Смутные времена. Книга 2

– Зачем?– с солдатской прямотой спросил Шпеер.

– Затем, что во всем мире пресса подняла вой о том, что мы уничтожаем и грабим музеи. Разрушаем памятники архитектурные и ведем себя как вандалы. А это не так. Мы, немцы, самая гуманная и культурная нация. Мы не грабим, мы спасаем. И лучшее тому доказательство – эта акция. Доставляем к линии фронта, передаем этим скотам их имущество и снимаем об этом кинохронику. Пусть весь мир видит, как обстоит дело на самом деле.

– А нам что же, в плен при этом сдаться русским?

– А вам при этом в плен ни в коем случае не сдаваться, а вернуться и доложить командованию о выполнении задачи.

– Так там же и наши, и русские. Как мы сможем все организовать?

– Значит нужно просочиться на стыках. На юге линия фронта не стабильна и это вполне осуществимо. Просачиваетесь, находите какого-нибудь большевика-начальника. Председателя сельсовета какого-нибудь и передаете ему ценности под роспись. Пусть проверит, что все на месте. Сдать негодяю под расписку, снять на кинокамеру, чтобы не отвертелись от факта передачи и пешим ходом обратно. Скрытно, чтобы большевики не схватили и пленку не изъяли. Понятно? Это престиж Германии, Шпеер!!!

– Понял,– дошло до гауптштурмфюрера.– А если этот Председатель откажется принимать ценности?

– Заставить. Разрешаю такого повесить на ближайшем телеграфном столбе. Пусть все знают, что Германия – не разбойник с большой дороге и понятие о чести, для ее солдат не пустой звук. Вопросы есть?

– Есть. Кинокамера и кинооператор?

– Предоставим. Приступайте к выполнению задания. Грузовики, в количестве тридцати штук, поступают в ваше распоряжение. Водители тоже. Погрузить ценности завтра утром. Выход колонны в 10.00. Нижнее белье русское из ящиков изъять, погрузить на пару грузовиков и отправить Командующему Манштэйну. Тыловики будут рады. Скоро зима и солдаты Германии, наученные горьким опытом прошлогодним, с удовольствием оденут в зимнее время теплые рейтузы. Не отправлять же их в самом деле в Фатерланд, для того чтобы использовать нижнее русское белье, как униформу для Гитлерюгенда? Этого хотели предатели. По-моему, это унижение для молодых немцев, даже если свастику нанести не только на заднице, как было предложено, но и спереди.

– Они такое предложили?– Шпеер запунцовел от ярости. Его двое сыновей были членами Гитлерюгенд и он как отец был против того, чтобы его дети маршировали в русских трофейных трусах, даже со свастиками.

– А что вы ожидали? Рейтузы женские, очень теплые кстати, предложено было напялить на девочек и представляете как бы они в них выглядели?– Сергей швырнул Шпееру рейтузы женские пятидесятого размера, бледно-болотного цвета и Шпеер заскрежетал зубами. У него была любимая дочь Марта, десяти лет отроду и он как отец, переживал за ее моральный облик.

Глава 5

На следующий день, потрепанный Вермахтом батальон Ваффен СС, дружно погрузил музейные ценности и отбыл в указанном направлении. Михаил порылся в хронике фронтовой и нашел им "окно" на стыке двух фронтов, которое в течение суток не контролировалось ни одной из сторон и, колонна грузовиков беспрепятственно пересекла линию фронта всего дважды обстрелянная из стрелкового оружия неустановленными лицами. Лица стреляли плохо и никто не пострадал. По совету Михаила, оказавшись на территории, в тылу советских войск, личный состав спешно переоделся в красноармейскую форму и остановившись в первом же крупном населенном пункте с длинным и непонятным для немецкого уха названием.– "Колхоз им. Двадцати шести Бакинских комиссаров",– принялся искать Председателя. Председателем оказался мужичонка лет шестидесяти, хромой и кривой на один глаз. Шпеер битый час пытался объяснить ему на ломанном русском языке, что от него требуется, но Председатель мотал головой непонимающе и довел гауптштурмфюрера до белого каления. Переодетый в капитана, он выхватил из кобуры Вальтер и, сунув его в нос туго соображающему русскому, в сотый раз повторил:

– Ты есть кретин, я есть русский официер. Ферштеен? Твой, кретин, принимать груз. Этот грузовик, айн унд драйциг.

– Пошто я? Чой-то там?– не понимал Председатель.

– Это есть коштбаркайт. Ценность.

– Везите в район,– не хотел принимать на себя ответственность русский.

