Смеющийся Христос
Шрифт:
— Ты хочешь победить страх смерти, чтобы освободить людей для счастливой жизни… — говорил Иосия, а на его устах светилась одаряющая улыбка. — Так?
— Так, — с замиранием сердца ответил Данила.
— И теперь я спрашиваю тебя… — Иосия чуть склонил голову набок. — Задумайся, Данила, моей ли смерти ты сейчас боишься? Неужели ты боишься смерти того, о ком всю свою жизнь ты думал как о мертвом?.. Или, может быть, ты боишься толпы, что будет осуждать тебя? Или… Ответь себе на вопрос — не твой ли это страх смерти связывает тебе руки, не собственной ли смерти ты сейчас боишься?
Слушая эти слова
Так чего же он боится?! Чего боится Данила?!
Данила посмотрел на тяжелый молоток и большой грубый гвоздь, вложенные Иосией в его руки.
Да! Он — Данила — боится собственной смерти! Да!!! В этом правда.
— Ответил?.. — рассмеялся Иосия. — И теперь скажи мне, что не позволяет тебе сделать то, о чем просит Иосия?
— Мой собственный страх смерти… — прошептал Данила. — Это мой враг останавливает меня?..
— Не враг. Твои путы… — поправил его Иосия и улыбнулся. — Страх смерти.
— Мой страх… Мои путы, — повторил Данила, и тут в его голове мелькнула шальная мысль. — Иосия, а можно, я?.. Я… за тебя.
Данила показал глазами на крест. Иосия рассмеялся:
— Данила, а если бы я любил, ты бы сказал мне: «А можно, я буду любить вместо тебя?»
— Нет, — ответил Данила. — Я бы не стал просить тебя об этом.
— Но почему же ты думаешь, что можешь просить сейчас? — улыбнулся Иосия. — Ты боишься, Данила, и хочешь ринуться навстречу своему страху. Но разве отчаяние этого поступка говорит о том, что ты победил свой страх? Нет. Броситься навстречу страху — легче простого. Раз, и все. Конец. Но конец тебе, а не твоему страху. А твои путы не ты сам, но твой страх.
Данила закрыл лицо руками. Иосия прав…
— Но ты же Бог, ты не можешь умереть… — с едва различимой надеждой в голосе спросил Данила, понимая, что это его последний шаг к отступлению, последний шаг в угоду своему страху. — Так?..
Иосия ничего на это не ответил. Он подошел к кресту, лег на него, вытянул вдоль поперечной перекладины левую руку, занес над ней огромный гвоздь и… Данила в ужасе зажмурился.
Удар!
Ни крика, ни звука больше. Абсолютная тишина. Данила открыл глаза.
— Видишь, мне будет тяжело без тебя… — Иосия смотрел на Данилу и по-прежнему улыбался, только чуть грустно, совсем чуть-чуть, едва заметно.
Немного выше левого запястья из его руки торчал глубоко
воткнутый гвоздь.Данила сделал шаг и встал на колени рядом с крестом. Он смотрел в улыбающееся глаза Иосии, утирая набегающие слезы со своих глаз…
— Ты мой воин… — прошептал Иосия. — Будь мужественным. Улыбайся!
И Данила улыбнулся. Он улыбнулся Иосии, потому что тот просил его. Он улыбнулся ему…
Удар!
Кровь брызнула во все стороны. Гвоздь вошел глубоко в дерево.
— Не плачь, — попросил Иосия. — Улыбайся!
Дрожащими, непослушными руками Данила взял другой гвоздь.
— Не плачь. Улыбайся! — повторил Иосия, и он сам улыбался.
В его глазах была благодарность.
Данила подтолкнул крест. Тот скользнул по песку и уперся в отверстие, проделанное для него в земле.
— Молодец, — сказал Иосия, глядя Даниле в глаза. — А теперь возьми веревки, обопрись о камень и тяни.
Данила взял веревки, оперся ногами о валун перед крестом и что есть силы потянул крест на себя. Он старался не плакать. Очень старался…
— А-а! — единым возгласом в тысячи голосов воскликнула стоящая внизу толпа, и тут же смолкла.
Крест медленно и плавно поднялся над Голгофой.
— И только не уходи теперь, — попросил Иосия, глядя на Данилу с креста. — Не уходи, ладно? Просто побудь со мной. Просто побудь…
— Я никуда не уйду, Иосия, — ответил Данила. — Не волнуйся. Я никуда не уйду. Я буду здесь, с тобой. Что бы ни случилось… Я буду здесь.
— Спасибо…
Иосия закрыл глаза и, все еще улыбаясь, что-то забормотал себе под нос. Как будто молился…
Прошло несколько минут, Иосия открыл глаза и посмотрел на Данилу.
— Ты спрашивал меня — Бог ли Иосия? — сказал он. Данила вздрогнул. — Бог, Данила, это тот, кто исполняет наши желания. Вот кто такой Бог. Что человек хочет, то и исполнится.
От дикого пронзающего его ужаса Данила перестал чувствовать под ногами землю.
— Но нет в человеке правды о себе и о своих желаниях, — продолжал Иосия. — Не ведает он, что творит, но действует. И получит все, о чем спрашивает, ибо таков Бог — он исполняет наши желания.
— Я не понимаю… — прошептал Данила. — Я же не хотел вбивать гвозди в твое тело, но вбивал. Или ты хочешь сказать, что я желал твоей муки? — слезы лились из глаз, но нет, Данила уже не плакал, плакали его глаза. — Я не понимаю! Не понимаю!
— Но ты ищешь истину, — улыбнулся Иосия, и алые капли его крови капали на желтый песок.
— Да, но…
— Ты ищешь истину, Данила. И это правда о тебе. Ты таков. А Бог дает всякому то, что тот хочет. Кто хочет найти истину, тот узрит ее. Кто боится ее сияния, тот останется слепым вовеки веков. Таков Бог, Данила.
— Но почему я… — Данила, все еще не веря в то, что это может быть правдой, открыл свои окровавленные ладони. — Я прибил тебя к кресту… Я поднял крест… Я этого хотел?!
— Ты ищешь истину, Данила, — повторил Иосия. — И ты найдешь ее. А это… — Иосия покосился на свои руки. — Это — ничто. Это только отражение, которое ты должен был разбить в себе. Оно — неправда. Правда в том, что ты хочешь. Однако же о том, чего человек хочет на самом деле, он узнает лишь в конце пути, когда придет к своей цели.