Смерть

ГОНВИЛ:

Похвально. Как же ты умереть желаешь?

ЭДМОНД:

Дай мне яду.

ГОНВИЛ:

Ты шутишь?

ЭДМОНД:

Там, вон там, в стене, на полке, за черной занавеской — знаю, знаю,— стоят, блестят наполненные склянки, как разноцветные оконца — в вечность…

ГОНВИЛ:

…Иль в пустоту. Но стой, Эдмонд, послушай, — кого-нибудь ведь любишь ты на свете? Иль, может быть, любовью ты обманут?

ЭДМОНД:

Ах, Гонвил, знаешь сам!.. Друзья мои дивятся все и надо мной смеются, как, может быть, цветущие каштаны над траурным смеются кипарисом.

ГОНВИЛ:

Но в будущем… Как знать? На перекрестке… нечаянно… Есть у тебя приятель, поэт: пусть скажет он тебе, как сладко над женщиной задумчивой склоняться, мечтать, лежать с ней рядом — где-нибудь в Венеции, когда в ночное небо скользит канал серебряною рябью и, осторожно, черный гриф гондолы проходит по лицу луны…

ЭДМОНД:

Да, правда, в Италии бывал ты, и оттуда привез…

ГОНВИЛ:

…жену…

ЭДМОНД:

Нет, сказочные смерти, играющие в полых самоцветах… Я, Гонвил, жду… Но что же ты так смотришь, гигантский лоб наморщив? Гонвил, жду я, ответь же мне! Скорее!

ГОНВИЛ:

Вот беспечный! Ведь до того, как друга отравлять, мне нужно взвесить кое-что, — не правда ль?

ЭДМОНД:

Но мы ведь выше дружбы — и одно с тобою чтим: стремленье голой мысли… А! Просветлел… Ну что же?

ГОНВИЛ:

Хорошо, согласен я, согласен… Но поставлю условие: ты должен будешь выпить вот здесь, при мне. Хочу я росчерк смерти заметить на твоем лице. Сам знаешь, каков твой друг: он, как пытливый Плиний, смотреть бы мог в разорванную язву Везувия {4} , пока бы, вытекая, гной огненный шипел и наступал…

4

…Плиний, / смотреть бы мог в разорванную язву / Везувия…

— Плиний Старший (23 или 24–79), римский писатель и ученый. Его обширный труд «Естествознание» явился сводом знаний античности о природе, человеке и искусстве. Погиб при извержении Везувия. Отправившись на корабле к Везувию наблюдать за извержением, Плиний Старший, по словам Плиния Младшего в знаменитом письме Тациту, «свободный от страха <…> диктует и зарисовывает все замеченные глазом движения этого бедствия, все очертания» (Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве. М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 1994. С. 26–27).

ЭДМОНД:

Изволь… Но только…

ГОНВИЛ:

Или ты боишься, что свяжут смерть твою со смертью… Стеллы?

ЭДМОНД:

Нет, о тебе я думал. Вот что! Дай мне чернил, бумаги. Проще будет.

( Пишет.)

Слышишь, перо скрипит, как будто по листу гуляет смерть костлявая…

ГОНВИЛ:

Однако! Ты весел…

ЭДМОНД:

Да… Ведь я свою свободу подписываю… Вот… Я кончил. Гонвил, прочти.

ГОНВИЛ:

( читает про себя)

«Я умираю — яд — сам взял — сам выпил»… Так.

ЭДМОНД:

Теперь давай; готов я…

ГОНВИЛ:

Не вправе я удерживать тебя. Вот — пузырек. Он налит зноем сизым, как утро флорентийское… Тут старый и верный яд. В четырнадцатом веке его совали герцогам горячим и пухлым старцам в бархате лиловом. Ложись сюда. Так. Вытянись. Он сладок и действует мгновенно, как любовь.

ЭДМОНД:

Спасибо, друг мой… Жил я тихо, просто а вот не вынес страха бытия… Спасаюсь я в неведомую область. {5} Давай же мне; скорей…

ГОНВИЛ:

Эдмонд, послушай, — быть может, есть какая-нибудь тайна, которую желал бы ты до смерти…

5

…страха бытия… / Спасаюсь я в неведомую область. — Переосмысление классического источника — излюбленный прием Набокова-драматурга, ср. монолог Гамлета (акт III, сц. 1): «…но страх, внушенный чем-то / за смертью — неоткрытою страной…» (пер. Набокова, цит. по: НЗ. [3]С. 677).