– Нихт район,– кипел Шпеер.– Ты принять, мы снять на камера. Или ауф хёнген, вешать,– Шпеер листал солдатский разговорник, пытаясь сочинить убедительную фразу, но ни одна из имеющихся не годилась. Фраз, в которых немецкий солдат желал что-то вернуть, отдать, подарить или всучить местному населению, там приведено не было. Составители разговорника предполагали, что заниматься немецкие военнослужащие на оккупированных территориях благотворительностью вряд ли будут и напихали туда в основном фразы с глаголами "дай", "подай", "стой" и т.п. Поняв, что нарвался на того самого "Председателя", которого легче повесить чем убедить, Шпеер распорядился соорудить петлю прямо на перекладине ворот дома, где проживал этот несговорчивый русский. И как только петля появилась, языковой и прочие барьеры тут же рухнули. Русский, оказывается, воевал еще в Первую мировую и несколько фраз с грехом пополам на дойче помнил. Вывалил все сразу, в том числе и "Хенде хох". В результате переговоры сдвинулись с мертвой точки и ценности были выгружены в колхозный амбар, заперты на огромный висячий замок и для охраны их выставлен сторож с такой древней берданкой, что все эсэсовцы сбежались на нее посмотреть.– "Руссиш флинте, О-о-о",– цокали они языками, рассматривая кремневые курки.

– Че, ружжо чёли не видали?– нервничал сторож, ровесник председателев.– Осади, цурюх,– этот тоже видать был из ветеранов и Шпеер, сняв все на кинопленку и получив расписку о получении ценностей, увел своих людей пешим порядком, оставив тридцать один грузовик, обалдевшему от навалившихся забот председателю.

Телефонная связь с райцентром работала отвратительно и там никак не могли понять, что хочет от них председатель сельсовета и про какие ценности он докладывает. Послали несколько раз подальше, но звонки продолжались и наконец Предрайисполкома, случайно проходивший мимо дежурного, распорядился послать человека выяснить, что там за ценности появились в нищем колхозе, из которого мобилизовали даже лошадей на нужды армии. Утром, Уполномоченный, как положено, в военной форме и при нагане, появился в колхозе имени "26-ти комиссаров" и долго сначала листал накладные на немецком языке, потом открыв амбар, так же тупо смотрел на ящики с ценностями. И потом на колонну грузовиков, вытянувшуюся через все село и опять же явно состоящую из автомобилей не советского производства.

– Значит, говоришь, немцы это были, только в форме нашенской?– переспросил он председателя сельсовета.

– Вестимо оне. Главный ихний все за пистоль хватался. Вона петлю навесили. Пужал ирод. Примай, орет, ценности, нето жизни лишу. Че делать? Принял.

– И сколько их всего было немцев этих?

– Дак с сотню никак. Рота то есть, товарищ Уполномоченный. Здоровые все бугаи. И ржали вона, как жеребцы.

– Чего ржали-то?

– Берданку у Пахомыча увидали и ну потешаться.

– А потом что?

– Потом кино еще снимали. На энтот апарат, с ручкой эдакой. Как, значит, разгрузили, как я на энтих бумагах свою закорючку поставил. "Пристидж" сказали. А потом построились и вона, в лес подались.

– Немцы значит,– Уполномоченный распорядился вскрыть один ящик и увидев в нем музейные вещи, долго скреб затылок, пытаясь понять логику диверсантов-немцев, которые все это сюда доставили. Понять не смог и уехал обратно в район, на одном из брошенных немцами грузовике. Вечером этого же дня об инциденте с передачей ценностей было доложено в Москве самому Сталину. Иосиф Виссарионович, выслушав доклад о возвращении национального достояния противником, в отличие от райуполномоченного долго не думал, он понял сразу в чем заключается провокация и какую цель преследует.

– Гитлер хочет убедить мировую общественность, что он не агрессор и нанес превентивный удар. Поэтому возвращает ценности и снимает про это кино. Мы не должны поддаваться на провокации немецко-фашистских захватчиков и объяснить всему прогрессивному Человечеству лживую сущность этой разовой акции. Снимите наше кино. Ценности, переданные гитлеровцами проверить, привлечь лучших экспертов. Я не верю, что там предметы очень ценные, шедевры. Шедевры фашисты увозят в Германию. Снимите про это наш советский кинофильм. Лаврентий, тебе поручаю. Проследи,-

Лаврентий Павлович был человеком понятливым и советские документалисты сняли в авральном порядке очередной антифашистский фильм. Пригвоздив гитлеровцев фактами. Кадры кинохроники убедительно демонстрировали зрителю, что фашисты, якобы передавая музейные ценности, на самом деле передали СССР плохо выполненные копии музейных ценностей. Картины оказались откровенной мазней, а бронзовые изделия, падая на пол, рассыпались на тысячи гипсовых осколков.

– Вот она сущность фашизма,– обличал оккупантов голос Левитана за кадром.