Смоленское направление. Кн. 3

Свиртил в бой не вступал. Меркурьевцы чётко следовали своему Уставу, который гласил: 'Командир руководит боем, и лишь в случае серьёзной опасности, может принять участие в сражении'. И ему показалось, что внутри разгромленного лагеря наступила какая-то заминка. Пришпорив коня, литвин поскакал к повозкам.

Картина, которую он обозрел, была странная. Девять человек: трое в кольчугах и шлемах, остальные в меховых куртках, сбились в кучу возле опрокинутой повозки, из которой выкатились валуны. На лежавшие в траве камни смотрели все: и меркурьевцы и оставшиеся в живых защитники.

— Стрелки! Цель! — Отдал команду Свиртил.

Едва конные лучники натянули луки, как из рядов оборонявшихся раздался голос.

— Братья! Предки смотрят на нас! Не посрамим!

— Стрелки отставить! — Свиртил снял шлем и подъехал вплотную к заваленной повозке, — Бросить оружие! Не хватало мне ещё родичей резать. Откуда вы?

— Какая тебе разница, предатель? Что, Саула ничему не научила? — Ответил Свиртилу воин в кольчуге.

— Я то, как раз в день Жямине* с Викинтасом в одном строю стоял, а вот, что ты в это время делал, раз с врагами нашими снюхался?

(22 сентября 1236 года, когда произошла битва при Сауле, был день осеннего равноденствия. Литвины посвящают его богине Жямине — Матери-Земле).*

— Я снюхался? — Возмутился воин, — Это на мне крест упырей намалёван?

Свиртил ухмыльнулся, пусть думают, что мы тевтонцы. В этот момент к нему подъехал Витовт и прошептал на ухо:

— Ребята в возках пошурудили, везде камни, ничего ценного.

— Потери есть?

— Все целы, синяки не в счёт. Свиртил, может, это не тот караван?

— Эй, языкатый, — Свиртил вновь обратился к горстке людей, так и не сложивших оружия, — Вы, где венецианцев повстречали? Скажешь — отпущу.

— В Гнезно.

— Это тот караван Витовт, к сожалению, тот. Собери оружие, коней, мы уходим.

Через полчаса меркурьевцы покинули разорённый лагерь. Девять оставшихся в живых наёмных жмудинов, так и остались стоять, ещё не веря в чудесное спасение. Настроение у Свиртила было ужасным, неужели Лексей обманул его? А может, он сам не знал, что этот караван для отвода глаз, а настоящий, где-то идёт по другой дороге? Да и охрана оказалась слабовата. Десяток, возможно и были воинами, остальные же, судя по отзывам, оружие, держали первый раз в жизни. Из всей добычи один меч, пять арбалетов, да три дрянные кольчужки. Лошадки, правда, хороши, но разве может всё это сравниться с золотом? Проели на большую сумму, чем добыли. Грустные размышления прервал звук рога, разносящий тягучий рёв по лесу.

— Стой! Витовт, пошли кого-нибудь на поляну, пусть разведает.

До Дерпта Рихтер добрался на четвёртые сутки после побега. Своего покровителя, епископа Германа он не застал, тот уже укатил в Бремен, зато хорошо его знавший Энгельберт был на месте. Ему-то и поведал лжерыцарь всё, о чём он сумел узнать, находясь в плену. Особое внимание, он просил уделить последним событиям из его рассказа.

— Третьего числа к Штауфену прибыло подкрепление. Пятьдесят тевтонских рыцарей, без обоза и оруженосцев. У многих сарацинские мечи, вооружены превосходно. Гюнтер им праздник устроил. Принимал как старых знакомых. Так вот, когда они пьянствовали, то о каком-то караване говорили, что из земель италийских идёт.

— Подожди Рихтер, ты точно это слышал? — Прервал собеседника Энгельберт, — Или тебе показалось?

— Своими ушами слышал. Они перехватить его собрались.

— Проклятье! Кто-то сболтнул, — вырвалось из уст Энгельберта, — Что ещё удалось узнать?

— Это всё. Как они в поход ушли, так я сразу и сбежал. Энгельберт, этот Штауфен как медведь. Он с каждым днём обрастает жиром и становится сильнее. Его замок строят сто человек. Ты бы видел его жену — ведьма.

— Такая страшная?

— Отнюдь, красивее женщин я не встречал. — Рихтер облизнул губы, — Она ходит с мечом и не стыдится показывать своё тело.

