Смертельный удар (сборник)

– За последние пятнадцать лет мистер Гумбольдт пропустил только восемь заседаний, – закончил он.

Я промурлыкала что-то невнятное, что могло быть принято за непомерное благоговение перед колоссальной преданностью персоны.

Картина становилась для меня довольно ясной. На заводе «Ксерксес» существовала некая проблема со страхованием рабочей силы, которая вынуждала Гумбольдта не афишировать ее. Я не могла понять, как это связано с судебным процессом или смертью Ферраро и Пановски. Но, возможно, Чигуэлл знал, что означали статистические данные, которые мне достались… возможно, его медицинские записи прольют на это свет. Этот аспект не слишком беспокоил меня. Меня тревожила и занимала личная игра Гумбольдта. Мне надоело кружить подле него. Настало время открыто выступить. Я освободилась от умевшего обещать человека из «Айронуоркерс» и направилась в Луп.

Я была не намерена тратить время, подыскивая дешевую парковку, и остановилась рядом с Гумбольдт-Билдинг на Медисон. Задержавшись в машине, я расчесала волосы перед зеркалом заднего вида и устремилась в логово зверя.

В Гумбольдт-Билдинг разместились административные офисы. Как и во всех производственных корпорациях, основные дела делались на заводах, разбросанных по всему земному шару, поэтому я не удивилась, что многочисленные главные управления и конторы теснились в здании, занимая при этом двадцать пять этажей. Это было функциональное сооружение, без искусственных деревьев, скульптур и украшений. Пол был покрыт сугубо утилитарным кафелем, который обычно можно видеть во всех небоскребах, построенных до того времени, когда Хельмут Джон и ему подобные начали отделывать помещения мрамором, превращая их в бальные залы и портики.

Старинная черная доска информации, висевшая в вестибюле, не содержала имени Густава Гумбольдта, но он сам говорил мне, что кабинеты по общим вопросам размещаются на двадцать втором этаже. Я вызвала один из отделанных бронзой лифтов и медленно поплыла наверх.

Холл, в котором я оказалась, выйдя из лифта, был прост, но атмосфера неуловимо изменилась. Нижняя часть стен по обеим сторонам была отделана темным деревом. На полу лежал светло-зеленый ковер, а над панелями – гравюры в рамках с изображением алхимиков, колдующих над ретортами и колбами в окружении чучел летучих мышей и сушеных жаб.

Я пошла по зеленому ворсу к открытой двери справа. Зеленое напольное покрытие простиралось за дверью. Там находилась приемная огромных размеров. Темное дерево перешло в полированные панели. За столом сидела элегантная женщина. Ее темные волосы были стянуты в узел на затылке, обнажая крупные жемчужины в ушах безупречной формы. Она оторвалась от печатной машинки и встретила меня натренированной улыбкой.

– Я здесь, чтобы увидеть Густава Гумбольдта, – произнесла я, стараясь выглядеть внушительно.

– Я понимаю. Не можете ли вы назвать свое имя?

Я подала ей карточку, и она повернулась к телефонам. Справившись обо мне, она улыбнулась, словно извиняясь:

– Оказывается, вас нет в календаре условных встреч, мисс Варшавски. Мистер Гумбольдт ожидает вас?

– Да. Он оставлял для меня сообщения по всему городу. Просто до этого я не имела возможности прийти к нему.

Она опять повернулась к телефонам. На этот раз, закончив переговоры, она попросила меня присесть. Я опустилась в глубокое кресло и пробежала внимательным взглядом копию ежегодного отчета, лежавшего на столике рядом. Операции «Гумбольдт Брезил» продемонстрировали головокружительный рост за истекший год и составили до шестидесяти процентов прибылей. Капитальные вложения в проект реки Амазонки в размере пятисот миллионов долларов теперь приносили изрядные дивиденды. Я не могла удержаться от любопытства и узнать, какой капитал следовало вложить, чтобы Амазонка превратилась в то же самое, что и река Кэлумет.

Я приступила к изучению анализа прибылей по производственной линии, испытав на миг удовлетворение собственника, добившегося успехов в производстве ксерсина, но тут элегантная секретарша обратилась ко мне:

– Мистер Редуик примет вас.

Я последовала за ней до третьей комнаты, располагавшейся в маленьком холле позади ее стола. Она постучала и открыла передо мной дверь, а сама вернулась на свое рабочее место.

