Смертельный удар (сборник)
Шрифт:
– Кэролайн, это подло и обидно. Позволь тебе заметить, что если бы у тебя была хоть капля воображения или сострадания, ты никогда и думать не посмела бы о таких вещах, не то что произносить их вслух.
На минуту она замолчала.
– Извини, Вик. Но тебе не следовало посылать мне записку с угрозами в адрес мамы.
– Правильно, детка. Я поняла. Я догадалась, что единственная причина, по-которой ты вела себя более подло, чем обычно, состоит в том, что кто-то угрожает Луизе. Мне необходимо знать кто и почему.
– Откуда ты знаешь? – вырвалось у нее.
– Я знаю твой характер, дорогая.
Она надолго замолчала.
– Я не собираюсь говорить, права ты или нет, – наконец изрекла она. – Я просто не могу говорить об этом. Если ты права, то ты сумеешь понять почему. Если не права – я полагаю, это потому, что я – лошадиная задница.
Я попыталась внушить ей:
– Кэролайн, это важно. Коли кто-то сказал тебе, что это повредит Луизе, если ты не заставишь меня прекратить поиски твоего отца, то мне нужно знать это. Потому что это значит, что существует связь между смертью Нэнси и дознанием относительно Джоя Пановски и Стива Ферраро.
– Тебе придется предать меня, но я думаю, что ты на это не способна. – Тон ее был очень серьезным. Она говорила по-взрослому, что так было на нее не похоже.
– По крайней мере, позволь мне попытаться, детка. Приезжай сюда завтра утром. Как ты понимаешь, я не в форме сейчас. Или я соберусь с силами и нагряну сегодня вечером?
Наконец она неохотно согласилась приехать ко мне после обеда. Мы повесили трубки, расставшись по-дружески, что я считала невозможным десятью минутами раньше.
Глава 27
НА ПУТИ К ЖЕЛАЕМОМУ
Отвратительная слабость сковала мое тело. Даже короткая беседа с Кэролайн вымотала меня совершенно. Я налила еще немного чаю и включила телевизор. Пробежав по всем программам и убедившись, что ничего интересного, кроме мелодрам и сериалов, не показывают, я с отвращением выключила его. Разобрать газеты или привести в порядок счета мне тоже было не под силу. Я закуталась в одеяло и прилегла на софу вздремнуть.
Проснулась я за двадцать минут до того часа, когда мы условились о встрече с Каппельманом. Я потащилась в ванную, чтобы обмыть лицо холодной водой. Кто-то убрал грязные полотенца, вычистил раковину и ванну, привел в порядок и расставил туалетные принадлежности и косметику. Заглянув в спальню, я поразилась: постель застелена, а одежда и обувь убраны. Я бы никогда не допустила этого, но чистые комнаты приятно радовали глаз и улучшили мое настроение.
В тот день я спрятала документы Нэнси в кипе нот на пианино. Добрые волшебники аккуратно переложили ноты в ящик, но бумаги по страхованию остались непотревоженными и лежали там же – между «Итальянскими романсами» и «Концертными ариями» Моцарта.
Я подобрала одну мелодию, тема которой оказалась настолько восхитительной, что я не услышала, когда Каппельман позвонил в звонок переговорного устройства. Прежде чем я сумела отвлечься от музыки и ответить, мистер Контрерас успел выскочить в прихожую, чтобы выяснить, кто пришел. Открыв дверь, я услышала их голоса на лестнице – они поднимались
вместе. Мистер Контрерас стремился избавиться от подозрений, которые он теперь испытывал к любому посетителю мужского пола, а Каппельман едва сдерживал раздражение, подчинившись провожатому. Мой сосед заговорил со мной, как только голова его показалась из-за последнего поворота лестницы:– О, вы здесь, дорогая? Вы хорошо отдохнули? Я иду только для того, чтобы забрать ее высочество. Ей надо на прогулку и поесть. Вы не давали ей сыра? Я хочу сказать, что она не выносит его.
Он вошел в комнату и ринулся к Пеппи, пытаясь обнаружить у нее признаки недомогания.
– Теперь ей уже не погулять с вами, а вам – не гулять и одной не выходить на свои пробежки. Не позволяйте этому молодому парню оставаться здесь, если почувствуете усталость. Если вам понадобится помощь, мы с Пеппи наготове. Стоит только позвать нас.
Сделав столь утонченное завуалированное предостережение, он, забрал Пеппи. Но сразу не ушел, а все еще топтался у двери, высказывая свои соображения, пока я наконец мягко не поставила его на место.
Каппельман с раздражением посмотрел на меня:
– Если бы я знал, что пожилой человек собирается изучать мой характер, я привел бы своего адвоката. Я бы сказал, что вы были бы в большей безопасности, если бы держали старика при себе. Он заговорит до смерти любого, кто покусится на вас.
– Ему просто нравится воображать, что мне шестнадцать, а он – сразу оба мои родителя в одном лице, – пояснила я с куда большей снисходительностью, чем испытывала на самом деле. Будучи обязанной жизнью мистеру Контрерасу, я все же находила его слегка утомительным.
Я предложила Каппельману выпить. Он предпочитал пиво, которое не часто бывало у меня в доме, так же как и бурбон. Наконец я отыскала бутылку в глубине бара.
– Опытный баскетбольный нападающий этих мест должен быть не прочь выпить глоток пива, – проворчал он.
– Я полагаю, это лишний раз доказывает, насколько я оторвалась от своих корней.
Я провела его в гостиную и убрала одеяло, оставленное на софе. Он присел на краешек. Моя квартира никогда не сравнится с его жилищем на Пульман, но, по крайней мере, она была сегодня в порядке. Я не удостоилась каких-либо комплиментов, но ведь он и не знал, как она обычно выглядит.
После нескольких минут обмена вежливыми вопросами о моем здоровье и о том, как прошел его день, я протянула ему пакет с бумагами Нэнси. Он достал очки из нагрудного кармана своего поношенного пиджака и внимательно прочел каждую страницу, не отрываясь. Я потягивала виски и читала газету, стараясь не докучать ему.
Закончив чтение, он снял очки и развел руками – жест недоумевающей беспомощности.
– Я не понимаю, зачем Нэнси хранила их или почему считала их важными.
Я заскрипела зубами:
– Не говорите мне, что они абсолютно ничего не значат.
– Я не знаю. – Он сидел понурый. – Вы сами можете понять, что они значат, точно так же, как и я. Я не слишком осведомлен в страховании, но, похоже, «Ксерксес» платил больше, чем остальные компании, и Юршак пытался убедить… – он заглянул в документ, ища название, – этих «Маринерз рест» снизить цифры. Очевидно, это что-то означало для Нэнси, но не для меня. Извините.