Смуглая ведьма
Шрифт:
— Давай. Мы собираемся здесь за час до восхода луны.
Айона мысленно проделывала то, о чем говорила, представляла себе каждый свой шаг, каждое движение, каждое слово.
— А когда от Кэвона останется горстка пепла, — закончила она, — мы совершим финальный ритуал и освятим землю. Далее следует победный танец и выпивка за счет заведения.
Уловив выражение лица Брэнны, она взяла сестру за руку.
— Я отношусь к этому очень серьезно. Я знаю, что надлежит мне сделать. Я сосредоточенна. Я верю вам. Вам всем. Так и вы верьте мне!
— Мне просто жаль, что у
— А теперь его совсем не осталось. — В подтверждение своих слов Айона встала. — Хочу переодеться и забрать из комнаты все, что мне может понадобиться. Пойду готовиться.
Она вышла. Коннор тоже поднялся.
— Немножко поубавить спокойствия ей бы сейчас не помешало, но тогда придется бороться с избытком энергии. Пойду проверю птиц — и твоих тоже, Фин, — а заодно и лошадей.
Дверь за ним закрылась, а Брэнна решила поставить чайник. Хотя она сомневалась, что и чан чаю помог бы ей сейчас заглушить волнение.
— Ты не думаешь, что мы требуем от нее слишком многого? — спросил Фин.
— Этого мне знать не дано. Отчего и нервничаю. — Она не стала ему сообщать, что тревога гложет ее и днем и ночью. — Если я попытаюсь увидеть, что будет, он может это учуять, и тогда пиши пропало. Поэтому я и не заглядываю вперед. Мне не по душе, что начало мы целиком возложили на девочку, хотя умом понимаю, что это правильное решение.
— Она просила верить в нее. Так будем же верить! В ее силы и в свои.
— А ты не думаешь, что все это для нее слишком?
— Этого мне знать не дано, — ответил он ее же словами, — отчего и нервничаю.
Брэнна заняла руки приготовлением чая.
— Ты ей очень симпатизируешь.
— Это так. Да, она прелестная девочка, такая вся солнечная! И мне нравится, что сердце у нее такое чистое. А еще не забывай, что она любимая девушка моего близкого друга, хоть он и умудрился наломать дров.
— Да уж… Но все-таки вчера она осталась у него.
— Она умеет прощать. Легче других. — Фин поднялся, подошел к ней и встал рядом. — Брэнна, у нас с тобой есть незаконченные дела. И невысказанные слова. Ты простишь меня, когда все это закончится?
— Я не могу сейчас думать об этом. Я делаю то, что должна. Думаешь, мне легко быть с тобой, работать в такой тесной близости, видеть тебя изо дня в день?
— Могло бы быть и легко. Раньше все это было для тебя счастьем.
— Тогда мы были детьми.
— Но то, что у нас было, и кем мы были друг для друга, детским никак не назовешь.
— Ты просишь слишком многого. — Помимо воли она со всей отчетливостью вспомнила простую радость, что несет с собой любовь. — Больше, чем я могу дать.
— Я ни о чем не буду просить. По уши сыт просьбами. Ты просто не хочешь быть счастливой. Ты вообще не стремишься к счастью.
— Может, и так.
— И что взамен?
— Чувство исполненного долга. Наверное, оно приносит мне удовлетворение.
— Когда-то тебе удовлетворения было мало. Ты прямо неслась навстречу счастью.
Неслась, это точно. Причем безоглядно.
— Да, и это рвение, это стремление причинило мне нестерпимую боль. Я и теперь
ее чувствую. Хватит об этом, Финбар, нам обоим от этого разговора только больнее делается. Сегодня нас ждет важное дело. Остального для меня не существует.— Если ты так считаешь, тебе никогда в полной мере не обрести себя. А мне остается об этом только пожалеть.
Он вышел из комнаты, потом на улицу. А Брэнна сказала себе, что именно это ей сейчас и нужно.
Он не прав, убеждала она себя. Любовь к нему — вот что больше всего мешает ей обрести себя. Стать по-настоящему свободной.
И это было то, о чем жалела она.
Все собрались за час до восхода луны. Брэнна зажгла риуальные свечи, бросила в огонь размолотые кристаллы, отчего дым приобрел бледно-голубой цвет.
Она взяла доставшуюся ей по наследству серебряную чашу и вошла в живой круг.
— Когда по кругу пустим эту чашу и каждый примет свой глоток вина, мы тем вином союз наш нерушимый скрепим, сильнее сделаем его назло врагу. Шесть наших душ и шесть сердец бесстрашных готовы дружно завершить борьбу. Один глоток — а вместе шесть глотков — нас подготовит к битве до победы.
Чаша трижды прошла по кругу, прежде чем Брэнна водрузила ее в центр круга.
— О, сила света мощи небывалой, благослови сегодня нас на бой и сделай так, чтоб враг нас не увидел. Невидимыми сделай нынче нас!
В чаше вспыхнул огонь и заплясал маленькими язычками.
— Пока свои я чары вспламеняю, пускай его глаза незрячи будут. Да не увидит он ни сердца и ни мысли, и даже очертаний наших тел. Как повелим мы, так пускай и будет. Да будет так!
Она опустила руки.
— Пока он горит, мы все — тени. Когда ты, Айона, разобьешь этот флакон, невидимой останешься одна ты. Но ты должна ждать, — добавила она, вложив пузырек Айоне в руку, — ждать, пока не вступишь на землю Сорки.
— Я буду ждать, не беспокойся об этом. — Она сунула флакон в карман. — Найди его! — обратилась она к Фину.
— Найду непременно. Стану искать, заманивать — и найду.
Вынув из кармана магический кристалл, круглый, как шар, и прозрачный, как вода, он подержал его на ладони.
Потом заговорил по-ирландски, и шар начал светиться и на дюйм приподнялся над его ладонью. Затем шар закрутился, сначала медленно — и наконец все быстрее, быстрее, пока от бешеной скорости вращения не превратился в мутное пятно.
— Он ищет свою кровь, свою отметину, — тихонько втолковывала Брэнна Айоне. — Использует свой дар — а он у них общий, — чтобы его увидеть, разбередить. Он…
Глаза Фина засветились, засверкали таким же неземным светом, что и магический кристалл.
— Слишком глубоко! Нельзя…
Коннор успел удержать Брэнну за руку, не дав ей вмешаться.
— Он знает, что делает.
Но на какой-то миг в горящих глазах Фина мелькнуло что-то темное. Мелькнуло и исчезло.
— Нашел. — С окаменевшим, словно маска, лицом Фин сомкнул пальцы над магическим кристаллом. — Он явится.
— И где он? — воскликнул Бойл.
— Недалеко. Я передал ему твой запах, Айона. Он пойдет за ним — и за тобой.