Смутное время
Шрифт:
Коррин Белая Смерть, один из самых ужасных некромантов Умбрельштада, нанес стремительный роковой удар. Неожиданно появляться среди людей, знаменуя своим приходом мучительную смерть каждого из них, давно вошло у чернокнижника в некую нежно хранимую и любимую привычку.
Мост Синены, соединяющий берега Илдера, был длиною почти в полмили и, гордо возвышаясь над рекой, представлял собой несокрушимое и величественное зрелище. Могучие опоры уходили глубоко в дно, отбрасывая длинные бледные тени на серо-синюю после дождя воду и сливаясь с отражением сидящих в углублениях-нишах каменных фениксов, сложивших богато оперенные крылья.
Еще совсем недавно под высокими ажурными арками проходили чужеземные корабли, поднимаясь вверх по реке, и с широких парапетов парусными судами любовались статуи древних воителей и прекрасных дев из легенд и сказаний.
Изящные фигуры, застывшие в изломах многочисленных
Раздался вскрик, и кровь брызнула на белое каменное лицо прекрасной девы в развевающемся одеянии. Багровые капли стекли по щеке, оставляя за собой небрежный, но до жути выразительный след. Она все так же продолжала равнодушно смотреть, ведь для нее и вправду ничего не произошло, а перед постаментом уже рухнул человек с широкой резаной раной на груди. Разорванная ало-синяя туника быстро темнела, становясь влажной от крови, солдат хрипел, зажимая перчаткой грудь, он еще пытался ползти. Нависший над человеком скелет в древних латах не позволил ему сбежать – с размаху ткнул ржавым гладиусом в только что нанесенную рану. Солдат дернулся и затих, а его убийца уже позабыл о нем, повернувшись к еще одному защитнику моста…
Ловкий мечник отбросил щитом скутум врага и снес ему череп в прохудившемся шлеме. Неживой воин опустился на окровавленные плиты с перебитым хребтом, а человек рванулся дальше в бой… Страх солдат перед мертвецами смешался с ненавистью и неистовым желанием отправить как можно больше Прклятых в преисподнюю.
Сражение на второй баррикаде было кровавым и ожесточенным. От удушающего запаха гнили, исходящего от нежити, кружилась голова, а пыль, поднимаемая мертвыми ногами, резала глаза. Руки в кожаных перчатках давно были мокры от пота, в то время как гербовые туники защитников покрывали грязные пятна. Едва ли не у всех текла кровь. Мечники сражались уже без какого-либо строя, каждый из них, кто как мог, пытался оттеснить врага, но наступающих было слишком много. Они перебирались через заграждение в таком количестве, что клинок просто не успевал коснуться каждого, стрел не хватало, чтобы остановить всех.
Лучники с баррикады стреляли поверх голов своих, навесная стрельба хоть немного, но все же прореживала наступающие порядки врага. Неугомонный капитан Ренер с перевязанной головой – он сильно ударился, свалившись с насыпи во время залпа мертвой артиллерии, – сам взялся за лук. Тетива пела в натруженных руках, а из всех возможных мыслей в голове осталась одна: «Издохните, твари!»
В то время как люди дрались с остервенением и яростью, нежить спокойно шагала вперед, поднимала свое оружие и умирала… умирала в который уже раз. Мертвецы ничего не чувствуют, их ведет не зрение, а чутье, каждым движением заведенных кукол руководят короткие и простые команды, самостоятельность сохраняется лишь на уровне обычных рефлексов. Никакого остервенения или холодного расчета, полное отсутствие реакций и мыслей, все оставлено в прошлой жизни. Теперь они просто сражались, упрямо, обреченно и безжалостно. Гладиусы взлетали в четко очерченных выпадах и столь же быстро вырывались на свободу из людской плоти. Из-за насыпи неслись дротики-пилумы, вонзаясь либо в вовремя подставленные мечниками щиты, либо в тела их менее проворных соратников.
Бой длился уже второй час, баррикада была специально возведена на достаточном расстоянии от башен, которые пришлось сдать врагу, поэтому мертвые стрелки пока что бездействовали, предоставив лучникам Ренера относительную свободу. Из города то и дело подходила помощь, главнокомандующий высылал отряд за отрядом: мост являлся ключевой точкой обороны, и он планировал еще долго его держать. Сэр Миттернейл так ничего и не смог придумать после того, как были разрушены онагры, кроме как посылать на смерть все новые полки мечников и копейщиков. Он безуспешно ругался с Архимагом Тианом, требуя от него позволения отправить в бой всадников на грифонах. Великий магистр Златоокого Льва справедливо полагал, что неожиданный налет с воздуха – это его шанс хоть ненамного задержать врага. Втайне же он решил приказать архонту Серебряных Крыльев совершить атаку с неба на ставку самого Деккера. Лорд даже предвкушал заслуженные лавры, добытые дерзким и решительным ходом, но Архимаг Элагонский, как обычно, испортил все планы. Он был непреклонен: грифоньи всадники останутся в резерве во дворе Школы, чтобы в случае прорыва Прклятых оборонять цитадель магов и городские кварталы. Лорду Миттернейлу оставалось только скрежетать зубами от злости и проклинать про себя упрямого старика. Больше всего магистр терзался вопросом, почему некроманты не дадут новый залп из своих орудий, ведь они подвели артиллерию к самому мосту и им бы ничего не стоило снести одним
ударом всю баррикаду, включая многих ее защитников. Но тем не менее мертвые расчеты неподвижно стояли, наблюдая, как легион штурмует заграждение.Тем временем еще два полка королевской пехоты вышли из ворот и отправились на мост.
