Смеющийся труп

Я снова посмотрела на гроб, укрытый одеялом розовых гвоздик. Сразу за ним возвышалась насыпь, по крытая ярко-зеленым ковром искусственной травы. Под ним была свежевырытая земля, которой предстояло вернуться на прежнее место.

Не нужно позволять любящим думать о красной глинистой почве, Падающей на новенький сверкающий гроб. Комья стучат о дерево, засыпая вашего мужа или отца. Навсегда запирают их в ящике со свинцовой крышкой. Хороший гроб не пропустит воду и червей, но не спасет труп от разложения.

Я знала все, что дальше произойдет с телом Питера Бурка. Оберните его в атлас, повяжите галстук на шею, подкрасьте щеки, закройте глаза — все равно труп останется трупом.

Пока я смотрела по сторонам, погребение подошло к концу. Люди с облегчением встали единым движением. Темноволосый мужчина помог подняться скорбящей вдове. Она едва не упала. Другой мужчина поддержал ее с другой стороны. Она повисла у них на руках; ее ноги волочились по земле.

Она оглянулась через плечо; голова ее безвольно качнулась. Потом она закричала — голос ее прервался — и бросилась на гроб. Разгребая руками цветы, она искала замки на крышке гроба. Пыталась его открыть.

На мгновение все застыли. Мой взгляд упал на детишек; они смотрели на эту сцену широко открытыми глазами. Вот черт.

— Остановите ее, — сказала я слишком громко. Люди начали оборачиваться. Мне было плевать.

Я протолкалась через редеющую толпу и ряды стульев. Темноволосый мужчина держал вдову за руки, а она кричала и вырывалась. Потом она сползла на землю, и черное платье задралось, обнажив бедра.

У нее были белые трусики. Тушь стекала по ее лицу, словно черная кровь.

Я остановилась перед мужчиной и этими двумя детишками. Он смотрел на женщину так, словно окаменел навеки.

— Сэр, — сказала я. Он не реагировал. — Сэр? — Он моргнул и посмотрел мне в глаза так, словно я только что возникла перед ним ниоткуда. — Сэр, вы уверены, что детям нужно на это смотреть?

— Она моя дочь, — сказал он. Он говорил невнятно и хрипло. От таблеток или просто от горя?

— Я соболезную, сэр, но вам бы лучше увести детей к машине.

Вдова начала вопить, громко и бессвязно. Голая боль. Девочку начало трясти.

— Вы ее отец, но при этом вы еще и дедушка этих малышей. Вспомните об этом. Уведите их отсюда.

Теперь в его глазах вспыхнули искры гнева.

— Как вы смеете?

Он я не думал меня слушать. Я была только помехой его скорби. Старший из детей, мальчик лет пяти, посмотрел на меня. Его карие глаза были огромными, а осунувшееся личико — бледным, словно у призрака.

— По-моему, это как раз вы должны уйти, — сказал дедушка.

— Вы правы. Вы абсолютно правы, — сказала я. И пошла от них прочь по траве, опаленной летним зноем. Я не могу помочь этим детям. Я не могу им помочь, так же, как никто в свое время не мог помочь мне. Я выжила. Выживут и они, если смогут.

Мэнни и Розита ждали меня. Розита меня обняла.

— В воскресенье, когда мы вернемся из церкви, приходи на обед.

Я улыбнулась:

— Вряд ли у меня получится, но спасибо за приглашение.

— Будет мой кузен, Альберт, — сказала Розита. — Он инженер. Из него выйдет хороший кормилец.

— Мне не нужен хороший кормилец, Розита.

Она вздохнула.

— Ты слишком много зарабатываешь для женщины. Из-за этого тебе не нужен мужчина.

Я пожала плечами. Если я когда-нибудь выйду замуж — в чем я уже начала сомневаться, — это произойдет не из-за денег. По любви. Вот черт, неужели я жду любви? Не-е, только не я.

— Нам надо забрать Томаса из детского сада, — сказал Мэнни и виновато улыбнулся мне из-за плеча своей супруги. Розита была выше его почти на фут. Надо мной она вообще нависала, как башня.

— Конечно. Передавайте маленькому разбойнику от меня привет.

— Ты должна прийти на обед, — сказала Розита. — Альберт — очень красивый мужчина.

— Благодарю за заботу, Розита, но я перебьюсь.

— Пошли, жена, — промолвил Мэнни. — А то сын нас уже заждался.

Она дала ему увести себя к автомобилю, но ее коричневое лицо осталось недовольным. Тот факт, что мне уже двадцать четыре, а у меня до сих пор нет никаких перспектив выскочить замуж, оскорблял какую-то глубинную часть души Розиты. Ее и моей мачехи.

Чарльза нигде не было видно. Умчался в контору на встречу с клиентами, решила я. Наверное, и Джемисон тоже — но нет: он стоял в траве и поджидал меня.

Он был одет безукоризненно: строгий двубортный пиджак, узкий красный галстук в темную крапинку, булавка для галстука сделана из оникса и серебра. Он улыбнулся мне; плохой признак.

Его зеленоватые глаза казались двумя дырочками, которые кто-то протер ластиком на темной коже.

— Я рад, что пришло так много наших, — сказал он.

— Я знаю, что вы были друзьями, Джемисон. Прими мои соболезнования.

Он кивнул и посмотрел на свои руки. В пальцах он вертел солнечные очки. Потом он снова поглядел мне в глаза. Взгляд у него был очень серьезный.

— Полиция ничего не рассказывает семье, — сказал он. — Питера пристрелили, а ни у кого нет даже догадок, кто это сделал.

Я хотела сказать ему, что полиция делает все от нее зависящее — тем более что это была правда. Но за год в Сент-Луисе совершается чертова уйма убийств. Похоже, мы скоро отнимем у Вашингтона звание криминальной столицы Соединенных Штатов.

— Полиция делает все от нее зависящее, Джемисон.

— Тогда почему нам ничего не говорят? — Его пальцы судорожно сжались, и я услышала треск ломающейся пластмассы. Джемисон, казалось, этого даже не заметил.

— Не знаю, — сказала я.

— Анита, у тебя хорошие отношения с полицией. Ты не могла бы спросить? — Его глаза были полны неподдельной боли. Как правило, я не воспринимала Джемисона всерьез; скорее, даже его недолюбливала. Он был насмешник, ловелас и сердобольный либерал, который считает, что вампиры — это просто люди с клыками. Но сегодня… Сегодня он был настоящий.

— О чем?

— Как движется дело, есть ли у них подозреваемые. Ну и вообще…

Все это были вопросы неконкретные, но, разумеется, важные.

— Я постараюсь что-нибудь выяснить.

Он улыбнулся бледной улыбкой.

— Спасибо, Анита, правда, спасибо. — Он протянул мне руку. Я ее взяла. Мы обменялись рукопожатием. Только сейчас он заметил, что сломал очки. — Проклятие, девяносто пять долларов коту под хвост.

Девяносто пять долларов за солнечные очки? Шутит, наверное. Несколько человек из присутствовавших на похоронах наконец-то увели близких покойного. Вдова задыхалась в заботливых объятиях родственников мужского пола. Они буквально уносили ее от могилы. Дети и дед замыкали шествие. Никто не слушает хороших советов.