Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах

Течения на той части моря, которую мы изучали, менялись прямо у нас на глазах.

Ну и Каспий! — бормотал, качая кудлатой головой, Фома и, выхватывая у меня из рук шест, бросался делать промеры.

Но даже глубины менялись — сегодня одна, завтра другая, смотря какая шла вода — нагонная или сгонная. Каждое наблюдение оживлённо обсуждалось всеми участниками экспедиции — как, что и почему Только теперь дошла до Фомы самая сущность исследовательской работы, а то он её не понимал, просто исполнял добросовестно свои обязанности, и всё. Это были дни, когда каждый себя чувствовал поразительно счастливым!

А потом пришло чудо открытия.

Это был остров, хотя никакого острова на карте не значилось. Мы первые его открыли. Увидел его Фома и закричал во всё горло:

— Земля!

— Что за чёрт! — удивился Филипп.

Далеко мы были от берегов. Все разволновались. Спешно изменили направление и пошли к неизвестному острову.

Подойти ближе, чем на один кабельтов, оказалось невозможным из-за большой отмели. Поставив «Альбатрос» на якорь, решили отправиться к острову на бударке.

Лодка всех не вместила, поэтому полная Васса Кузьминична согласилась остаться пока на судне. Это была огромная жертва. Если бы меня оставили в этот час на «Альбатросе», я бы, наверное, взбунтовался. Но наш ихтиолог была дисциплинированная женщина. Мы с Фомой гребли, как на гонках, Мальшет сел за руль, он был в отличном настроении и, улыбаясь, поглядывал на нас. Иван Владимирович упорно смотрел в бинокль — что-то его очень поразило. С невнятным восклицанием он передал бинокль Лизе. Она, щурясь, стала наводить.

— Что это, корабль? — пробормотала Лиза, не понимая и ужасаясь.

Бударка с хрустом врезалась в покрытую толстым слоем голубоватой ракушки отмель. Мужчины были в сапогах и попрыгали прямо в ледяную воду. Я только хотел дать Лизе свои сапоги (она была в туфлях), как Фома легко поднял её на руки и понёс. Сестра не возражала, даже обняла его за шею.

— Фома, что это там? — спрашивала она.

Мы были первые, ступившие на этот остров. Именно мы нашли «Надежду»… Вот как потом описал этот остров Филипп Мальшет в трудах по комплексному изучению Каспийского моря, изданных Академией наук СССР.

Новый остров, открытый экспедицией Океанологического института АН СССР в 196… году. Остров расположен на широте 44°48'0 N, долготе 49°20'0 О от Гринвича. Он лишь совсем недавно вышел из-под уровня моря. Длина острова 50 метров, ширина 28 метров.

Остров вытянут в меридиональном направлении и сложен сплошными мелко пор истыми доломитизированными известняками — желтоватыми и серыми. По возрасту это титон (?) или нижний неоком (свита Даг-Ада). Известняки спускаются непосредственно в воду, выступы их видны также и под водой вблизи берега. В 2–3 метрах от берега они сменяются мелкозернистым песком с большим числом мелких раковин. Остров покрыт сплошными скоплениями каспийских ракушек, местами скрывающими коренные породы.

Падение уровня моря обнажило остов затонувшего колёсного корабля. Видимо, это судно «Надежда».

Вот и всё! Как не похоже это описание на то, что мы тогда увидели и почувствовали. Мы были потрясены. Около столетия пролежало затонувшее судно во мраке под водой, пока обмелевшее море не отдало его снова солнцу и ветру. Мы стояли в молчании возле полусгнивших, позеленевших обломков, наполовину занесённых песком и ракушкой. Наружную обшивку давно унесла неспокойная каспийская волна. С обнажившимися шпангоутами судно походило на огромную обглоданную воблу. Оно покоилось вверх дном, днище его облепили раковины и истлевшие водоросли, от которых несло зловонием. Когда-то это был колёсный пароход, из тех, что бороздили Каспий в конце прошлого века.

Иван Владимирович осторожно нагнулся над грудой праха, он искал, не сохранилось ли название судна, но не нашёл. Я посмотрел, нет ли скелетов, — не было. Может, моряки спаслись? Об этом не поминалось в старой лоции. Возможно, они и погибли, когда корабль перевернулся вверх дном. А кости их растащили, как шакалы, штормовые волны.

Прозрачная холодная вода с блестящими продолговатыми льдинками тихо плескалась вокруг обломков. Лиза вдруг заплакала. Она вспомнила мать. Я тоже почувствовал себя неважно и пошёл скорее по берегу. Раковины шуршали под ногами. Дул лёгкий бриз. Островок чуть заметно поднимался к середине, края его уходили в воду. Он был пустынен, не обжили его ещё ни птицы, ни тюлени. Я посмотрел на море. Оно словно затаило дыхание— на горизонте ни паруса, ни облачка дыма.

Я прошёлся по острову и, несколько успокоившись, вернулся к своим. Иван Владимирович ласково утешал Лизу. Она, впрочем, уже не плакала, но лицо было грустным. Фома стоял подле и смотрел на неё с любовью и жалостью. Заговорить с ней сейчас он не смел. Мальшет, насвистывая, бродил по острову — искал место, где сделать срез. Солнце играло в его золотисто-каштановых волосах, бороде. На нём была клетчатая ковбойка, расстёгнутая на груди, куртку он сбросил на песок вместе со шляпой.

— Яша, — крикнул он, — принеси-ка из лодки молоток и лопатку! Иван Владимирович, Лиза, идите сюда, смотрите, какие выраженные доломиты! Интересно, каков их возраст?…

Мы пробыли на острове три дня, пока не закончили все исследования. Перед отъездом у нас был гость, да ещё с ночёвкой — Глеб!

Он прилетел после полудня один, без бортмеханика, весело со всеми перездоровался за руку, с аппетитом поел нашей ухи, осмотрел остров и затонувший корабль, шутил с Лизонькой и Вассой Кузьминичной, он отнюдь не торопился.

— Тебя не захватит ночь? — напомнил ему Мальшет. Глеб пренебрежительно махнул рукой.

— А ну их всех к дьяволу, надоело — ни покоя, ни отдыха! Сколько можно это терпеть? Остаюсь у вас ночевать.

Мы помогли ему укрепить гидросамолёт верёвками и якорями. Глеб радовался, как школьник, сбежавший с пятого урока. Ходил за Лизонькой по пятам, смешил её. Фома изредка посматривал на них, делая своё дело.

Покончив с работой, мы сели отдохнуть на палубе. Потемнело. Семичасовое наблюдение показало четырнадцать градусов по Цельсию. На море стоял полный штиль.

— Как здоровье вашего отца? — вежливо спросила Васса Кузьминична. Она так же презирала Львова, как и все мы, но уж такое у неё было хорошее воспитание — не спросить человека о здоровье его больного родственника она не могла.

— Рак горла, — равнодушно ответил Глеб и заговорил о другом.

Он жаловался на неустроенность своей жизни. Ему надоела такая работа. Вечно в полётах, особенно когда на Каспии начинается путина — осенняя, зимняя, летняя, весенняя, одна кончается, другая начинается. Вчера только возвратился из очередного полёта (пришлось доставлять рыбакам срочные грузы), устал как собака, а его уже встречают на аэродроме: «Товарищ Львов, надо немедленно лететь, тюленебойцы-казахи попали в относ». И пришлось лететь! Сегодня подняли чуть свет…