Смертельная лазурь

— Вас ведь никто силком не тащил на борт этого корабля. Он казался вам вполне надежным убежищем, кроме того, давал возможность уйти от ответственности. А теперь вы вынуждены признать, что все пути к отступлению отрезаны. Вот поэтому вам срочно понадобились мы с Корнелией. Впрочем, девушка нужна вам еще по одной причине.

— Снова разыгрываете умника, Зюйтхоф?

— Отнюдь. Это не больше чем предположение.

— Что же это за предположение?

Понимая, что время работает на нас, я решил представить весьма обстоятельный ответ. Рано или поздно битва за корабль подойдет к концу, и сюда явятся наши люди. Разумеется, появление здесь инспектора Катона со свитой вооруженных людей вполне могло возыметь и драматические последствия, но парочка мушкетеров с заряженными мушкетами здорово подняла бы мне настроение. И я стал излагать:

— Вначале я думал, что Корнелия понадобилась вам, чтобы оказывать давление на ее отца. Вероятно, это и была основная причина ее похищения. Но не единственная. Выяснилось, что Рембрандт оказался на удивление стойким к воздействию лазури. Это просто чудо, что, нарисовав столько картин и проведя за мольбертом уйму времени, он не свихнулся окончательно. Вполне вероятно, что вы пришли к мысли подвергнуть аналогичному испытанию и его дочь, выявить ее незаурядную способность противостоять демоническим козням смертоносной синевы.

— Как же мне все-таки жаль, что нам так и не удалось перетянуть вас на свою сторону, Зюйтхоф! — В голосе де Гааля звучало неподдельное сожаление. — И чего это вы все время болтаете о каких-то там демонических силах?

— Я много думал и о вас, и о произрастающих на островах Вест-Индии растениях, плоды которых содержат неизвестные до сих пор смертоносные вещества. И пришел к заключению, что не вы используете эту синюю краску в своих целях, а, напротив, она подчинила и вас, и ваших единомышленников-жерардистов себе. Речь идет не столько о жерардистах или о господстве католицизма либо кальвинизма в Нидерландах, сколько о борьбе, которую ведете вы, причем не по своей воле, в угоду силам зла. И насаждаете не истинно христианскую веру, как вы наивно полагаете, а власть сатаны!

Я уловил в глазах тех, кто слушал меня, растерянность. Моряки, напавшие на нас с Поолом, неуверенно поглядывали на ван Зельдена и де Гааля. Да и у самого Антона ван Зельдена был озадаченный вид. Один только де Гааль хранил невозмутимость. Лицо его исказила издевательская ухмылка.

— Я вижу, вы куда сильнее повредились в уме, чем Рембрандт. Иначе вы бы не стали кормить нас подобным вздором. Впрочем, это далеко не вздор. Это богохульство! Приписывать сатане Божьи помыслы есть богохульство!

Я покачал головой:

— Вы просто не сознаете поразившей вас слепоты, ибо зло овладело вами. Нет, не Бог руководит вашими деяниями, а сатана!

Де Гааль рассвирепел:

— Хватит выслушивать ваши бредни! Сейчас вы узнаете, на чье могущество замахнулись!

По знаку предводителя жерардистов один из моряков вскрыл стоявший поблизости ящик. Де Гааль, зачерпнув что-то из него, медленно приблизился ко мне. В его раскрытой ладони зловеще искрился синий порошок. Дьявольская лазурь. Смертоносная синева. Сложив трубочкой губы, де Гааль аккуратно сдунул порошок мне в лицо.

Я затаил дыхание, но было уже поздно. Я почувствовал головокружение, все перед глазами расплывалось, подернулось рябью, словно превращаясь в морскую воду. Лица стоявших обращались в мерзкие рожи, а вместо страдания во взгляде Корнелии застыл немой упрек. За что она упрекает меня? Меня раздражал, бесил этот взгляд.

