Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия

Разговоры сразу смолкли, заставив всех насторожиться. Какое-то время все молчали, но так как выстрелов больше не было, люди снова расслабились, но разговоры стали вести заметно тише.

Я стал думать о том, как выжить, участвуя в боевых операциях в составе этой «смертоносной» диверсионной группы. Весь состав группы – молодежь, еще не нюхавшая пороху, хотя заводские ребята хвалились, что в составе рабочего батальона участвовали в обороне Москвы.

«Вот Градов – это солдат и, судя по всему, дело знает, да и с людьми умеет говорить. А командир… Дай бог, если я ошибаюсь в нем. Дай бог. Еще оружие. Не могли автоматами всех снабдить. Два ППШ на группу и легкий пулемет. Смешно. У остальных винтовки СВТ, гранаты и финские ножи. Боевого опыта нет ни у кого, зато все имеют звание старшины, – я усмехнулся, вспомнив, как за два дня до отправки нас выстроили, а затем торжественно зачитали приказ о присвоении всем старшинских званий. – Сколько потом радости было. Сущие дети. Ладно. Время покажет, кто на что способен, а сейчас уж очень есть хочется».

Залез в мешок. Круг копченой колбасы, три банки тушенки, банка сгущенного молока, сало в вощеной бумаге, несколько пачек концентратов, сухари. Без раздумий впился зубами в ароматно пахнущую колбасу.

На следы войны мы наткнулись уже на вторые сутки нашего похода, когда вышли к краю леса, чтобы определиться на местности. На лесной поляне, среди густого малинника, лежали трупы. Майор, старший политрук и пять красноармейцев. Майор лежал на самодельных носилках с забинтованной головой. Судя по положению тел, они приняли здесь свой последний бой, защищая раненого командира. Оружия не было, только десятка три винтовочных гильз, разбросанных вокруг тел, говорили о последнем бое. Судя по состоянию разложившихся тел, над которыми к тому же поработали звери и птицы, с момента смерти воинов прошло много времени. Девушки от трупов шарахнулись, как овечки от дикого зверя, и спрятались за спинами парней, тяжело дыша и громко сглатывая слюну. Ребята выглядели бодрее, но и по ним было видно, что эта картина их нервирует. Командир, похоже, растерялся, не зная, как правильно отреагировать на ситуацию. Выручил его Градов, выйдя вперед со словами:

– Прощайте, товарищи! Вы с честью исполнили свой воинский долг, не склонив головы перед фашистской нечистью! Родина вас не забудет, а мы отомстим за вас! Все! Уходим!

Все с великой поспешностью покинули кладбище непогребенных бойцов. Даже никто не заикнулся, что тела надо похоронить.

Наткнувшись на проселочную дорогу, определили, что по ней довольно часто ездят, поэтому командиры решили устроить засаду, чтобы окончательно уточнить наше местоположение. Могли пройти и сутки ожидания, но нам повезло – уже спустя несколько часов послышалось тихое ржание лошади, а затем стали слышны топот копыт и скрип телеги. Градов еще раньше определил места для людей, поэтому нам только и оставалось, как занять свои позиции. Командир не вмешивался ни во что, заняв непонятную мне нейтральную позицию. Я встал в указанном мне месте, приготовив оружие. Когда телега подъехала, я осторожно выглянул. В телеге сидели два бородача. На одном была надета прямо на рубаху брезентовая куртка, а другой был в пиджаке и синей рубашке в белую полоску. На дорогу вышел наш борец вольного стиля Дмитрий Богатырев. Увидев впереди человека, возчик натянул вожжи. Телега остановилась. Я осторожно выглянул.

Сидевшие на телеге мужчины спрыгнули и теперь с любопытством рассматривали мощную фигуру парня, ставшего у них на дороге. Ни один, ни другой не сделали ни одного лишнего движения. Потом переглянулись, и тут я заметил скользнувшую по губам улыбку одного из мужчин. Он и начал разговор.

– Это вас, хлопец, третьего дня сбросили? – напрямую спросил он десантника.

– Вы кто сами будете? – не отвечая на вопрос, поинтересовался Богатырев.

– Местные жители, товарищ. Давайте сюда вашего старшого. Есть у нас к нему разговор. – Мужчина говорил открыто, но при этом твердо и напористо.

– Какого-такого старшого? – несколько растерянно спросил Богатырев.

– Вот он выйдет, и мы узнаем, какой у вас старшой, – уже с насмешкой сказал мужчина.

Не дожидаясь дальнейшего развития событий, из-за дерева вышел командир, держа наготове автомат. Увидев его, «бородачи» снова переглянулись и замерли в ожидании.

– Я старший. Слушаю.

– Мы из отряда Липатова, а о вас нам рассказали местные жители. Они слышали самолет, а кое-кто даже утверждает, что видел, как спускались парашютисты.

– Глазастые у вас жители, ничего не скажешь. Значит, вы о парашютистах слышали, а вот мне про вас ничего неизвестно.

– Рации у нас нет, поэтому и неизвестно. Да и сформировались мы, как отряд, месяца четыре тому назад. Моя фамилия Гнатенко. Степан Трофимович. Был председателем сельсовета.