— Так вот, что тебя беспокоит, жена Гюнтера?

Рихтер не ответил, все мысли спутались, а вместо родственника епископа он увидел её. От Нюры он глаз отвести не мог, отчего возненавидел Штауфена ещё сильнее. В принципе, возможность украдкой подглядывать за женщиной и держало его в Самолве. В цепи его никто не заковывал, как-никак дал слово рыцаря, что не сбежит. То, что дальше лесопилки не отпускали, так это ерунда. Нюра тренировалась неподалёку, а то, чем занимался в это время Рихтер — лучше не говорить. В голове убийцы и насильника пролетали такие картинки, что один известный в истории маркиз, посмотрев их, концептуально изменил бы некоторые аспекты своего пристрастия.

— Рихтер, чёрт тебя побери! Ты что, устал? — Раздался голос Энгельберта, — Я дам тебе три, нет, четыре десятка кнехтов. До пятницы отдохни, восстанови силы и приходи ко мне. Дело одно для тебя есть.

Но Рихтер словно не слышал, погрузившись в грёзы, тупо смотрел в одну точку.

— Пресвятая Дева, что с тобой там делали? Сидишь, слюни пускаешь.

Вдруг, Рихтер передёрнулся, словно от судороги и испуганно заморгал.

— Прости, трое суток не ел, спал урывками.

В пятницу, под рукой Рихтера оказались тридцать эстов и десяток кнехтов из Оснабрюка. Саксонцы в боевых столкновениях ещё не участвовали, и очень слабо походили на своих предков, разгромивших римских легионеров в Тевтобургском лесу. Зато недавно окрестившиеся местные, уже отметились в резне своих сородичей, не принявших новую веру. Эсты оказались очень услужливыми, даже пытались вставлять немецкие слова в свой разговор, лишь бы хоть чуточку походить на хозяев. Рихтеру это понравилось, и он приблизил к себе льстеца по имени Хейки Сууркаск. Тот, только ночной горшок за ним не таскал, хотя, кто знает…

Узнав от Энгельберта дорогу, по которой двигался караван, Рихтер выступил навстречу венецианцам, прихватив с собой двух подельников по побегу. Как только отряд отошёл от Дерпта на десять вёрст, маршрут движения резко изменился. Вместо того чтобы следовать к Пылве, Рихтер повёл своих людей в Изменку.

— Надо быть идиотом, — рассуждал Рихтер, — Отправлять пехоту против всадников. Пусть тевтонцы Штауфена ограбят караван, добычу они всё равно понесут к своему хозяину, а на переправе, когда часть выживших после боя окажется на том берегу, я и нападу. Отберу добычу, найму человек двести, и Гюнтер будет сидеть у меня на цепи, смотря, как я развлекаюсь с его женой.

Как ни парадоксально, но это был единственный верный план на тот момент. Конница Свиртила могла успешно противостоять отряду, превышающему в два раза их численность, и имела равные шансы, если врагов было бы полторы сотни. Но всё это, при одном условии — ровное поле для битвы.

— Дарож! Вернись на поляну, посмотри, что там такое, и если будет возможность, узнай у жмудинов, зачем они сигнал подавали. — Приказал Витовт, самому младшему в своём десятке.

Разведчик отсутствовал недолго. Вскоре он уже докладывал Свиртилу о желании маленького отряда присоединиться к землякам, так как деваться им было некуда. Ответа ждать они будут до полудня.

— Понятно, — с ухмылочкой ответил Свиртил, — Лошадей-то мы забрали, а нас, в этих краях, ох как любят. Живыми до дома они не дойдут. Дарож, скачи, передай, чтоб бросали всё и догоняли. Мы идём к нашим повозкам, пусть идут по следу, ждать их никто не будет.

Добравшись до своего лагеря, литвины сняли маскировочную сеть, натянутую вдоль дороги, а подпиленные деревья так и оставили. Может, кому и сгодятся. Через пару часов, немного выросший в численном отношении отряд двинулся в обратную дорогу, к Изменке. Вернувшие своих лошадей жмудинские рыцари настолько обрадовались, что вечером, на стоянке, наперебой рассказывали Свиртилу о своих приключениях. Как они оказались в Гнезно, как венецианцы отправили с караваном вместо себя слуг, переодев их в свои одежды, и как трое друзей вынашивали планы, этот караван ограбить.