Смута. Дилогия

Торжок являлся важным стратегическим пунктом в планах интервентов, именно там планировалось остановить армию Скопина-Шуйского, направляющуюся на освобождение Троице-Сергиевого монастыря и Москвы. Для этого поляки сосредоточили около тринадцати тысяч гусар, казаков, копейщиков и прочих воинов под командованием Зборовского, прибывшего сюда из ставки самозванца. Правда, надо признать, что не все войска смогли принять участие в сражении под Торжком.

К этому моменту передовые союзные части под командованием Головина и Горна сумели занять городскую крепость и разместить там около трёх тысяч своих войск. Первую атаку на крепость союзники сумели отбить, и хотя интервентам удалось поджечь кремль, стены устояли. Тем временем на помощь авангарду подошли основные войска, и под стенами началось противостояние регулярных войск.

Первыми атаку начала панцирная польская конница. Надо признать, что не зря её считали едва ли не лучшей в Европе. Удар тяжёлой кавалерии был страшен. Но и шведская пехота не пальцем делана. Этот стремительный бросок был остановлен фалангой пикинёров. Центр союзников устоял, зато полякам удалось расстроить порядки шведско-русской конницы на фланге и потеснить её. Положение союзных войск становилось угрожающим, но его спасли войска авангарда.

Они ударили из-за стен кремля и заставили остановиться, а затем и развернуться атакующую польскую конницу. В дальнейшем союзные войска благодаря своей стойкости и упорству смогли потеснить войска интервентов, и в конце концов те вынуждены были отступить в Тверь. Таким образом, полякам не удалось остановить движение армии Скопина-Шуйского, и после небольшого переформирования оно было продолжено в сторону Твери.

В Торжке к союзным войскам присоединилось смоленское ополчение, а также добровольцы из восставших городов - Вязьмы, Торопца и других, вставших на сторону царя Василия. В итоге численность войск князя Скопина-Шуйского увеличилась до восемнадцати тысяч, им противостояло девять тысяч войск интервентов, основу которых составлял пятитысячный отряд конницы Зборовского.

11 июля союзные войска подошли к Твери. Навязать полякам сражение на открытом месте не удалось, как и выманить их за пределы укреплённых позиций. Тогда сложился план, отвлечь внимание поляков ложной атакой с левого фланга, а потом нанести мощный удар союзной конницей с правого фланга, отсечь врага от города, прижать в Волге и уничтожить. Но как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

В первую очередь в ход развития событий вмешалось погода - шёл сильный дождь, порох отсырел, и войска не могли вести стрельбу из огнестрельного оружия. А во-вторых, поляки сумели опрокинуть союзную конницу, та действовала разрозненно, а вот ляхи нанесли опережающий удар, французская и немецкая конница была опрокинута и обратилась в паническое бегство. Спасло положение дел вполне обычное явление - любовь к наживе, мародёрство одних и стойкость других.

Обратив в бегство союзную конницу, поляки посчитали исход дела решенным, тем более, что они захватили лагерь бежавших наёмников и принялись его грабить. Однако пехота в центре союзного войска и русская конница устояли, и смогли отбросить вражеские войска на исходные позиции. В конце концов всё вернулось к тому, с чего начиналось. Продолжавшийся на следующий день дождь сделал невозможным дальнейшее сражение, и поляки начали праздновать свою победу, решив, что они остановили союзное войско.

Однако это было далеко не так. Дождавшись прекращения дождя, Скопин-Шуйский перегруппировал свои войска и перед рассветом атаковал противника. Поляки не выдержали такого удара и бежали за Волгу, оставив Тверь. Правда в ней, в кремле, остался небольшой польский гарнизон. Победителям достался богатый лагерь интервентов с большим количеством оружия, снаряжения и прочих ценностей.

Однако эту победу можно назвать пирровой. Скопин-Шуйский попытался продолжить движение на Москву, но тут взбунтовались наёмники. Они потребовали выплаты задержанного жалования, и не получив его, покинули войско и отправились обратно в Великий Новгород, грабя по пути встречающиеся деревни и насилуя местных девок.

