Сметенные ураганом
Шрифт:
«Так ведь отец Славки и Мани в Афганистане погиб, – дошло, наконец, до Светки. – Это он в Афган попросился? Сам? Идиот! Да еще ребят за собой тащит…»
– Дурацкий поступок, – пробормотал Шереметьев себе под нос, однако его услышали.
– Что?.. – нахмурился Ганелин.
Вслед за ним все уставились на незнакомца.
– Это Юрий Алексеевич Шереметьев, гость моего отца, – поторопился объяснить друзьям Миша. – Юрий Алексеевич, вы хотели что-то сказать?
Шереметьев помедлил, обвел взглядом компанию и остановился на дальнем родственнике.
– Я хотел сказать, Вячеслав, что только юность способна на проявления такого бессмысленного героизма, – начал он. – Насколько мне известно, ваш отец не шел в Афган добровольцем, в соответствии с присягой он отправился туда, куда его послали. Ну а
– Откуда вам это известно? – сведя черные брови к переносице, подозрительно поинтересовался Кирилл.
– Я слушаю радио, – снисходительно ответил Шереметьев, доставая сигарету из пачки.
Закурив, он небрежно прислонился к столбику у входа беседки и, слегка скривив рот в усмешке, взирал на молодежь.
– По радио такого не говорили, – покачал головой Кирилл. – Вы слушаете вражеские голоса?
– Ну, для кого-то вражеские, а кто-то называет это голосом свободы и демократии. Кажется, в нашей стране тоже началась эра демократии и свободы слова, или я не прав?
– Вы – не патриот своей родины! – возмутился Кирилл.
– Да вы просто трус! – сжал кулаки Слава. – Небось, и в армии не служили!
Шереметьев оставался невозмутимым. Казалось, оскорбления его ничуть не задели.
– Я провел два года в стенах закрытого военного учебного заведения, мне это зачлось вместо службы в Вооруженных силах. А что до патриотизма, – Юрий хмыкнул и процитировал: – «Если завтра война, если завтра в поход…» Я буду воевать, но только за свою страну, а не за мусульманских дикарей, которые не могут поделить плантации мака.
– Афганский народ попросил ввести войска, и мы обязаны исполнить…
– …Свой интернациональный долг? – закончил за Кирилла Шереметьев. – Как же вам головы задурили! Вы слишком молоды и не понимали ничего, когда вся эта заваруха начиналась. Так я вам объясню. Как раз восемь лет назад в Афганистане свершилась Апрельская революция. К власти пришли прогрессивные и, с нашей точки зрения, просоветски настроенные силы, которые тут же принялись проводить радикальные реформы, в том числе секуляризацию – то есть духовные законы в мусульманской стране решили заменить светскими. Долой шариат, дамы могут снять чадру и так далее… Они мечтали своих горных дикарей приобщить к порядкам цивилизованного общества. Вроде бы даже на многоженство покушались, как товарищ Сухов: каждой женщине обещали персонального мужа. – Он саркастически усмехнулся и продолжил после небольшой паузы: – Практически одновременно с Апрельской революцией случилась революция в Иране, подготовленная исламскими фундаменталистами. Она была удачной, оппозиции в Иране не возникло. В Афганистане же, напротив, исламская оппозиция вооружила моджахедов, и началась гражданская война.
Светлана вслушивалась в речь Шереметьева, но понимала лишь отдельные слова и не могла взять в толк, причем тут мак?
– Моджахедов поддержали из Ирана и США, а как вы понимаете, с американской военной машиной соперничать трудно. Правительство Амина попросило помощи, что было на руку нашим для укрепления позиций в регионе. Советские войска ввели в Афганистан, а вскоре, в конце 79-го, наше секретное подразделение провело спецоперацию – Хафизуллу Амина ликвидировали, покрошив попутно целую тучу народа. На смену Амину пришел Бабрак Кармаль, целоваться с которым дорогому Леониду Ильичу понравилось еще больше…
Шереметьев снова хмыкнул, вспомнил о сигарете, затянулся, а когда продолжил, голос его звучал уже абсолютно серьезно:
– Во всем мире правительство Кармаля считают марионеточным. Осудив ввод войск в Афганистан, от нас отвернулась половина цивилизованного человечества, были бойкотированы Олимпийские игры, прерваны с трудом налаженные экономические отношения… А куда мы без импорта? Наша собственная промышленность работает в основном на оборону, и не больно-то продуктивно работает… Горбачеву досталось небогатое наследство, многое
проели, многое разбазарили. И как назло катастрофа в Чернобыле – сколько сил и средств на ликвидацию аварии ушло, и еще уйдет… К тому же цены на нефть упали в три раза, а это едва ли не единственный источник нашего дохода на мировом рынке. А тут еще Афганистан, который не только портит наш международный имидж, но и поглощает материальные и людские ресурсы…– Мы успешно воюем, наши контролируют Кабул и большинство территорий… – попытался перебить его Славка.