– Костин Макар Данилович. Агроном, – представился второй бородач. – Вернее, был агрономом.

Командир себя не назвал, только сказал:

– Ладно. Идемте с нами.

Уже на месте стоянки он показал свой мандат – узкий тонкий листок бумаги, с печатями и подписями, выданный ему в наркомате, где значилось, кто он такой и каковы его полномочия. Партизаны, похоже, до этого имели определенные сомнения теперь откровенно обрадовались. Начались рукопожатия, объятия, раздались радостные слова.

Для меня встреча с партизанами произошла хоть и неожиданно, но при этом как-то легко и буднично, словно две компании туристов встретились в лесу. В течение часа партизаны о чем-то тихо говорили с нашими командирами, после чего мы загрузили наши вещи на телегу и отправились в лагерь партизанского отряда. База меня поразила. И не меня одного. В глубине леса стояло пять больших срубов, вокруг которых теснились сараи.

«Просто маленькая деревня, а не партизанский лагерь», – сразу подумал я.

Впрочем, так впоследствии и оказалось. Из объяснений местных старожилов стало ясно, что это было место проживания нескольких семей местных крестьян-староверов во время Первой мировой войны. Они ушли в лес, когда их деревню сожгли, а построились на этом самом месте из-за ручья, который здесь нашли. Он бежал, огибая левую окраину лагеря. Потом, спустя несколько лет, староверы вернулись в большой мир, а поселение в лесу осталось. Много лет прошло, и только немногие старики знали о его существовании. Один из них и указал партизанам это место.

Встретили нас в отряде радостно, но при этом тревоги и настороженности в глазах людей было хоть отбавляй. Они сразу проявились в вопросах, которыми нас забросали. Почти всех в первую очередь интересовало отношение Большой земли к партизанам, а в особенности к бывшим военнопленным и окруженцам. Слухи о расстрелах предателей докатились и до них.

– Мы не трусы и не предатели, – сказал за всех командир отряда Тимофей Васильевич Липатов, младший лейтенант Красной Армии. – Если у советской страны есть в нас сомнение, то мы своей кровью докажем обратное, а если надо, то и своей жизнью!

– Товарищи! Давайте не сейчас будем решать этот вопрос, тем более что у вас будет время подкрепить свои слова делом! Сейчас нам надо будет заняться организацией партизанской базы и на ее основе развернуть разведывательно-диверсионные действия! Товарищи! Нам… – Командир умел толкать речи. Говорил доступно, ярко, как говорится, «с огоньком».

«Надеюсь, это не одно его достоинство», – опять с легкой неприязнью подумал я.

Не нравился он мне, и я ничего не мог с этим чувством поделать. После его речи снова взял слово командир партизанского отряда. Он больше говорил о трудностях, чем об успехах отряда. Из его слов стало понятно, что большая часть бойцов и командиров, выходящих из окружения, наталкиваясь на их отряд, уходили, надеясь добраться до Красной Армии и влиться в ее ряды. Местные жители не только не желали партизанить, но даже неохотно контактировали с партизанами, так как продналог и колхозы, в которые их насильно загоняла Советская власть перед войной, не нашли достаточной поддержки в народе. Номинально командиром считался младший лейтенант Липатов, но фактически все вопросы решал совет из четырех человек, в который входили полковой комиссар Здолбнев, сержант Стукашенко, возглавляющий разведку, и наш знакомый Степан Гнатенко, отвечавший за снабжение отряда. Как уже позже стало известно, командование партизанского отряда было готово сразу сложить с себя обязанности и передать бразды правления нашему командиру. Такое решение объяснялось просто. За эти четыре месяца они мало что сделали, если не считать обстрела немецких автомашин на дорогах да уничтожения пары десятков полицейских. Правда, была у них одна, скажем так, крупная победа. Узнав от местных жителей, что немцы собрали с нескольких сел продовольствие и должны были отвезти его на сборный пункт для отправки в Германию, они, устроив засаду, подстерегли обоз на дороге. Продовольственный обоз охраняли с пяток немцев и десяток полицейских. Уничтожив охрану, партизаны захватили продовольствие. Треть раздали по селам, а остальное оставили себе. Мы также узнали, что в этих краях было еще два партизанских отряда, но в контакт с ними здешний отряд не входил, поэтому не знал их месторасположение.

Радость не сходила с лиц партизан, а в особенности у бывшего командира отряда, младшего лейтенанта Липатова. Теперь, когда прибыла специальная диверсионная группа из Москвы с кадровым, опытным командиром, люди считали, что у них все будет хорошо, а Липатов был жутко доволен, что переложил ответственность на чужие плечи.

После взаимного представления и собрания командиры ушли в штаб совещаться, а нас шумно, весело и гостеприимно принялись устраивать на место жительства. Особое внимание партизаны уделили нашим девушкам, которых до этого в отряде не было, что заставило хмуриться Лешу Крымова и Володю Богатырева, который, как я успел заметить, был неравнодушен к нашему врачу Ане.