Причин раскола могло быть несколько, и невыплата жалования явилась лишь поводом. Несмотря на дружеские чувства, возникшие между Скопиным-Шуйским и Делагарди, цели у них были разные, и каждый следовал своему долгу. Князь стремился освободить родную землю от нашествия польско-литовской нечисти, а перед Делагарди его королём была поставлена задача присоединения к Швеции Копорья в соответствии с заключённым договором о взаимопомощи.

И кроме того, наёмники не привыкли к такой войне, где сражения следуют одно за другим, и легко лишиться своей головы. В Европе такие столкновения происходили достаточно редко, всё по большей части сводилось к манёврам и ведению осадных работ. А эти бешеные варвары постоянно устраивали сражения, а в них так легко лишиться своей головы. Нужно ли что-то подобное цивилизованному человеку?

В итоге Скопин-Шуйский вынужден был остановить своё движение на Москву, вместо этого он ушёл на Калязин и там начал формировать новое войско. Он рассылал грамоты по всем поморским и поволжским городам, организуя от имени царя Василия сбор ополчения и денежных средств на нужды войска. В общей сложности он провёл здесь около двух месяцев, но к исходу этого срока численность его войск возросла до десяти-двенадцати тысяч человек.

Правда, большинство составляли необученные крестьяне, и для их подготовки пришлось опять обратиться к Делагарди. Из наёмников остался только отряд Сомме, которому и было поручено обучение вновь набранного земского войска. Мне тоже пришлось съездить в Устюжну и привести ещё один отряд, теперь уже чисто стрелков с огнестрельным оружием под командованием Лёвы.

И там же, в Устюжне, у меня состоялся интересный разговор с Савелием, возглавлявшим местное, избранное вечем, самоуправление. Я немного задержался после обсуждения отправки ополчения на помощь князю, и мы оказались в комнате одни с Савелием.

– Михаил Фёдорович, - спросил он меня, - так ты точно намереваешься отправиться на поиски новой дороги в твою страну?

– Да, друже. И если не сумею найти её, то попробую начать жить на новом месте по нашим обычаям и законам. И какие они, ты примерно уже знаешь, тем более мне известно, что ты очень пристально наблюдаешь за нами.

– Я и не делаю из этого секрета, уж больно любопытная у вас компания, и обычаи ваши порой сильно отличаются от наших. Но ничего дьявольского или противного нашей вере у вас нет. Вот мне и стало любопытно, где же так живут люди, а особенно - чем может закончиться эта история. И отношения у вас необычные, не говоря про знания и умения.

– Ничего не поделаешь, Савелий. У каждого свой путь в этой жизни. Сейчас мы попали к вам, но жить мы хотим по-своему. Как привыкли. И хотя нас здесь никто не обижает, но думаю, что это только пока. Появится здесь какой-нибудь московский боярин и установит свои правила. А после того, как мы его убьём, места на этой земле для нас не будет. И все забудут, что именно благодаря нам, нашему умению и оружию все остались живы.

– Да, возможно ты и прав. Это сейчас, пока идёт война с иноземцами, люди стараются не обращать слишком пристальное внимание на всё им непривычное, тем более, если оно помогает им справиться с бедой. А вот в мирное время всё может измениться.

– Вот поэтому мы и хотим, пока есть такая возможность, найти место, где сможем жить как нам хочется и не бояться чужих взглядов.

– Мы уже говорили с тобой об этом, вот и хочу спросить - а если я попрошу тебя взять меня с собой, да причём не одного, а обещаю набрать ещё желающих переселиться за море?

– Ты знаешь, друже, буду только рад. Но и тебе, и другим желающим присоединиться к нам поставлю непременное условие - жить по нашим обычаям и законам.

– От веры своей никто отказываться не станет, мы и сейчас по большей части за неё и воюем.

– А я не говорю об отказе от своей веры, наоборот, буду рад, если с нами отправится кто-то из священников. Речь идёт об обычной жизни, работе, отношениях между мужчиной и женщиной, воспитании детей, да и многом другом, что я тебе объясняю, сам всё понимаешь.