Смута. Письма самозванки

– Пойду я, дядьку! – выдохнул Зырян и хлопнул тяжелой дверью.

Вечер все сыпал и сыпал на Москву жемчугом звезд. Ладная дверь кабака и веселые хмельные крики уже не так пугали беглого казака. А чего ему бояться, теперь он на службе у Шуйского. Даже если кто и узнает его по делам прошлым, то бумага царская все спишет.

«Спишет ли Богородица? – Зырян перекрестился. – Ай, была не была. Завтра двинусь в лавру. Не зря же царь грошей дал».

Монеты еще раз звонко брякнули в кармане, словно подтверждая его мысли. Пробраться в лавру ему, казаку, не так сложно. Многие из его лихой ватаги нанялись на службу к польскому гетману Яну Сапеге. Авось, Бог даст, не пропадет. Зырян с силой сжал ручку двери и дернул на себя.

В кабаке было душно. Зырян поморщился. Пятистенок был ладный. Бревна еще не вылежались хорошо, и по кабаку гулял запах смолы вперемешку со спиртом и жареной курицей.

«Так черти котлы в аду топят», – подумал он про себя.

Зырян сделал было шаг назад, чтобы сбежать из этого злачного места, но что-то остановило его. Приковало ноги к полу, словно пудовыми цепями. Девка. Зырян век свой не видел девки краше, чем та, что стояла сейчас за стойкой кабака.

– Садись, казаче, в ногах правды нет, – услышал он чей-то хриплый голос позади.

Зырян оторвал взгляд от девки и резко обернулся. За столом сидела компания из пяти стрельцов. Кафтаны новые, красные. Пищали и сабли сняли и положили на свободный стол у окна, будто места другого не нашли.

«Чего это черт стрельцов в кузнечную слободу принес?» – подумал он.

Стрельцы уже изрядно набрались, и со стола тонкой струйкой стекала горькая из опрокинутого штофа. Вои поочередно запускали ладони в огромную миску с квашеной капустой, затем заталкивали капусту в рот, громко причмокивали и рыгали. Зырян поклонился и наложил на себя крест. Один из стрельцов в рваном кафтане по имени Апроксий открыл рот и выпучил глаза на появившегося посетителя.

– Казаче, уважь! – проревел он, словно с утра не жравший бык. – Выпей с нами.

Зырян вновь перекрестился и буркнул:

– Господь с вами, братцы стрельцы. Дело у меня.

Апроксия усадили на место и налили еще чарку. Красная девка указала казаку за пустой стол у окна. Откинув полы кафтана и сняв саблю, Зырян уткнулся взглядом в стол.

– Шли солдатушки слободкой-слободой, – разнеслась по кабаку унылая стрелецкая песня.

– Манят девушек-девчушек за собой. Ой, за собой, – подхватил басом усатый стрелец.

Зырян улыбнулся. Девка-кабатчица тут же очутилась сбоку со штофом водки и с дюжиной соленых огурцов на расписной глиняной тарелке.

– Хлеба, казаче, али пирогов на закуску? – прощебетала девка.

Зырян накрыл тарелку с огурцами ладонью. Кабатчица понимающе кивнула и упорхнула на свое место. Стрельцы продолжали гулять.

С караула сменились служивые. Он бы и сам в их положении горькую каждый день пил. То одному царю присягай, то другому. С Годуновыми порядок был, хоть и голодно. А сейчас то один царем назовется, то другой. Слышал Зырян, что у самозванца-царя, что в Тушино лагерем стал, племянник объявился, царевич Август, внебрачный сын царя Федора Иоанновича.

Зырян захмелел. Горькая разносила по телу тепло, дурманила разум, уносила печали и беды, словно исчезающее за крышами изб ненастье. Статная девка-кабатчица проплыла перед помутневшими глазами, будто сладкое наваждение.

– Повторить, казаче? – словно иволга, пропела она.

Зырян ухватил ее за тонкое запястье.

– Повтори, красавица, коли не жалко.

Девка лукаво улыбнулась:

– А гроши-то есть у тебя, казаче?

– Есть гроши!

Зырян вывалил звякнувшую горсть монет на стол. Глаза девки ярко сверкнули.

– Оставайся на постой, казак, – тихо произнесла она. – Я угол наверху приготовлю.

Зырян кивнул.

– Если хочешь, сама приду, – застенчиво и тихо добавила она.

– Эй, казак! – поднялся один из стрельцов. – Ты чего к нашей девке пристаешь?

Зырян обернулся. Стрелец, бросивший ему вызов, был много шире в плечах и выше. Мордобой казаку сейчас был ни к чему.

– Дело государево!

Зырян достал из кармана свиток, что сунул ему напоследок вместе с грошами боярин Стрешнев. Увидев двуглавого орла на печати, стрельцы загудели и успокоились. Девка зажгла еще свечи.

– Споем, стрельцы! – проревел здоровый детина в красном кафтане.

Он ухватил своей огромной лапой стакан с горькой и разом опрокинул его себе в горло.

– Запевай, Андрей, а мы подхватим! – ободрили его собутыльники.

Не отец, не мать разлучили нас,Разлучил же нас тот великий князь,Князь Иван, государь Васильевич.

Перед глазами Зыряна все поплыло, и он провалился в серый густой туман.

* * *

По случаю признания царицей Мариной Юрьевной в тушинском самозванце своего мужа истинного царя Димитрия князь-гетман Роман Рожинский распорядился устроить пир для своих приближенных, а также для свиты царицы и царя Димитрия.

На следующий день была задумана тайная помолвка вновь соединенной царственной пары. В Тушино, словно дятлы в весеннем лесу, застучали плотницкие топоры, завыли острозубые пилы, вгрызаясь в бревна. Весь лагерь вновь пришел в движение, начал строиться, обрастать новыми избами, среди которых особенно выделялся будущий дворец царя Димитрия.

Строить решили по старорусскому обычаю. Первый этаж – из камня с прорезанными в нем небольшими оконцами-бойницами. На второй этаж поставили деревянный сруб, который увенчали небольшим куполом. С боков начали пристраивать женскую половину, где будет размещаться царица и ее двор. С храмом будущие хоромы соединили крытым бревенчатым переходом, в котором также прорезали пилами узкие бойницы. Строители и плотники засновали по всему Тушино. К воротам потянулись телеги с камнем для постройки единственной пока в усадьбе царя каменной белой башни.

Князь-гетман столкнулся с Заруцким прямо в дверях.

– Что, атаман, доволен ты? – прохрипел Роман Рожинский. – Казакам твоим жалованье все выдали.

Заруцкий скривился:

– Выдали, да не все. Не хватает, князь-гетман.

Рожинский понимающе кивнул и развел руками:

– Что было, дали. Царек наш всей шляхте да наемникам задолжал.

Заруцкий облокотился на крыльцо и сдвинул шапку.

– Коли задолжал, чего пир на весь мир устраиваете?

Рожинский неуклюже пожал плечами.

– Без пира никак, – буркнул он. – Да и царицу нашу нужно с самозванцем повенчать тайно, чтобы никто не знал.

– Капеллан латинский будет? – неожиданно прямо спросил Заруцкий.

Рожинский молча кивнул:

– Сам знаешь. Католичкой она осталась. Не по сердцу ей вера ваша.

Заруцкий злобно пнул ногой деревянную балясину в крыльце.

– Казаки недовольны будут, да и остальные московиты. Царица русская, как и царь, должны быть православными и всему народу показывать себя защитниками веры.