Смутные времена. Книга 7

– Вот зараза,– не удержался от реплики Хрюкин и взялся за лопату. Греб и швырял вниз грунт он так яростно, что продвинулся за полчаса еще на пару метров и почувствовал, что сверху потянуло сквозняком. Посветил фонарем и радостно улыбнулся. Между верхним сводом и грунтом явно просматривалась щель. Ткнув туда лопатой, Артур увеличил ее втрое и принялся расчищать с еще большим энтузиазмом, швыряя землю за спину. Еще полчаса и он стоял перед открывшимся тоннелем, по которому можно было перемещаться согнувшись. Тоннель под уклоном уходил вверх, загибаясь вправо и Хрюкин, присев на дорожку, перекусил опять. Взглянув на нижнюю площадку, он не поверил своим глазам. Крыс на ней копошилось опять не меньше сотни. Сухари в них швырять Артур не стал, пожалел. Швырнул лопатой землю, крикнув: – Пошли вон отсюда,– и крысы, перепуганные летящей в них землей и криком, посыпались с площадки. Очистили ее буквально за считанные секунды.– И чтобы я вас больше не видел,– проорал им вслед Хрюкин, будто крысы могли понять его. Появятся они снова или нет, Артур проверять не стал. Расчистил пространство от земли, чтобы она не мешала закрываться дверям и перенеся свое имущество в туннель, дверь захлопнул. Вошла она в проем плотно и он плюнув с омерзением, вспомнив крысиную потасовку, повернулся и побрел, согнувшись прочь от них. Пройти теперь пришлось гораздо больше чем на входе. Хрюкин считал шаги и досчитав до трех тысяч, увидел впереди свет. Он устал идти согнувшись, да и поклажа все же не добавляла комфорта, так что и на радость сил у него уже не осталось, тем более что там – на воле, его ждала неизвестность. Но потекший на встречу свежий воздух холодный, вдыхал с удовольствием. Добрел, выглянул и понял, что вышел удачно – в лесу. Вокруг стояли заснеженные деревья и мороз опалил щеки, но он-то как раз Хрюкина не пугал. Ему главное было теперь дождаться темноты и выйти к любой деревне.

– Главное, не нарваться сейчас на немцев. Злые они, потому что отступают,– высказал он вслух свои мысли и развел костер, натаскав в туннель хвороста. Разогрел в котелке воду, удачно израсходовав на разведение костра всего одну спичку и похвалив себя за умелость и удачливость:

– Да ты, брат, становишься прямо настоящим таежником,– Артур грыз сухари, запивая их кипятком из котелка и вытирая слезы, которые текли от дыма, попадающего в лицо, размышлял над тем, куда ему направить свои стопы:

– Жаль, что лыжи оставил на входе,– вспомнил он о брошенном неосмотрительно инвентаре спортивном, самолично выструганном.– Сейчас бы мне они в самый раз пригодились. Придется брести по пояс в снегу теперь. Хреново. Забрел бы кто сюда из местных с парой запасных, так я бы ему и монету за них не пожалел бы,– вздохнул Хрюкин тоскливо и подумал, глянув на светящийся едва видимо при дневном свете факел: – «Хорошая вещь, только непонятная. Покажешь если кому, то вопросами замучают. Почему светит, а не греет? Оставить придется здесь, не таскать же с собой его»,– подумал и швырнул факел как можно дальше в туннельный мрак. Факел упал и осветил штольню метров на пятьдесят в глубину: – «Нужно погасить»,– подумал Артур и нехотя, с кряхтеньем поднявшись, отправился к факелу: – «Это кто здесь все это рыл и зачем?»– Задал он сам себе вопрос и, вздохнув, сам себе же мысленно и ответил: – «Метрострой, наверное ковырялся. Только наспех видать ковыряли, по весне земля оттает и все тут обвалится. Вон уже комки сыплются»,– Хрюкин поднял факел, погасил его и в наступившем полумраке поковырял ручкой низкий свод. Свод, при свете факела выглядящий не совсем надежно, в сумраке этом и вовсе повел себя отвратительно, посыпавшись камнями и глыбами мерзлыми к ногам Артура: -Засыплет еще на хрен тут,– подумал он, поспешно отскакивая от валящегося на голову грунта и вовремя это сделал, потому что вслед за мелкими кусками, посыпались более крупные, чуть не сбив его с ног. Хрюкин выронил факел и помчался к выходу, подгоняемый в спину ударами падающих на нее мерзлых валунов:

