Смертельный лабиринт
Шрифт:
— Для вас, мой генерал, как выражается ваш друг Саня, у меня нет слова «нет».
— Все правильно, — авторитетно подтвердил Грязнов, — никогда не говори «никогда». Кое-кому это станет достойным уроком. Считайте, что машина уже вышла. Черный джип с мигалкой. По-моему, однажды мы уже ездили. Или я ошибаюсь. Но если ошибаюсь, то мне очень обидно. Зато тайну вашего посещения, если вы пожелаете, я могу и не разглашать.
— Напротив, этому «кое-кому» оно обязательно пойдет на пользу…
Грязнов распорядился, и один из оперативников побежал на улицу сказать водителю, куда и за кем ехать.
А тем временем начали описывать и составлять акты изъятия наиболее важных вещественных доказательств противозаконных действий агентства. Затем их запаковывали в пустые картонные ящики, которые, в сложенном виде, лежали в углу,
Затем Вячеслав позвонил Меркулову и рассказал о находках и сопротивлении охраны. Для начала Костя подписал постановления о задержании руководителей частного агентства «Гармония» госпожи Арининой и господина Рутыча. А по поводу директора ЧОПа, которого Грязнов ожидал с минуты на минуту, Костя сказал, чтобы Слава немедленно соединил его с ним — для короткого разговора.
Но директор, внешне — типичный чиновник-бюрократ из какого-нибудь «Фитиля», уже понял, что совершена крупная промашка, и с ходу принес извинения за неправомерные действия своих подчиненных, объясняя их жесткое поведение особыми требованиями арендаторов — не допускать в помещение никого постороннего без специального согласования с руководством агентства. Так что, как говорится, и рад бы, да… И снова — глубочайшие извинения. И при этом — довольно-таки тяжелые взгляды в сторону старшего смены. Видать, бюрократ он хоть и порядочный, но своих хорошо умеет держать в железной узде.
Итак, конфликт исчерпался окончательно, когда курьер из Генеральной прокуратуры привез Грязнову постановления о задержании Арининой и Рутыча. Это уже не голословное, а вполне реальное указание, и не какой-нибудь «пешки», а самого заместителя генерального прокурора, для директора ЧОПа стало последней точкой. Всю охрану словно волной смыло.
А затем приехала Марина. Вячеслав Иванович сиял. Только что кофе не предлагал по той причине, что здесь ничего не было для его приготовления.
Женщине, разумеется, приятно чувствовать почтение к себе со стороны целой команды довольно-таки грубых мужчин, исполняющих не самую приятную работу. И она, приветливо всем улыбаясь, с интересом приступила к исследованию материалов, найденных в ящиках. Ну касательно компьютера она, конечно, ничего определенного сказать не могла, для этого его надо было подключить, открыть и посмотреть, что в нем заложено. А во втором ящике, плотно набитом сваленными в кучу бумагами и коробками с дискетами, уже по первой взятой страничке она определила, что это, по всей видимости, и есть те самые пропавшие материалы Леонида. А потом вытащила одну его записную книжку, другую, пухлый блокнот с записями. Посмотрела и грустно кивнула, — разумеется, это его рука, уж кому и знать-то…
— Мариночка, — попытался снять напряжение Грязнов, — я полагаю, что после изучения все эти материалы могут быть переданы вам. В смысле вашей программе, или как это у вас называется. Возможно, если у вас появится свободная минутка, мы еще раз обратимся к вам за помощью. Кому ж, как не вам, знать, какие опасности могли грозить вашему коллеге… Хотя я не думаю, что это теперь потребуется. Из всех рабочих версий подготовка и участие в покушении агентства «Гармония» в настоящий момент является наиболее вероятной. Но последнее слово еще не сказано. Саня — в Нижнем Новгороде, и я жду, когда им будет там поставлена точка…
— Я вам больше не нужна? — с очаровательной грустью спросила Марина.
— Увы, — вздохнул Грязнов. — Вас довезут, куда скажете. И примите мою глубочайшую благодарность. К сожалению, не могу в настоящий момент составить сам компанию в каком-нибудь ближайшем кафе — у нас с Саней здесь, с этими Сокольниками, столько всяких веселых и грустных историй связано! Если б вы только знали! Как говорится, не на один роман, да… К сожалению, вынужден вас оставить и ехать арестовывать директрису этого агентства.
