Смертники доброй воли

Он решил сбежать. Даже не совсем из обиды, скорее из желания освободить родственников, которым он явно мешал, от своего присутствия — ну, и заодно понять, чего он действительно хочет. Друзей у Адамаса на тот момент не было, единственной ниточкой с другим, более благополучным миром была Дилайла и её «мицевский интернат номер двенадцать» в Ториту. Адамас очень постарался обустроить всё так, чтобы отец не успел хватиться его до приезда в этот город на поезде, поэтому в ночь конца июля отбыл на вокзал, зная, что мама спит, Миа у подружки, АНД настроен как надо, а отец, конечно, на работе.

И — его поймали на вокзале. Отец потом, по возвращении домой, так и не сказал, как он прознал о побеге, зато наговорил много чего другого, и некоторые его фразы врезались пристыженному и потерянному Адамасу в самую подкорку. Например, то, что, пока ему столь мало лет, он не имеет права на самостоятельные решения. Что пока он не представляет из себя ровным счётом ничего — и не будет, если и дальше продолжит так безответственно относиться к занятиям. Или что пока отец знает лучше, как себя правильно вести, а его мнение никого не интересует.

Конечно, Адамаса наказали: отец запер его в комнате, предварительно отключив Интернет и оставив только книги, на две недели без права контактов с семьёй. Так Адамас и не узнал, что Миа очень хотела извиниться, а Леда в лицо сказала Рэксу, что он окончательно превратился в тирана и подобное отношение грозит тем, что скоро он будет тиранствовать в гордом одиночестве. Этот неудавшийся побег удивительным образом примирил всю семью, потому что Рэкс ещё умел извиняться и признавать ошибки. Когда Адамас вышел из заточения, он не узнал своего дома: в нём больше не было ни ругани, ни взаимного недовольства. Жаль только, ему самому было уже всё равно.

* * *

Адамас усмехнулся своим воспоминаниям. За две недели так кардинально поменяться — а все они усиленно делали вид, что всё в порядке. Он ведь совершенно перестал чем-либо интересоваться, всё делал на автомате: зачем стараться, если твой главный авторитет тебя и в грош не ставит? Даже когда позже, лет так через пять, отец наконец начал просвещать его по поводу политики, ему не отзывалось и слова. Он уже жил своей жизнью, которую прятал от отца, потому что был уверен: он не поймёт. Буквально на следующий год после визита Дилайлы он сошёлся с Кристианом, и проблема друзей отпала сама собой. Кузен, а позже и присоединившийся с подачи Адамаса Вэлиант были такие же недопонятые: первый никак не мог смириться с тем, что прозорливости и памяти Страховых ему почти что и не досталось, и вечно жил под издёвками своего младшего брата, куда талантливее его; второй постоянно пытался впечатлить отца чем-нибудь этаким, хотя даже Адамасу было видно, что Рафаэль любит сына любым. Три бунтаря, они постепенно откололись от общего течения их семей, а родители опомнились слишком поздно. Что ж, им же хуже.

И ничего из этого Адамас не собирался объяснять Дилайле сейчас. Неизвестно, как бы пошла его жизнь, если бы тогда она не заскочила к ним в дождливый вечер, но уже этим она сделала для него достаточно. Им не нравится выбранная Адамасом дорога, а вот его всё вполне устраивает.

Так что, раз уж он на полдня оказался в тихом и спокойном месте, можно хорошенько распланировать сюрприз для Сати. Этот Новый год она на всю жизнь запомнит.

* * *

До празднества Адамас ходил притихший, на все издевательские взгляды Сати лишь улыбаясь, чтобы она окончательно уверилась в том, что он более не посмеет призвать на себя гнев старших. План был готов — и очень удачно совпало, что Новый год решили справлять за пределами базы, на недалёкой поляне в лесу, откуда было отлично видно ведущую в город дорогу. Кристиан долго не соглашался участвовать в затеянном братом, полагая такие «сюрпризы» уже откровенным перегибанием палки, но в конце концов Адамасу удалось убедить его. Он знал, на что надо нажимать, чтобы кузен его слушал: Кристиан был достаточно для этого внушаемым. Нужно было лишь дождаться подходящего момента.

