Смертоносная чаша [Все дурное ночи]

Следующим на очереди стоял самый щекотливый вопрос – о цианистом калии. Я начал издалека:

– Васенька, я понимаю, тебе больно вспоминать про тот злополучный вечер, когда мы играли эту пьесу. Но все же скажи, это очень важно: помнишь, по сценарию ты должна была выпить яд вслед за Стасом, но ты не сделала этого. Ты сразу же определила, что Стас отравлен. Каким образом ты смогла о этом узнать?

– Ах, Ник! – Вася махнула рукой. – Пожалуйста, не разговаривай со мной, как с больной, и не бойся задавать вопросы. Я знаю, что ты мне веришь, и знаю, что многое нужно уточнить, чтобы не осталось и тени сомнений. Поэтому твой мяукающий голос только раздражает и настораживает меня. Что ты хочешь узнать? Как я могла определить, что Стас умирает? Очень просто. Разве ты не помнишь, как Стас что-то прошептал? Вот видишь, вспомнил. Я не бросилась пить из этой чашки, потому что вначале увидела перекошенное лицо Стаса и поняла, что это не игра, потому что игра, по правилам, должна быть другой, а Стас всегда играл по правилам – он бы нас не подставил. И я испугалась. Прошли секунды, и тогда я услышала. Даже не услышала, а, скорее, прочла по его губам. Он несколько раз повторил: «Яд, яд, яд». Вот и все, Ник. Этого достаточно?

– Вполне. Но теперь я спрошу о другом. Ты сама сказала, что я вправе задавать любые вопросы. Скажи, Вася, как у тебя в доме оказался цианистый калий? – Я не отрывал взгляда от ее лица.

Ее лицо оставалось спокойным, только слегка побледнело.

– Я не могла тебе сразу признаться в этом, Ник. Ты прости. Я боялась, что ты заподозришь меня и разлюбишь. Этого я боялась больше всего на свете. Ты ведь и в мыслях не допускал такого. Ты сразу же предположил, что мне кто-то подложил цианид, и я боялась тебя в этом разуверить. Да и каким образом я могла все объяснить? Мне очень не хотелось, чтобы ты думал, будто я сумасшедшая, храню у себя в квартире яд. Я не сумасшедшая, Ник. И совершенно случайно он у меня оказался. Ты знаешь, я ничего не планировала. Ни доставать его, ни покупать. Но… Так вышло. Когда меня бросил Стас, я была на грани отчаяния, поверь. И вот в эти дни случайно подвернулся под руку этот цианид. И я… В общем, Ник, думай обо мне что хочешь. Но я его украла. И не спрашивай где. За последнее время я побывала во многих медицинских учреждениях, лабораториях. Просто это роковое стечение обстоятельств: яд попался мне в самый тяжелый, критический момент жизни. И этим кто-то умело воспользовался, поэтому теперь все обстоятельства обернулись против меня.

– Или кто-то удачно их против тебя обернул. И мы должны все выяснить. Скажи, кто мог знать о существовании яда? Ну же, вспомни, кто?

– Опять же, Ник, я вряд ли обрадую тебя ответом, потому что об этом знали многие. И те, кто знал, могли рассказать другим. И если спросишь о Вано и Толмачевском, то я отвечу однозначно – да, они знали.

Толмачевскому я рассказала об этом в тот самый вечер, когда в первый раз собиралась посетить «КОСА». Я же говорила, что мое состояние было не из лучших. И я нуждалась в помощи. Я много тогда говорила с управляющим. Говорила, что в любую минуту готова покончить с собой, говорила о цианистом калии. Он уговаривал меня уничтожить яд. Обещал, что в клубе мне обязательно помогут. Он оказался прав. В «КОСА» мне действительно помогли. Но не Толмачевский и его команда. Мне помогла встреча с тобой. Где бы мы еще могли встретиться?

А Вано… Ты же сам знаешь, нас с Вано посадили за один столик. Двух доведенных до отчаяния людей. И мы исповедовались друг другу. И друг у друга искали поддержки. И нашли ее. Потом пришел ты…

– Но мне ты ничего не рассказала о существовании цианида.

Вася улыбнулась. И провела прохладной рукой по моей небритой щеке. Почему у Васьки всегда такие холодные руки? Мне это безумно нравится.

– Ник, какой ты глупый. Неужели ты не понял? Ты – не Вано. Вано для меня стал всего лишь другом, душеспасителем. Ты… Ты – совсем другое. В тебе я увидела в первую очередь просто мужчину, и перед тобой я уже не могла до конца исповедаться. Мне хотелось быть лучше, чем я есть на самом деле, мне хотелось нравиться тебе. И многие вещи просто стыдно было тебе говорить.

Но ее теплые слова на сей раз меня не согрели, а насторожили: я вспомнил рассказ Оксаны о том, что у Васи в жизни был не один парень, из-за которого она готова была отправиться на тот свет. И у меня неприятно засосало под ложечкой.

– Что-нибудь случилось, Ник? – встревоженно спросила она.

А я отвел взгляд.