И Грязнов почтительно склонился над ручкой Марины Эдуардовны, запечатлев на кончиках ее пальцев сладчайший поцелуй. Как это ловко делал Саня, Вячеслав, конечно, видел, и не раз, но никогда не сознался бы в своем эпигонстве…
Подсобное помещение агентства в Сокольниках и центральный офис в Большом Ржевском переулке были, к наигранному удивлению его немногочисленных
сотрудников, закрыты и опечатаны. А у сотрудников отобраны подписки о невыезде.Грязнов и сам не верил такой удаче. И он тут же связался с Нижним Новгородом, чтобы сообщить Сане о своих находках, но тот выслушал Славу действительно на бегу и сказал, что перезвонит чуть позже, потому что, кажется, назревают неприятности. Какие, он объяснять не стал, некогда.
В это же время Климов с двумя оперативниками прибыл в Мытищи. Отыскать стрелковый динамовский клуб, имея точный адрес, было несложно.
Народу в такое раннее время еще не было, зато присутствовал заместитель директора клуба по теоретической части Николай Иосифович Барыгин — солидный, ближе, скорее, к пожилому возрасту, мужчина. Климов объяснил цель приезда.
Барыгин, по его словам, не имел никакого отношения к агентству «Гармония». В его обязанности входило проведение занятий с новичками, ознакомление их с материальной частью оружия, иногда, по особому соглашению, проведение тренировок. Климов наблюдал за рассказчиком, тот, видно было, нисколько не волновался и вообще выглядел степенно, солидно, одним словом. О себе Николай Иосифович рассказал, что служил в Афгане, был ранен, списан по ранению, но, обладая нечасто встречающейся военной профессией — снайпера, без труда нашел себе работу в этом клубе. И не жалуется на клиентуру. «Динамо» — этим все и сказано, контингент известный. Работает с милицией, ставит руку молодым, учит их уважать оружие — как без этого? И ребята попадаются ничего, нормальные. Даже девушки, их теперь немало в отделах милиции, тем тоже в охотку «пострелять», правда, чистить оружие не любят. Климов среди нескольких фотографий, захваченных в прокуратуре, предъявил Барыгину и два важных фото: Зои Воробьевой и — взятое из учетного листка кадров — Вадима Рутыча. Ненужные самому Климову снимки Барыгин немедленно отодвинул в сторону, а на Рутыче с Воробьевой остановился.
— Этих знаю. Симпатичная девочка, охотно училась.
— Давно? — насторожился Климов.
— Да ведь как сказать? Уж под осень, поди… Да, желтый лист уже был, мы с ней на ее машине, или, может, вот этого ее кавалера, он из охранного агентства, сотрудницу натаскивал, вон туда, в лес, ездили. Способная девочка. Да уж, по правде, и не девочка, это я соотносительно себя… — важно поправился Николай. — А этот, он тоже стрелял, твердая рука, грамотный. Ну мое-то дело какое? Разрешение есть? А вопросов и нет, коли оно имеется. Ну а уж про то, как он ее натаскивал… э-хе-хе! — ощерился своим воспоминаниям Барыгин, — про то не знаю. Не скажу. Но, видать, здорово это у него получалось, потому как она ему только что в рот не глядела, так слушалась! Я еще, помню, пожалел: что ж ты, думаю, девка, покраше парня не нашла? Да ведь опять же как? Любовь, говорят, зла, полюбишь и козла… На фоте-то он еще приличный, а так, вблизи… Эх, каждому свое…
Климов составил акт опознания, нашел понятых, и те подписали. Потом в протокол допроса свидетеля внес все относительно учебы Зои Воробьевой и Вадима Рутыча, а также их, разумеется фальшивых, документов, что, кстати, очень расстроило Барыгина. Тот все переживал и бил себя ладонью по коленке:
— Надо ж, обманули, черти, а ведь как настоящие! У меня ж глаз — снайперский! Вот черти! — Страшнее ругательств он, видимо, не знал, надо же, а такой боевой дядька! Бывает, значит, как заключил свой рассказ он сам…
После обнаружения этих улик и свидетельств подготовки преступления задержание Вадима Григорьевича Рутыча и Зои Сергеевны Воробьевой стало делом техники. Так казалось…
4
Рутыча аккуратно «довели» до самого подъезда дома, в котором проживали Воробьевы. На вокзале, у пустой стоянки такси, приезжий ожидать в длинной очереди желающих не стал и, будучи все-таки человеком местным, отправился к стоянке автобуса. В салон вместе с ним вошел оперативник.
На Горького он вышел, и там его «принял» другой опер, который «передал» его третьему на углу Рабочей улицы. А уже во дворе старого, начала девятисотых годов, еще богатые купцы, как говорится, на века строили, семиэтажного дома его как бы «перехватила» молодая пухленькая мамаша. Закутанная в пуховый платок, с ребенком в детской коляске, она сидела на лавочке напротив подъезда и возила ребенка вперед-назад, что-то напевая и поклевывая носом, словно тоже, как и Вадим, от бессонной ночи.