– «Зараза, успеть бы ноги унести»,– промелькнула в его голове мысль, и он выскочил из пещерки, успев подхватить свое барахло. Однако обвал так внезапно начавшийся, так же внезапно и прекратился. Очевидно, промерзший грунт ближе к выходу сковало морозом качественно и Артур, облегченно вздохнув, вернулся в штольню, которая превратилась теперь в пещерку.

Костерок продолжал кадить, и Артур присел рядом с ним на рюкзак, предварительно оглядев внимательно пещерные своды: – «Здесь вроде устойчивые»,– подумал, похлопав по заиндевевшему своду ладонью. Свод проверку на прочность выдержал и Артур, совершенно успокоившись, полез в рюкзак за сухарем. Полез и замер, услышал шелест ветвей кем-то раздвигаемых. Осторожно высунувшись из прорехи туннельной, удачно расположенной, между огромным валуном и вековой сосной, Хрюкин увидел мужчину в ватнике и на лыжах, шустро пересекающего полянку в его направлении. Очевидно, дым приметил. Вооружен мужчина не был – это Хрюкин отметил в первую очередь автоматически, а за спиной у него висел мешок с чем-то. Убегать или прятаться Хрюкин не стал, посчитав, во-первых, это бессмысленным, а во-вторых, – человек приближающийся не показался ему опасным.

Вылез на встречу сам. А через пять минут уже угощал нежданного гостя кипятком и сухарями. Оказался из соседней деревни мужик. Даже уже дед, пожалуй. Но жилистый и вполне бойкий еще, однако, возраст свое брал, пробившись в седине и покрыв морщинами продубленную морозом кожу. Звали деда Прохором, и на язык он оказался тоже боек, назвав Хрюкина сразу "солдатиком".

– Ты чей-то тут, солдатик?– спросил он, поздоровавшись.– Аль из армии сбег?

– Нет, дед Прохор, не сбег, а потерялся. Часть моя отступала, ну я и заплутал в лесах здешних. Вот выбираюсь к своим.

– Эт куда? На восток, аль на запад?– Прохор грыз сухарь, поблескивая глазками в паутине морщин.

– На восток, само собой. Что мне у немца-то делать? По шее получил, теперь до Берлина драпать будет.

– Дай-то Бог, дай-то Бог,– поддакнул ему дед.– Ну, так и че сидишь здесь тада? У нас в деревне батальон стоит саперный. Хошь, провожу, солдатик?

– Я не сапер, отец. Я артиллерист. Мне бы в Можайск, в военкомат.

– Ну, солдатик… Можайск. До Можайска десять верст,

ежели напрямки лесом, а ежели дорогами, то все пятнадцать, потому как с крюками оне. Дойдешь ли, солдатик? Я вон сбегал с утра к сватье, отнес ей свеклы да картошки прошлогодней. Хочь морожена, а все ж… А у ней, стало быть, мукой аржаной разжилси, так это я местный и кажный пень тута знаю. И то заблукал малость. Вот этот каменюка откель, не помню. Может, дождем осенним вымыло. Берлогу опять жа вот эту никогда тута не видал. Будто леший водил последние полчаса по лесу. Теперь-то вижу, что вон моя деревня и, стало быть, дом родной. Дома, токма теперича, нету. Сгорела хатенка, так что в подполе с внучатами зимуем. Бабка опять же моя преставилась ноне, царствие ей небесно,– дед Прохор, снял шапку и перекрестился.– Эх. Беда.

