Смертоцвет
Шрифт:
— Ты все правильно сделал, — проговорила Надя и легонько провела пальцами по его волосам, отчего Егор весь засиял. Ну их всех к черту, они все равно что мертвы теперь. Кто отказался от дела революции, тот мертв для будущего. А вот с этой штукой у нас будет сколько угодно новых бойцов. Сильных, свободных, отчаянных, ненавидящих своих прежних хозяев и прежнюю жизнь.
— Ну, а с вами, Герман Сергеевич, нам, кажется, пора прощаться, — произнесла она, наклонившись к Герману и заглянув ему в глаза. Герману отчаянно захотелось плюнуть ей в лицо, но он сдержался.
— Ничего у тебя не получится, — проговорил он вместо этого. — Ни в чьих руках, кроме моих, он работать не будет.
—
С этими словами она снова достала Узорешитель и навела на себя, а затем нажала на спуск. Зеленый луч вспыхнул ярко.
— Странно, что я совершенно ничего не чувствую, — произнесла она. — Ты чувствовал что-то?
Она обратилась к Егору, подобострастно на нее смотревшему.
— Я-то… — он закатил глаза, видимо, припоминая. — Да я-то тогда… Я тогда из-за всех этих бесов и прочего в таком был аху… пардон, в таком был оцепенении, что уж себя не помнил. Еще этот голос тогда жуткий в башке звучал, а потом перестал, как он-то меня освободил.
— Хорошо, что ты помнишь, что я тебя освободил, — произнес Герман.
— Нечего тут! — Егор презрительно на него взглянул. — Ты меня тогда освободил только заради того, чтоб я твою задницу помог спасти! Без нас тебе бы тогда каюк! Нечего из себя святого-то изображать! Я этого дерьма, вон, сколько наслушался от господ: мы-де вас от демонов спасаем, потому вы нам должны ноги мыть и воду пить! Тьфу! Ненавижу вас, лицемеров!
— Молодец! — похвалила Надя, а затем подняла с земли револьвер Германа и протянула его Егору. — Держи. Пристрели его. Я бы с удовольствием и сама, но так надо. Чтобы ты. Тогда станешь полностью нашим товарищем.
— Я это… — растерянно проговорил Егор, глядя то на пистолет, то на Германа. Всю его решительность как рукой сняло. — Может, это… может, не я? Я потом… я заслужу… А это вот сейчас не надо…
— Стреляй! — проговорила Надя, и глаза ее при этом сверкнули. — Ну?!
Егор чуть поднял револьвер, прицеливаясь в Германа. Оружие дрожало в его руках.
— Герман! — выкрикнула вдруг Таня. — Ты должен немедленно выйти на связь, что бы у тебя там ни происходило! Тут катастрофа! Это просто чудовищно!
Глава одиннадцатая
Появляется опасный хищник
Герман даже не успел ничего подумать по поводу того, что за катастрофа там у них приключилась. Даже предположений никаких сделать не успел. Все, на что хватило его мыслительных ресурсов, это на фразу: «Ну его все к чертям собачьим! До чего же дурацкая вышла смерть! Да и вся-то жизнь ненамного лучше!».
Но едва он успел об этом подумать и уставиться в черный глаз револьверного ствола, как чуть поодаль в кустах раздался шорох. Надя обернулась туда и вдруг вскрикнула, потянувшись за револьвером, а затем через поляну метнулась белесая тень и сбила Егора с ног. Он успел выстрелить, но уж не в Германа, а куда-то в небо.
Раздалось звериное рычание, затем задавленно вскрикнул Егор. Второй человек, державший
Герману руки, вынужден был его отпустить и броситься товарищу на помощь.Тут только Герман разглядел, что напал на Егора огромный пестрый зверь, вроде леопарда. Нет, скорее снежный барс. Вот только в Тульской губернии?..
Однако раздумывать о превратностях живой природы было некогда. Товарищ Егора, огромный верзила в черной непромокаемой куртке и серой кепке, достал уже револьвер и вознамерился спасти товарища. Или скорее отомстить за него, потому что, судя по обилию крови, хлынувшей на тропинку, зверь уж разорвал мастеровому горло, и помощь ему была уже без надобности.
Однако и отомстить не удалось, потому что Герман ударом ноги выбил у верзилы револьвер. Тот бросился, было, скрутить Германа, но получил удар лбом в лицо, выматерился и временно утратил к Герману интерес. Вот только Герман его не утратил, он ударил амбала вторично, теперь уже в пах, так что тот рухнул на землю. Только после этого Герман повернулся туда, где только что стояла Надя и увидал, что она уже несется по тропинке в сторону станции. Зарычав от ярости не хуже того зверя, Герман ринулся за ней следом, догнал, несмотря на то, что бежать со связанными руками было ужасно неудобно, сбил с ног, а когда она вынула из кармана Узорешитель, попытавшись его применить, неожиданно для себя вцепился зубами в ее запястье. Надя завизжала, брызнула кровь, она полоснула ногтями Германа по лицу, оставив две кровоточащие борозды, толкнула его и бросилась снова бежать. Герману, руки которого были все еще в кандалах, встать с земли было труднее, оттого он за ней не поспел. Вместо этого он с опаской оглянулся на таинственного зверя, который подошел к нему почти вплотную и глядел пристально желтыми глазами с вытянутым зрачком. Пасть его была густо вымазана кровью, вишневая капля упала с клыков на тропинку.
Несколько секунд они смотрели друг на друга. Герман за это время успел подумать, что вот тут-то ему, похоже и конец, потому что ничего хорошего взгляд зверя не предвещал. Затем ему пришло на ум, что пока существо не прыгнуло, неплохо бы попробовать дотянуться до револьвера, выпавшего из рук Егора и лежащего всего в какой-нибудь паре шагов справа. Конечно, целиться со связанными за спиной руками непросто, но тут сильно-то целиться и не надо. Главное, чтобы не прыгнул. Он стал осторожно, бочком, не вставая на ноги, потихоньку сдвигаться в сторону револьвера.
Но тут с барсом начало что-то происходить, и не успело оно произойти окончательно, как Герман уж догадался, кто перед ним. Сперва он подмял лапы под себя, затем протяжно зарычал, словно от сильной боли, дернул головой раз, другой, пожухлой траве совершенно голый мужчина, которого он сегодня уже однажды видел: смуглый, с орлиным носом и волевым подбородком. Тот самый горский князь, которого Герман принял за нигилиста-лазутчика.
— Пардон, что я в таком виде, — проговорил он, осклабившись. — Впрочем, дам здесь больше нет, так что нестрашно.
Губы и подбородок у него все еще были вымазаны в крови, так что вид у князя был не самый презентабельный. Говорил он с легким кавказским акцентом, который, впрочем, едва заметным, так что его можно было принять и за какой-нибудь европейский.
— Развяжите меня, — взмолился Герман. — Вон у того в куртке должен быть ключ.
С этими словами он указал на лежащего на траве верзилу и с неприятным чувством обнаружил, что тот тоже загрызен, причем, кажется, насмерть.
— Вам этот был нужен живым? — осведомился князь, проследив направление взгляда Германа. — Вы уж простите, не удержался. Я в этой форме не вполне себя контролирую. Если уж разошелся, то… сами видите.