Смилодон в России

И пошел Вася Буров к себе в персональную меблированную клетку. С лоснящейся черной рожей и с песней на устах:

Уно уно уно моменто… [49]

Имидж обязывал – Маргадон он или нет? Маргадон, Маргадон, еще какой. Такое вот, блин, кино… Вторая серия… [50]

III

В путь тронулись через пару дней, ранним утром. Сразу чувствовался размах и серьезные намерения – выехали на четырех каретах. Все места в них были заняты, пассажиры серьезны, на империалах громоздились сундуки с припасами и реквизитом. Да, похоже, представление затевалось нешуточное.

49

Если кто не помнит, ее пел тоже чернокожий и тоже Маргадон в фильме М. Захарова «Формула любви», поставленном по повести А. Толстого.

50

См. первую книгу.

Миновали без хлопот полицейскую заставу, бодро выкатились из Парижа и взяли курс к границе, на восток. Дорога была так себе. Лед агонизирующе хрустел под копытами лошадей, обода выматывающе стучали по замерзшим колдобинам, было жутко холодно, но пока еще бесснежно. Пока. И поэтому за каждым экипажем волочились на веревке сани, пустые. Нехай, пригодятся. Пригодились еще прежде, чем добрались до границы: небо неожиданно потемнело, нахмурилось, тучи опустились на верхушки деревьев, и повалил снег, крупный, хлопьями, закутывая на глазах в саван и дороги, и поля, и леса. Кареты поставили на полозья, возницы закричали «Гарр!», и пошло-поехало… Эх, снег, снежок, белая метелица… И так-то было тягостно тащиться, а теперь вообще тоска – за слюдяными окнами все одним цветом, цветом седины, обглоданных костей, копошащихся опарышей, медицинских халатов. Хотя в общем и целом ничего, ехать можно. Тем паче что с попутчиками Бурову повезло: Мельхиор резался всю дорогу в шахматы с амбалистым индусом, а четвертый пассажир, Совершенный из Монсегюра, [51] мирно почивал, неизящно похрапывая, или же со тщанием вникал в какую-то толстую книгу. Так что днем было ничего, а вот ночью… Особенно когда въехали на территорию Пруссии. Постоялые дворы были здесь в состоянии ужасном и напоминали свинарники: с жидким вассер-супом, сомнительным боквурстом и казарменным гостеприимством. Единственное, чего здесь было в избытке, это клопов. Рослых, веселых, не склонных к компромиссам. Так что ночами было весело – ворочался, кряхтел, ругался Калиостро, печалилась, вздыхала безутешная Лоренца, отчаянно чесался разъяренный Мельхиор, амбал индус крепился, скрежетал зубами и что-то бормотал, то ли с горечью, то ли с угрозой. Не помогали ни магия, ни табачный дым, ни блошиные ловушки. А Бурову вспоминалось прошлое, вернее, будущее: ржавая колючка зоны, шуба камерных стен, сюрреалистические пятна от раздавленных клопов. В неволе к ним отношение особое – они, конечно, паразиты и кровососы, но все же хоть какое-то разнообразие. Клопов там убивают лишь больших, крупных, отъевшихся, кроваво-черных, малышей-подростков жалеют, пусть подрастут. Будут такие, как в Пруссии…

51

Имеется в виду тот печальный факт, что весной 1243 года армия христианнейшей Католической церкви с благословения Папы Иннокентия III осадила замок Монсегюр, последнее прибежище катаров – якобы еретиков, исповедующих якобы ересь: арианство или манихейство. 15 марта 1244 года замок пал, и все жрецы катаров – Совершенные – покончили жизнь самосожжением. Однако четверо из них сумели с риском для жизни скрыться и унести с собой нечто, составляющее главную тайну арианства. То ли Грааль, то ли какие-то документы, то ли свидетельства, проливающие свет на жизнь Христа. Темная история.

Не так чтобы скоро, но миновали Данциг, форсировали Вислу и прибыли в Кенигсберг, откуда и повернули на Мамель. Морозы по пути ударили такие, что индус и Мельхиор, донимаемые холодом, натянули шерстяные маски с прорезями для глаз. Будто бравые спецназовцы в ожидании команды. Только вот сидели молодцы тихо-тихо, лишь оглушительно стучали зубами. Что с них возьмешь, Восток – дело тонкое. Вернее, кишка тонка… Наконец где-то через неделю путники узрели купола, стрельчатые шпили, крыши, кресты, в нос им ударили запахи кухонь, по ушам малиново проехались колокола. Ура, дошли. Это была Митава, [52] стольный город герцогства Курляндского. Здесь Калиостро намеревался отдохнуть, с тщанием почистить перья и проверить силы – провести генеральную репетицию фарса, коим он хотел покорить Санкт-Петербург, стольный город Империи Российской.