– Ничего, я молодой, пройду по дороге. Вы мне только укажите в какую сторону идти,– попросил Хрюкин.

– Эт мне не жалко,– дед взял сучек и принялся чертить план местности на земле: – Вот это дорога железна. Мы здесь. Это шоссейна дорога. Выйдешь к ней здесь. Напрямки если, то на студену сторону верст пять, а опосля уж прямо до Можайска, десять верст. Только без лыж ты, солдатик, на первой версте вымрешь.

– Так может вы мне свои уступите?– спросил Хрюкин, мысленно уговаривая деда:– "Уступи, помоги".

– Так ить мне, солдатик, не жалко. Лыжи-то бросовые, самоделы, но мне тут самому еще пару верст телепать, так что и не знаю.

– Я заплачу. Вот,– Хрюкин вытащил из кармана золотую монету.– Золото.

– Эк, солдатик, да на кой мне оно? Куда с ним? Вот как бы ты к примеру что из вещей предложил, аль из продуктов.

– С продуктами плохо,– честно признался Хрюкин.– А вещь… Вот полушубок хотите? Он ношенный, но целый.

– Полушубок – это хорошо, но…– Дед Прохор, макнул ржаной сухарь в кипяток и откусив от него размякший кусок, принялся жевать неспешно.

– Что? Хотите, еще соли чуток отсыплю. У меня есть пару кило. Половину отдам,– Хрюкин похвалил себя за хозяйственность и поругал за то, что взял соли мало.

– Со-о-о-оль,– повеселел дед.– Че молчал, солдатик? Кило соли говоришь? Давай в придачу и забирай доски.

Договорившись и ударив с дедом по рукам, Хрюкин отсыпал ему соли и через десять минут уже шлепал в сторону железной дороги. Мешок с сухарями уменьшился заметно и Артур сунул его в рюкзак. Канистра мешала очень и руку оттягивала, так что подумав и очень жалея, он ее все же бросил, решив, что теперь если что, то и снегом обойдется. Лес стоял не сплошной стеной, прореженный войной, с горелыми падями и луговинами заброшенными, так что двигался Хрюкин на север довольно бойко. Пересек через пару километров железную дорогу, а через три еще засветло, вышел к шоссейной. Движение по ней было на удивление интенсивным и Хрюкину, удалось уговорить водителя полуторки, везущего с фронта пустые ящики из-под снарядов, подбросить его до Можайска, посулив ему сухарей.

– Садись, коль так,– согласился ефрейтор, у которого в кабине никого за старшего не оказалось. Об этом его и спросил в первую очередь Артур невзначай.

– Под аэроплан фрицев попали, зёма,– ответил просто ефрейтор.– Только от фронта отгреб и тута нате. Как врезал из пулемету. Вона, глянь,– в кабине, прямо над головой Хрюкина виднелось несколько свежих пулевых пробоин.

– Младшему лейтенанту прямо в голову. В кузове лежит,– ефрейтор зевнул и поинтересовался в свою очередь, кивнув на разноцветный рюкзак.

– Сидор, смотрю, занятный у тебя, земеля. Откуда взял?

– Обменял у союзников на мыло,– брякнул Хрюкин первое что пришло в голову.

– Эт каких союзником? Мериканов? И где это ты их встретил, зема?

– Известно где. На фронте. Приехала к нам делегация от них.– На голубом глазу ответил Хрюкин, пристраиваясь поудобнее.– Вот и форму выдали чтобы, значит, их встречать, черную. Там у них одни негры были, ну и чтобы, значит, их уважить под цвет их рож выдали.

– Здоров ты загибать, земеля,– рассмеялся ефрейтор.– Как звать-то тебя, трепач?