– Но ведь Стас был не первым в твоей жизни, не говоря уже обо мне…

– Ты что, ревнуешь, дурачок? – Вася хрипло засмеялась. – Ник, я не скрываю, что довольно влюбчивая натура. Но… Но всю свою сознательную жизнь я прожила одна, и боялась одиночества, и искала, уж слишком искала друга. Всегда ошибалась и никого не любила. Теперь думаю, что не любила даже Стаса, просто он был слишком идеален, а совершенство я всегда боготворила. И когда встретила… то сразу же подумала, что люблю. Красивый, умный, интеллигентный, в глазах – печаль. Я поверила в эту печаль. И сочинила любовь. Преувеличила ее. И когда он от меня отвернулся… Предал ведь тот, кого я так боготворила. Я подумала, что разрушился весь мир. Мир, в который я поверила искренне. И мне после не хотелось жить.

Но теперь я признаюсь, что это была не любовь. Совсем не любовь. Мне никогда не были нужны слишком красивые, слишком умные и слишком интеллигентные, с печалью в глазах. Мне всегда был нужен ты. Безалаберный, взрывной, наивный, почти мальчишка. И в глазах нет печали. Она – здесь. – Вася постучала кулачком по своей груди. – И почти такой же, как я. Это правда, Ник.

Я ей верил. Я ей не мог не верить, потому что любил. Потому что понимал. Мне тоже не нужен был идеал. Красивая, умная, интеллигентная Оксана. Я тоже выдумал ее, потому что верил в идеальный мир. Но в таком мире я жить не мог. Он изматывал меня, и он же привел к отчаянию. Наши истории были похожи. Мы как никто понимали друг друга. Поэтому не верить ей я не мог. Но меня мучило другое.

– Вася, скажи, ты раньше часто помышляла о самоубийстве?

Она пожала плечами.

– Зачем тебе эти глупости, Ник? Как и все, наверно. Самые здоровые, крепкие духом люди хотя бы однажды думают об этом. А у меня была не самая легкая на этом свете жизнь. И ты опять же меня поймешь. Ведь ты тоже однажды остался совсем один, разве нет? Но одно дело думать о смерти, а другое…

– Не надо. Ничего мне больше не объясняй. Я все понимаю.

Я глядел на Васю, как в зеркало. И видел там свое отражение, отражение своей жизни. Пожалуй, только сегодня я до конца осознал, насколько мы похожи, близки. И насколько одинаковы наши судьбы, даже поступки. Возможно, именно это и есть объяснение нашей внезапно вспыхнувшей любви.

Мы когда-то остались одни в этом мире, довольно холодном, бездушном мире. И искали спасения от одиночества, искали спасения в любви. И нашли его в правильных, идеальных людях. Ошиблись: наше спасение было только друг в друге, потому что мы отражение друг друга. А разбитое зеркало – очень плохая примета, мы не должны его разбивать. Мы должны его во что бы то ни стало сберечь, потому что на всем белом свете существует единственное твое отражение, и найти его – большое счастье. Мы с Васей – счастливые люди и должны сохранить наше счастье.

– Васька, я все понял и как никогда уверен, что все у нас будет класс! Главное – выдержать, а мы выдержим, потому что уже не одни Но все же… Все же я пока не отстану от тебя. И задам еще парочку вопросов.

– Я готова слушать их всю жизнь, лишь бы нам не расставаться.

– Потом ты будешь слушать другое. Я обещаю. Но сейчас… Скажи, зачем тебе понадобилось прятать яд во флакон духов?

Я был уже готов к логичному и простому объяснению, но на сей раз все вышло иначе: у Васи широко раскрылись глаза, и она недоумевающе захлопала пушистыми ресницами. Она была удивлена.

– Во флакон? Ты с ума сошел, Ник! Да не прятала я его вовсе. Он всегда лежал в одном месте, в ванной. Зачем мне было его прятать? Я же не могла знать, что когда-нибудь у меня будет обыск. Это же глупо, Ник!

Тут пришла моя очередь удивляться, и я даже подскочил на месте.

– Васька, уже теплее! Так-так. Ты не представляешь, до чего это важно! Преступник решил подставить тебя! Но сам же совершил ошибку! Ты сегодня же все расскажешь Порфирию.

– Я не понимаю, Ник.

– Глупая! Здесь и понимать нечего! Все предельно просто! Слушай. Преступник знал, что у тебя есть яд. Так? И знал, что ты его не прячешь. По логике преступника, ты обязательно должна его прятать, тогда на тебя обязательно падут подозрения. Поэтому он проникает в квартиру и надежно прячет яд. Но не настолько надежно, чтобы его не нашли. Понимаешь?

Далее он рассуждает так. Когда тебя арестуют, ты всячески станешь, как и всякий нормальный человек, отрицать, что у тебя был цианид. Он же не знал, что ты ненормальная! Что ты сразу сознаешься в этом! К тому же он думал, что ты не каждому рассказывала о существовании яда. Преступник считает, что ты, как всякий нормальный человек, скрывала, что у тебя есть яд. Понимаешь? И знает о его существовании только он. Вот и все!

У тебя есть шанс выпутаться! И Порфирий должен об этом знать! Ведь, если бы ты была преступницей, ты не кричала бы на каждом углу о том, что хранишь цианид!