…Пели трубы, позади сражающихся в первом ряду реяли знамена с золотыми лилиями. Измотанные воины отступили назад, в строй, на их место спешили встать свежие бойцы. Копейщики пронзали дряхлые латы скелетов, спеша тут же вырвать оружие на волю и вновь нанести удар. От летящих навстречу пилумов их прикрывали щитами мечники, но перед каменной насыпью уже стремительно росли завалы из истыканных дротиками, словно иглами, человеческих тел. Вонзившись даже в ногу или руку, пилумы выводили из строя одного бойца за другим, щедро нанося ужасающие ранения и обрекая на гибель. Мертвецы превосходно знали, как пользоваться своим смертоносным оружием.
Прклятые прорывались все дальше, заставляя людей отступать, а тех, кто не мог или же не желал показывать спину, легионеры безжалостно добивали. Раненых и сваленных наземь бесчисленная нежить попросту растаптывала сапогами, перемалывая на мелкие осколки ребра и черепа.
Сумерки постепенно перерастали в ночь, кто-то зажег факелы, ведь мечникам приходилось драться с наступающим врагом едва ли не в полной темноте. С уходом последнего солнечного луча по всей длине моста зажглись магические фонари. Звонко пропела труба, призывая защитников моста единодушно ринуться в атаку, оттолкнуть яростным натиском прорвавшуюся за баррикаду нежить. Люди закричали и ринулись вперед. Один мечник пробил ржавую кирасу мертвеца, упершись в него ногой, вырвал меч и побежал дальше, крушить врага. Его соратник рядом даже не остановился вытащить застрявший в черепе мертвеца меч, он просто бросился вперед, схватил за доспех другой скелет и швырнул его через парапет в реку. Храбрые элагонцы рубили противника мечами, били его щитами и даже голыми руками. В едином порыве люди пытались отшвырнуть неприятеля назад, и вскоре у них это получилось. За баррикадой остались лишь завалы из окровавленных тел защитников моста и гнилых костей нежити.
Тут из множества труб королевских боевых музыкантов раздалась хорошо известная воинам команда, звонкий протяжный сигнал: «Сомкнуть щиты! Все в линию!»
Стена из ало-синих щитов стремительно росла и вскоре вновь перекрыла мост за каменным ограждением, готовясь встретить новые полчища Прклятых. Сдавать этот рубеж так просто никто не собирался, ведь за ним уже Элагон, там их дома, матери, жены, отцы и дети. Нет, мертвецы засыплют своим прахом землю на подступах к городу, но шагнуть вперед им никто не позволит.
Люди кричали, вторя голосу труб, они были измотаны и изранены, но готовы продолжать сражение. Однако в тот момент, когда королевские пехотинцы уж было подумали, что им удастся удержать эту баррикаду, все изменилось. Это произошло так же стремительно, как южный теплый ветер Айкол в панике сбегает от северного ледяного бурана Айота или цветущая весенняя погода резко превращается в дождливую хмарь. Теперь стало ясно, почему все это время бездействовала артиллерия Прклятых.
Элагонцы увидели, как за рядами скелетов появилась фигура в черном одеянии. Воины содрогнулись: один вид некроманта внушал им панический страх. Казалось бы, ничего особенного нет в предводителе мертвецов, невозможно выделить в нем что-то откровенно пугающее или потустороннее. И тем не менее каждого охватывал ужас при виде этого… нет, не человека, а именно порождения мрака. На вид это был обычный мужчина, облаченный в темную мантию, его длинные белоснежные волосы дрожали под ветром, а глаза оглядывали умирающих, выискивая тех, кем можно поживиться, чью душу еще удастся перехватить, пока она не сбежала слишком далеко в Чертоги Смерти. Его узнали. Почти каждый из пехотинцев Ронстрада помнил это лицо. Эти жестокие глаза смотрели на жителей королевства с многочисленных плакатов о вознаграждении за поимку. О, это был не какой-то там рядовой некромант, делающий первые шаги на пути постижения темного искусства и способный лишь осквернять беззащитные погосты. Нет, навстречу испуганным людям шагал изощренный в своем безумии убийца, чернокнижник и демон во плоти. Один из самых жестоких некромантов Черного Лорда, ненавидимый в народе едва ли не больше, чем сам темный повелитель Деккер.
Коррин Белая Смерть вскинул в воздух правую руку. В тот же миг под ногами одного из королевских солдат зашевелились кости только что убитого им скелета. Разрубленные останки срастались, и спустя считаные секунды перед бойцом стоял враг, целый и невредимый. Воин, что беспечно отвернулся от поверженного противника, уже ничего не успел сделать в тот миг, когда окровавленный гладиус пробил его доспехи и вонзился в спину. Защитник моста упал на то самое место, где только что лежала нежить, а кругом десяток за десятком вновь восставали из небытия сраженные мертвецы. Злобный чернокнижник, прикрытый рядами верных слуг, готовился нанести новый удар.