52

После 1917 года – Елгава.

IV

В Митаве царили холода, уныние и какая-то меланхолия. Черная, на грани безысходности. А ведь, казалось бы, еще совсем недавно жизнь здесь била ключом: всесильный фаворит светлейший герцог Курляндский [53] слал из Петербурга депешу за депешей, сам гениальный Растрелли строил для него дворец, сновали, как на пожаре, кареты фельдъегерей, волнительнейше звучала музыка, от будущего кружилась голова, куртаги поражали роскошью, застолья – изобилием, а женщины – изысканностью, шармом и красотой.

53

Имеется в виду Иоганн Бирон, любимец Анны Иоанновны. Управлял он своим герцогством, пребывая в Петербурге.

И вот, увы, все это в прошлом. Давно уж нет всемогущего герцога, сынок его малахольный обретается за границей, [54] и только костяк недостроенного дворца угрюмо напоминает о бывшем величии. Некогда великолепная, блистательная Курляндия словно погрузилась в какое-то оцепенение. А потомки псов-рыцарей, безжалостных и грозных, наводивших ужас на латов и эстов, пребывали в задумчивой меланхолии и грезили – нет, не о боевых подвигах, а о тайнах земли и неба. Грезили туманно, неопределенно, как это и свойственно северным народам… Все загадочное, иррациональное, не поддающееся формальной логике притягивало их как магнитом, заставляло бешено биться сердце, учащало дыхание и застилало розовой мутью глаза. Ах, откровения таро! [55] Ах, Великий Аркан Магии! Ах, Пентакль Соломона! Впрочем, местные аристократы не порывали и с грубым планом: драли не три – тридцать три шкуры со своих крестьян, с чувством потрафляли плоти, пировали, гуляли, зачинали детей, изнуряли интригами своего бедного герцога. [56] Тем не менее очень уважали его законную супругу, урожденную графиню Медем, и не раз предлагали ей занять официальное место регентши. Да только без толку – вся реальная, хоть и закулисная, власть и так сосредоточилась в ее шустрых ручках. Словом, в курляндском высшем свете царили разброд и шатание, объединяло всех только одно – вера в чудеса и жажда несбыточного.

54

Имеется в виду Петр Бирон, сын Иоганна Бирона, также герцог Курляндский. Отношения его с местной аристократией не сложились. Подвергаемый всеобщей обструкции, герцог был вынужден жить за границей.

55

Система гадания на картах.

56

В то время как Петр Бирон находился за границей, аристократия приняла конституцию, вконец ущемляющую права герцога Курляндского.

И вот в эту-то мистическую ниву Калиостро и решил бросить семя своей практической магии. Начал не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой, как и подобает опытному оккультисту и тонкому знатоку человеческой души. Назвавшись графом Фениксом, полковником из Гишпании, он заангажировал лучшие номера, отвел одну из комнат под алхимическую лабораторию, и уже к полудню по гостинице поползли ужасный смрад и фантастические, будоражащие мысли слухи. Обедать Калиостро отправился в сопровождении Бурова, гомункула и индуса, причем первый был при волыне, второй – при бронзовом мече-кхопише, [57] а на боку третьего висел внушительный массивный пюлуар. [58] При виде их аппетит пропадал сразу. На ужин граф гишпанский не пошел, но продолжал усердствовать в своей лаборатории, отчего ужасный смрад сгустился так, что некоторым из дам сделалось изрядно тошно. Ночью, по причине любопытства и миазмов, постояльцы гостиницы спали плохо. А наутро, только рассвело, Калиостро с супругой подались в народ – без мудрствований, пешим ходом, в сопровождении челяди. Забросали монетами нищих у кирхи, [59] облагодетельствовали преступников в магистратской тюрьме и, провожаемые возгласами умиления и радости, направили стопы в городскую больницу. Здесь Калиостро собрал всех страждущих и недужных, вытянулся струной, что-то невнятно произнес, с плавностью поводил руками, и случилось чудо – больные исцелились. Все как один. Радостно закричали немые, параличные повскакивали со своих мест, колченогие пустились в пляс, припадочные перестали биться в судорогах. Кашпировский бы удавился. Можно, конечно, много говорить о коллективном внушении и настрое экзальтированных масс, о психических воздействиях и индуцированном самовнушении толпы, о состояниях истеро-невротического плана и неисследованных проявлениях гипноза. Можно. Только вот, что ни говори, это был сеанс настоящей практической магии – со всеми далеко идущими практическими же последствиями. Скоро еще недавно безмятежная Митава забурлила, в городе только и было разговоров, что о таинственном, являющем чудеса полковнике. Полковнике? Местная аристократия недаром предавалась оккультизму: у кого-то отыскался бюст работы Гудона, отмеченный большими золотыми буквами: «Божественный Калиостро». Ну да, это он, он, конечно же он! Маг, волшебник, непревзойденный алхимик, основатель ложи истинного египетского масонства. Батюшки, сам Великий Копт! [60] Немедленно стали нащупываться подходы и экстренно отыскиваться пути, чтобы хоть как-то обратить внимание заезжей знаменитости, да только на ловца и зверь бежит – полковник сам подался в высший свет с рекомендательными письмами к Эльзе фон дер Рекке, приходящейся родственницей графине Медем, всесильной женушке отсутствующего герцога. Не удивительно, что уже на следующий же день, дав фантастические чаевые, он распрощался с номерами и в качестве почетнейшего гостя обосновался на вилле Медемов. Не вилла – дворец: три этажа, балконы, эркеры, декор, лепнина, зимний сад. Ватто, Рембрант и Рубенс в подлинниках, танцзал размером с ипподром.