— Вы ведь обозлены на эту женщину, Зюйтхоф? — вкрадчиво осведомился де Гааль. — Тогда отплатите ей за все сразу! Никто вас от этого не удерживает! Вы свободны в этом!

На меня накатила тьма, и я вспомнил, что однажды уже хотел наказать Корнелию. За неверность. За благоволение к другому. Тогда ей каким-то образом удалось бежать от меня. Но на сей раз не удастся! Медленно подойдя к Корнелии, я протянул руки к ее шее.

— Нет, Корнелис, нет! — прокричала она. — Перестань, перестань, пожалуйста! Не слушай их! Прислушайся к себе!

Ее страх будил во мне противоречивые чувства.

Какая-то часть меня упивалась ее страхом. Но во мне жила и другая, болезненно воспринимавшая страх Корнелии, протестовавшая против него, жаждавшая раз и навсегда избавить девушку от этого страха.

Это мое второе «я» стыдилось и страшилось первого, понимая, что то, первое «я» оказалось во власти неправедных сил.

Нет! На этот раз — нет!

Эти непрерывно повторявшиеся слова грохотом отдавались в моем мозгу. Я сумел пробить брешь в сковавшей мой разум броне. На мгновение передо мной возникла призрачно-голубая зловредная морда, разочарованно и гневно взиравшая на меня. Но я не поддался ее чарам. Руки мои сомкнулись не на шее Корнелии, а мертвой хваткой сжали глотку Фредрика де Гааля. Отвратительно хрипя, первый богач Амстердама пал на колени.

— Сейчас же пустите его, Зюйтхоф!

Это завопил Антон ван Зельден. Корнелия невольно запрокинула голову, пытаясь уклониться от острого клинка в его руке. Я вынужден был выпустить де Гааля из смертельных объятий. И в этот момент я услышал шум и возню за спиной.

Ян Поол, очнувшись, выждал благоприятный момент и теперь, вскочив на ноги, повалил на пол сразу троих матросов. Разъяренная четверка каталась по полу. Несмотря на явное превосходство, он сражался как тигр. Гибель лучшего друга утроила, учетверила его силы.

Я бросился на Антона ван Зельдена. Это был, конечно, рискованный шаг, принимая во внимание приставленный к горлу Корнелии нож. Но я рассчитывал, что затеянная Яном Поолом схватка отвлечет внимание доктора, и не ошибся. Лезвие его ножа лишь чиркнуло по горлу девушки, а ван Зельден повалился прямо на стоявшего с фонарем в руке матроса. Тот не устоял на ногах и выронил фонарь.

Пытаясь совладать с отчаянно обороняющимся ван Зельденом, я краем глаза видел, как загорелось вылившееся из разбитого фонаря масло. Вскоре языки пламени лизали стенки трюма и ящики с грузом. Огонь распространялся молниеносно, и минуту спустя весь трюм был охвачен пламенем.

— Пожар! Пожар! — в страхе заверещал матрос, выронивший фонарь. Вскочив, он метнулся к проходу, через который мы с Поолом вошли сюда. И там налетел на Роберта Корса, который не долго думая схватил его за шиворот и отшвырнул в сторону. За спиной наставника я разглядел двоих его учеников.

— Мы, как всегда, вовремя! — воскликнул Корс и набросился на одного из тех, кто вцепился в Поола.

Мне удалось прижать ван Зельдена к стоявшим друг на друге ящикам и вывернуть руку с ножом. Его глубоко посаженные глаза полыхали ненавистью и презрением. В багровых отсветах этот щуплый человечек с черепом вместо головы показался мне порождением ада, существом из глубин преисподней, являющих нам подобное лишь в кошмарных снах или порожденных недугами видениях. Надсадно, по-звериному вопя, он, обхватив костлявыми руками, тащил меня за собой в огонь. В своем безумном, слепом фанатизме он готов был пожертвовать собой ради того, чтобы уничтожить меня.