– Но никогда не смогут победить моджахедов! Кажется, кто-то из великих сказал: можно завоевать страну, но победить народ нельзя. Англичане, известные колонизаторы, обломали зубы об Афганистан – и это во времена, когда США не снабжали моджахедов оружием.
Молодежь слушала с хмурыми лицами, но внимательно. Свете же, вначале с интересом смотревшей на Шереметьева – красивый мужчина, и так элегантно выглядит – эта лекция быстро наскучила. Долдонит, как на политинформации: американская военная машина, экономическое положение СССР на мировом рынке… Муть! В школе надоело. Она с самого начала поняла его главную мысль и была полностью с ней согласна – рисковать своей жизнью глупо. И кто ее выдумал, эту войну? Мужчины, конечно. Сроду не слышала, чтобы войну женщины затевали. Или затевали? Были же в истории правительницы и императрицы… Не сильна она в истории, надо у Манюни спросить. Впрочем, императрицы и затеваемые ими войны волновали сейчас Свету меньше всего. Славка сказал, они вместе эту глупость надумали. Значит, и Миша тоже?
Она почувствовала, как сердце остановилось от страха за него и за свое будущее. «А если его убьют там? – в ужасе подумала она. – Или искалечат?.. Идиоты, они все рехнулись! К чему корчить из себя героев, рисковать, когда можно не делать этого? Этот пижон Шереметьев прав, война не за нашу страну, а не пойми за что, и ничего глупее нет, чем в пекло соваться. У Славки детство в заднице играет – вот и ехал бы один, придурок. Зачем друзей за собой тащит? Я должна отговорить Мишеньку от этой глупости. Скажу, что люблю его, и он тоже скажет. А я скажу: давай тогда поженимся поскорее. Наверняка молодоженам какую-нибудь отсрочку дают. А ребята пускай уезжают. После свадьбы мы с Яной Витальевной попросим Павла Петровича, и он что-нибудь придумает, чтобы сын не попал на настоящую войну. Пусть любое назначение, хоть на Дальний Восток – только бы там не стреляли. И я поеду с ним. Мы ведь ненадолго из Ленинграда уедем – на год, на два. А потом вернемся».
Одним ухом слушая Шереметьева, Света покосилась на часы: долго еще до обеда? После него Миша будет ждать ее за беседкой.
– …На Двадцать седьмом съезде Горбачев пообещал начать разработку плана поэтапного вывода войск. Надеюсь, молодые люди, такой план уже готов и вам не придется воевать. – Он оглядел ребят. – Не смею больше задерживать ваше внимание, я и так слишком злоупотребил им.
Небрежно кивнув, Шереметьев покинул беседку.
Славка нахохлился, будто молодой петушок, готовый кинуться в драку. Он мечтал стать героем, как отец – пусть для этого придется рисковать жизнью на чужбине.
– Этот человек… Он – предатель!
– Тише… – остановил его Улицкий.
– Мишка, чего ты молчишь? Ну скажи…
Неизвестно, что он ожидал услышать от Михаила, но тот, проводив глазами Шереметьева, тихо проговорил:
– Юрий Алексеевич во многом прав…
Друзья удивленно уставились на него, они не ожидали такого от своего комсорга. Медленно, будто взвешивая каждое слово, именинник продолжил:
– …Он прав в том, что это не наша война, и зря мы в нее ввязались. Формальным поводом послужил вроде бы путь социализма, на который вступила Афганская республика… Однако настоящая причина – наркотики. Афганские крестьяне всегда выращивали мак. На горных склонах плохо растут злаки, а мак – практически сам собой, и опиум дороже хлеба… Каналы переправки наркотиков в Европу были налажены давно, а правительство Амина попыталось их перекрыть. Довольно долго наша страна была изолирована от этого мирового зла – наркомании, но теперь… Боюсь, из Афганистана поток наркотиков хлынет к нам. В закрытых партийных документах приводятся цифры роста наркомании среди ограниченного контингента. Я не имею права разглашать, скажу одно – это страшные цифры!