Мистер Редуик, поднявшись из-за стола, протянул мне руку. Высокий, хорошо одетый мужчина примерно моего возраста с маленькими серыми глазками. Пока мы пожимали руки и произносили общепринятые приветствия, он без улыбки изучал меня, потом жестом показал на небольшую софу у стены:

– Как я понимаю, вы полагаете, что мистер Гумбольдт желает видеть вас.

– Я знаю, что мистер Гумбольдт желает меня видеть, – поправила я его. – Вы не стали бы говорить со мной, если бы это было не так.

– Почему вы думаете, что он хочет видеть вас? – Он свел обе руки вместе, сложив кончики пальцев.

– Он оставил пару сообщений для меня. Одно в офисе страхования Арта Юршака, другое в «Айронуоркерс» в Южном Чикаго. Оба сообщения безотлагательные. Вот поэтому я явилась сюда.

– Почему вы не говорите мне, что он сообщил? Зная это, я смогу судить, стоит ли ему лично говорить с вами, или я сумею вести это дело сам.

Я улыбнулась:

– Если вы пользуетесь доверием мистера Гумбольдта, то вам известно, что он сообщил, если нет, в таком случае он предпочтет, чтобы вы не выясняли это у меня.

Взгляд его маленьких глазок стал жестким.

– Вы можете быть уверены в том, что я в доверии у мистера Гумбольдта. Я его исполнительный помощник.

Я зевнула и, встав, принялась изучать гравюру, висевшую напротив софы. На мой непросвещенный взгляд, это был подлинник Наста.

– Если вы не желаете говорить со мной, вам придется уйти, – резко произнес Редуик.

Я не обернулась:

– Почему бы вам просто не справиться у большого дяди? Дайте ему узнать, что я здесь и испытываю нетерпение.

– Он знает, что вы здесь, и просил меня встретиться с вами.

– Как трудно, когда влиятельные люди так упорно не соглашаются с вами, – печально сказала я и покинула комнату.

Я поспешила по коридору, заглядывая в каждую дверь, удивляя тем самым бесконечный сонм прилежных помощников. Одна из дверей вела в огромное помещение. Секретарша, по-моему, это была мисс Холлингсворт, с удивлением взирала на мое появление. Прежде чем она сумела возразить, я вошла во внутренние апартаменты. Редуик следовал за мной по пятам, пытаясь схватить меня за руку.

За махогоновой дверью среди коллекции антикварной мебели для офисов восседал Густав Гумбольдт с нераскрытой папкой бумаг на коленях. Он взглянул поверх моей головы туда, где за моей спиной уже топтался его исполнительный помощник.

– Редуик, мне кажется, я ясно сказал, чтобы эта женщина не беспокоила меня. Вы начинаете думать, что мои решения больше не имеют силы?

Самообладание Редуика улетучилось. Он попытался объяснить, что произошло.

– На самом деле, он сделал все, на что был способен, – с жаром воскликнула я. – Но я знаю, что в глубине души вы будете сожалеть, если не поговорите со мной. Видите ли, я только что побывала в «Айронуоркерс энд Лоан», поэтому знаю, что вы – та самая персона, которая оказывала давление на Кэролайн Джиак, чтобы вывести меня из игры. К тому же остается открытым вопрос страхования жизни и здоровья, которым ведает по вашему поручению Арт Юршак. Я не считаю приличным иметь доверенным лицом человека, который водит дружбу с парнями типа Стива Дрезберга, и специальный уполномоченный по страхованию в штате, вероятно, согласится со мной.

Я ступала по тонкому льду, так как не была уверена, что понимаю смысл их отчета. Очевидно, он многое означал для Нэнси, но я могла только предполагать почему. Я начала витиевато излагать свои подозрения, намекая на дело Джоя Пановски и Стива Ферраро, но Гумбольдт отказывался заглотить наживку. Он шагнул к своему столу и поднял трубку.

– Почему вы солгали мне относительно того судебного процесса? – продолжала я без особой уверенности, видя, что он поднял трубку. – Я знаю, что только ваша самоуверенность обеспечивает вам бесспорные успехи в деле такого масштаба, но, должно быть, вы действительно близоруки, если решили, что я приняла ваши необоснованные утверждения на веру. Слишком много произошло в Южном Чикаго, чтобы я не испытывала подозрений на тот счет…