57

Клинковое оружие египетских воинов.

58

Кривая индусская сабля.

59

Исторический факт: Калиостро благодаря его щедрости называли «отцом нищих».

60

Сакральное имя Калиостро, якобы полученное им от жреца Иерофанта во время посвящения в подземном храме Пирамиды.

В тот же день вечером в нефритовой гостиной был даден сеанс высшей практической магии. Калиостро был великолепен: при рыцарском мече, в красной с золотыми иероглифами мантии, Анагора – без мастодетона, [61] в эксомиде. [62] – точно соответствовала определению «файномерис», на Лоренце, не скрывая стройности ее форм, отливала бисером лишь египетская сетка [63] Действие впечатляло, запоминалось надолго и разворачивалось по нарастающей. Вначале Калиостро ввел Лоренцу в транс, и та ужасным голосом поведала такое, отчего одна из дам упала в обморок, а у ее мужа волосы на голове зашевелились и встали дыбом. Потом из публики был выбран паренек, шустрый мальчонка лет семи-восьми, быстро доведен до соответствующей кондиции и, будучи вопрошаем насчет заклеенных конвертов, в точности осветил в деталях их содержимое. Затем последовала беседа с покойным д’Аламбером, превращение подковы в стопроцентное золото, уничтожение воздуха в крупном изумруде, верное угадывание выигрыша в лотерею, визуализация духов и испускание флюидов. В общем, успех был полным, смятение в умах – ужасным, бурные аплодисменты – продолжительными. Дамы не отрывали глаз от перстней Калиостро, их кавалеры – от прелестей Лоренцы и Анагоры. На Бурова, гомункула и индуса, изображавших стражей вечности, никто старался не смотреть. Ночь впереди, не дай Бог приснятся.

61

Грудная повязка.

62

Короткий хитон.

63

Египетские женщины нередко поверх одежды, обычно состоявшей лишь из одной сорочки, которая плотно облегала тело, надевали сетку с нашитым на нее бисером.

Однако это были лишь цветочки. Уже на следующий день Калиостро с тщанием бывалого садовника принялся выращивать оккультные, тем не менее вполне зримые плоды. Для чего направил стопы к местным вольным каменщикам.

– Гузе. [64] Гузе. Гузе.

Митавские франкмасоны встретили его как родного, заняли «позицию порядка». [65] и, не колеблясь, пошли навстречу, естественно, «походкой посвященных» [66] Вопрос с открытием новой ложи решился без труда, и в плане ее председателя, конечно, сомнений не возникло – он, он, конечно же он, Великий Копт. Вот так, было «голубое», «красное», «черное» и «белое», [67] теперь появилось еще и «египетское».

64

Характерное масонское восклицание одобрения.

65

В масонстве широко развита система паролей, пропусков и опознавательных жестов. Поза порядка – основная. Делается она так: став прямо и опустив левую руку, правую поднимают к горлу, держа локоть на высоте плеча, четыре пальца вместе, а большой – вытянут перпендикулярно к ним. Этот жест должен напоминать, что масону за измену будет перерезано горло.

66

Особый вид походки, свидетельствующий о принадлежности к масонскому кругу.

67

Грубо говоря, различают масонство «голубое» – символическое, «красное», где высшим является звание «Розы и креста», «черное» – заканчивающееся степенью «кадоша» (совершенный – ивр.) и «белое» – включающее в себя известное число «административных званий».