Вокруг вывезенных с базы столов в эту ночь собрались почти все обитатели лагеря — кроме части охраны и завхоза, не имевшего права отлучаться со склада. Старшие основательно подошли к подготовке праздника: до наступления полуночи, 22 часов, были какие-то командные игры, благо эта часть леса к ним располагала, разнообразные закуски и напитки и, конечно же, размещение всех таким образом, чтобы ни один из бывших интернатовцев не вспоминал о своей принадлежности. Адамас даже невольно чувствовал себя чужим в этой огромной компании, впрочем, общий дух единения его не особо волновал. Веселье с Сати он запланировал на самое начало 1 января, когда будут бить фейерверки и легко окажется уйти от всех подальше, а пока просто наблюдал.

Особенно были любопытны подчинённые Бельфегора и сам он, с каждым днём, кажется, становящийся всё мрачнее. Как хорон ни старался, Эрих то и дело пресекал его попытки встать где-нибудь в сторонке — Бельфегору было видимо неуютно среди такого количества людей, и Адамас со смехом представлял, как сын Аспитиса с таким отношением будет однажды управлять МД: где он банально наберёт советников, если избегает даже тех, с кем вынужден жить в одном бараке? Солдаты его, наоборот, не упускали шанса развлечься: близнецы Шштерны, например, мелькали то тут, то там, войдя за прошедшую неделю наконец в жизнь лагеря (потому что Адамас им это позволил) и сейчас пользуясь возможностью пообщаться со всеми подряд. Даже Герберт развлекался за общим столом, пусть и усиленно игнорируя все попытки их эмдэшной эрбиссы Терезы привлечь своё внимание.

Но вообще время тянулось медленно. Когда наконец всех созвали в 21:55, Адамас даже не поверил своим ушам. Табита держала какую-то речь, он не стал слушать: его уже охватило лихорадочное возбуждение. Пробило полночь, и полетели фейерверки. Спустя некоторое время, когда общая радость несколько поутихла и все разбрелись праздновать в своей компании, он подошёл к их с Кристианом непосвящённой соучастнице, верае Егане.

— Так ты попросишь Сати вон туда? — он указал на участок границы поляны с лесом в нескольких десятках шагов отсюда, почти на всей протяжённости заставленный привезённой для празднования техникой: телевизором с большим экраном, колонками, бесперебойниками — и потому почти не просматриваемый отсюда.

Егана нахмурилась.

— Зачем тебе, ещё раз, это нужно?

— Я же сказал, — Адамас изобразил раздражённое смущение. — Извиниться хочу. Но, если ты ей об этом скажешь, она никуда не пойдёт.

— Да не буду я говорить, — закатила глаза верая. — Жди, через пять минут будем.

— Я твой должник, — облегчённо улыбнулся Адамас и, удостоверившись, что главная надзирательница за порядком Дилайла всё так же занята разговором с Эрихом, махнул Кристиану. По отдельности они крадучись скрылись в полутьме.

Эрих тем временем приобнял Дилайлу за плечи и осторожно вручил ей бокал с шампанским.

— Давай начнём сначала, — предложил он. — У нас ведь неплохо получалось, когда всё здесь только строилось… Что ты делаешь после праздника?

— Я по два раза не повторяю, — тера, дёрнув плечом, освободилась от одной его руки.

— А у тебя очень красивая рубашка, — решил зайти с другого конца пеланн. — Давно купила?

Дилайла невольно опустила взгляд на свою рубашку — чёрную, как её волосы, с воротником-стойкой и огромным ало-жёлтым бескрылым драконом на спине, чьи языки пламени протянулись через плечо до самого пупка, — и, тряхнув головой, развернулась к Эриху.

— Чего ты от меня хочешь? — устало спросила она, потому что на сердце отчего-то было неспокойно. — В тот раз всё кончилось ничем, Эрих, забыл?

— Я так и не понял почему!

— Потому что ты не мой тип, я объясняла. Я ищу себе спокойного мужчину, серьёзного. Рядом с такими мне действительно хочется быть, как ты говорил, «беспокойным сгустком чистой энергии», — она хмыкнула. — Я это поняла на стажировке. Это правда вдохновляет, когда кто-то вот такой, как я, скачет вокруг кого-то наподобие Рэкса или моего отца — не люди, камни! — и наконец заставляет его улыбнуться. И потом был один… случай. А с тобой я… какая-то блёклая, что ли. Извини.