листки. Покончив с этим, сел в кресло и замер.

Сквозь окно виднелось другое крыло больницы.

"Реанимация… То самое место, то окно, через которое я выпрыгивал на улицу, спасая свою жизнь. Да, да, там лежал Резаный, от которого я узнал, где спрятан воровской «общак». Именно с этого все и началось. Могла ли моя жизнь пойти по-другому? Наверное, нет. Человек не выбирает судьбу, судьба выбирает человека.

Мы лишь думаем, что выбираем дорогу, что можем пойти направо, налево, назад или вперед. Все предначертано свыше. Если ты поворачиваешь вправо, а тебя тянет повернуть влево, это значит, судьба тобой играет и очень тонко тебя обманывает."

Сергей поднялся. Сигареты остались в машине. Он подошел к столу Тамары, выдвинул верхний ящик, увидел пачку дорогих сигарет, тонких, дамских. Он сам покупал их в Москве несколько дней тому назад.

Сергей поднял сигарету. Она выглядела в его сильных руках легковесной и немного смешной. Муму даже не стал ее прикуривать, приложил к носу и втянул аромат табака, который показался намного приятнее, чем пьяный запах пышных роз.

"Ведь она мне даже не сказала, в какой операционной сейчас работает. Может, в реанимации”? – и Дорогин поймал себя на мысли, что почти забыл планировку больницы.

Прикрыл глаза, крепко стиснул зубы, напряг память и мысленно прошелся по коридору. Картинки возникали одна ярче другой. Он даже вспомнил оконный переплет с отслоившейся краской, маленькую трещинку на тонком стекле, потек краски, похожий на птичье перо.

И он медленно пошел по коридору, прислушиваясь к собственным шагам.

«Куда я иду? – подумал мужчина, сворачивая в соседнее крыло. – Зачем мне это надо? Прошлое не вернуть, лучше к нему не прикасаться. Но ведь всплыл же Абеба, и я вспомнил тюрьму, вспомнил нары, маленькое зарешеченное окошко. Вспомнил лица сокамерников, вспомнил все, о чем запрещал себе думать и вспоминать. И вот теперь я опять здесь, в Клину, в больнице, в том же самом коридоре… Меня влечет к прошлому. Я не должен был здесь появляться, я собирался провести вечер дома с книжкой в руках или в кресле у телевизора. А я здесь, против своей воли. Но, если я оказался здесь в это время и в этом месте, значит, это судьба, значит, она привела меня сюда, а значит, в этом есть некий смысл, который я пока не понимаю, который пока от меня ускользает.»

И Муму, прикасаясь рукой к стене, выкрашенной бледно-зеленой краской, так же, как делал, когда только выкарабкивался из реанимации, шел и шел в полумраке длинного больничного коридора. Ему уже казалось, что он в самом деле вернулся в прошлое. Запах тот же, прежний, вечный запах больницы – хлорка, лекарства.

За поворотом показалась слабо освещенная ниша, стол дежурной медсестры. Он не помнил, как зовут девушку, но помнил ее лицо, широкое и веснушчатое. Как-то раз видел вместе с Тамарой.

Девушка испуганно вскинула голову, но, увидев перед собой Сергея, приветливо улыбнулась. Она тоже не помнила его имя, но знала в лицо. Он был ей настолько симпатичен, что она даже не напомнила ему, что в реанимацию входить без белого халата не полагается.

– Добрый вечер, – Дорогин оперся о письменный стол. – Тамара там?

– Нет, – качнула головой медсестра, – она в хирургическом отделении. Хотите чаю?

– Нет, не надо, я только что поужинал, – Сергей усмехнулся и хотел уже развернуться.

– Тут дорога короче, – напомнила ему медсестра, – можете пройти через реанимацию, я дверь от черной лестницы на ключ не закрывала. Жарко сейчас, оставила открытой.

– Знаю. Я эту больницу изучил хорошо, имел счастье в ней полежать.

«Повезло же Тамаре, – подумала девушка, – а я, сколько к пациентам ни присматриваюсь, ни одного стоящего не встретила.»

Дорогин, осматриваясь, не спеша пошел по коридору.

"Вот та палата, в которой мы лежали с Резаным, – он остановился у двери, чуть приоткрытой. Прикоснулся к ручке, прислушался к ощущениям. Холод металлической ручки был приятен. – Интересно, кто там сейчас лежит на моем месте – мужчина или женщина, старый человек или молодой? Из этой палаты редко кто выходил живым, сюда помещали полуобреченных. Я ведь тоже тогда находился в шаге от смерти”, – он толкнул дверь и вошел в палату.

Там царил полумрак. Одна кровать была пуста, а на второй, на той самой, на которой в свое время лежал Муму, он увидел девушку. Вернее, догадался, что это девушка, ее длинные волосы хорошо читались на фоне белой подушки.

Девушка чуть слышно постанывала. Муму машинально поднял дамскую сигарету и сунул в губы, ими же примериваясь к очень тонкой сигарете. Это и спасло его. Илья Вырезубов бросился на Сергея, натянув в руках черную шелковую удавку, а Григорий схватил Сергея за ноги, бросившись на него, как пес. Удавка захлестнулась, прихватив к шее и руку Сергея. Тонкая дамская сигарета сломалась.

Все происходило молча, слышалось лишь натужное сопение Ильи, который изо всех сил тянул на себя шелковый шнурок.

– Души, души шакала! – шипел Григорий. Все трое уже лежали на полу, и Сергей понял, просто так ему не вырваться, нападавшие сильны, причем сильны чрезвычайно. Так бывают сильны дикие звери, уже схватившие добычу и уже осознавшие, что она в их когтях, цепких и безжалостных, а гибель жертвы – это вопрос лишь времени, нескольких секунд или нескольких минут судорожных конвульсий, сдавленных стонов.

Сергей пошел на хитрость. Он на долю секунды расслабил, затем резко протолкнул руку вперед, и шелковая удавка оказалась у него под мышкой. Теперь она уже была не страшна. Он локтем изо всей силы ударил одного из нападавших в лицо. Послышался стон и хруст, похожий на звук ломаемой сухой ветки.

– Ах, ты так! – Сергея укусили за ногу, словно хотели отгрызть от нее кусок плоти.

И тогда каблуком Сергей нанес удар. Он все делал механически, инстинктивно, спасая свою жизнь. Муму заметил лишь то, что напавшие одеты в белые халаты и в дурацких, какие носят хирурги, белых колпаках на головах.

Сергей зацепил ногой штатив от капельницы и поймал его, когда тот уже падал. Сил подняться на ноги не было, голова кружилась, но пальцы уже сжались на холодном металле штатива. Сергей видел, как к нему метнулись силуэты, словно два белых медведя в голодную полярную ночь Он ударил штативом наотмашь. Бить было крайне неудобно, и удар получился не очень сильным. Штатив скользнул по плечу Ильи и со звоном врезался в спинку кровати. Второй раз взмахнуть штативом у Дорогина уже не было сил, и он подумал, что, возможно, проиграл.