А новый предводитель масонства не удовольствовался достигнутым и начал принимать в свою ложу женщин, чем сразу же снискал расположение лучшей половины аристократии Митавы. [68] При этом он открыл алхимические курсы с дальней перспективой получения Камня мудрецов, регулярно проводил сеансы высшей магии, был дьявольски находчив и необыкновенно умен и мастерски пленял рассказами на исторические темы: о своих беседах с Сократом, о знакомстве с Аполлонием Тианским, [69] о продолжительных прогулках с Магдалиной, Лазарем и Спасителем по берегу Тивериадского озера. Словом, популярность его множилась, росла, как на дрожжах, и скоро достигла апогея – аккурат в преддверье Рождества очарованные митавцы предложили ему место Бирона. Пусть полковник гишпанский граф Феникс, он же Калиостро, будет еще и герцогом Курляндским. Звучит-то как! Увы, гнусно, чересчур обязывающе, только вот большой политики Великому Копту не хватало. Вот уж воистину тяжело метать бисер перед свиньями. Не так поймут. В меру своего разумения – по-свински…

68

Собственно, здесь Калиостро был совсем не оригинален. В описываемое время при мужских масонских ложах вовсю создавались женские ложи «Избранниц», которые, по воспоминаниям очевидцев, были «не местом света и порядка, где царствуют мир и справедливость, а скорее храмом Венеры Перибозийской (покровительницы плотской любви). Вообще, по большому счету, масоны считают женщин сделанными из ребра, называют своих временных подруг-масонок мопсами и используют по прямому назначению. Все эти ритуалы Блаженства, Настойчивости, таинственных Увеселений по своей сути одно и то же.

69

Аполлоний из Тианы – легендарная, непонятая историками личность. Родился около 4 года до н. э. где-то в Каппадокии и, обладая паранормальными, поистине фантастическими способностями, вел жизнь странствующего мага. Обвиненный императором Домицианом в антиримской деятельности, он сказал: «Ты можешь заключить в тюрьму мое тело, но не душу. Впрочем, я добавлю, что и тело ты заключить не сможешь». С этими словами на глазах многочисленных свидетелей он исчез при ослепительной вспышке, подобной молнии.

Новый год встречали без радости, в тесном кругу. Калиостро заявил, что 31 декабря – это совсем не 22 марта, [70] не дождался сладкого и отправился в лабораторию пускать злого алхимического духа. Грустная Лоренца, тяжело вздыхая, рассеянно занялась мороженым, выпившая Анагора стала, как всегда, клеиться к скучающему Бурову, Мельхиор все никак не мог оторваться от яблочного штруделя, а индус крепко приложился к рейнскому и сделался зануден и невыносим.

– …И вот подошел ко мне Шива, великолепный, благодатный, неописуемо прекрасный, – стал рассказывать он о своей встрече с мужем всех женщин. [71] – О, он весь исходил лучезарным светом! Таким я и запомнил его, когда, согласно завещанию гуру, предался умерщвлению плоти на горе Шайшире. Месяц я питался одними кореньями, второй – только водой, а на третий совсем отказался от пищи. Четвертый месяц я простоял с воздетыми вверх руками, но – о, чудо! – жизнь не покинула меня. Прошел четвертый месяц, и в первый день пятого передо мной вдруг появился Он – невыразимый, лучезарный, сотрясающий вселенную. О, какое же это счастье лицезреть его! О, как же…

70

День весеннего равноденствия, истинное, подсказываемое самой природой начало года.

71

Один из эпитетов Шивы.

Вот гад. А ведь согласно сценарию должен был питаться калорийно, причем на золоте и серебре, пребывать в хорошей форме и лицезреть Шаха-Джехана [72] – изображать его любимого визиря верного Мамеда ибн Дауда. А тут какой-то гуру, какая-то аскеза. Да, видать, выпито было сильно…

– Мерси. – Тихо озверев от излияний про Шиву и от античных заигрываний под штрудель, Буров снял салфетку, встал и, сухо поклонившись обществу, отправился из пиршественного зала – куда глаза глядят, лишь бы подальше. В доме, несмотря на праздничную ночь, было тихо – все семейство Медемов встречало Новый год у родственников, баронов фон Эккарт, в их роскошной загородной резиденции. Калиостро не поехал, выдержал дистанцию. Молодец.

72

Повелитель Индии из династии Великих Моголов, построивший усыпальницу Тадж-Махал для своей любимой жены Арджуманд Бану, которая умерла в начале XVI века. Причем истратил на строительство все доходы государства за двадцать лет, чем вызвал неудовольствие своего сына Аурингзеба, бросившего его в подземную тюрьму крепости-дворца Агры. Там Шах-Джехан находился до самой смерти.